Утопия. Глава пятая: раздор

Было тепло. Да, там действительно было чертовски тепло. Ветер, пропитанный испарившейся солью, сухо проносился по песку, вздымая вверх маленькие, невесомые песчинки. Он проходил по волосам, поднимая их в воздух, после чего ударялся о скалы, медленно, но верно разрушая их микроскопическими пулями.

Она сломалась. Вся реальность, будто намеренно, давила на нее, зажимала легкие, заставляя задыхаться. Ино снова набрала в ладони немного соленой воды, проводя ею по волосам, лицу и выбившимся из хвоста волосам. Она стояла на коленях в воде, чуть прикасаясь животом к ее поверхности, подол плаща растелился плотной пленкой, а его длинные рукава насквозь промокли, пропитались солью, высыхающей белыми пятнами. Ино снова и снова омывала лицо, стараясь очиститься неизвестно от чего, но у нее не получалось. Из груди выходили хриплые звуки, похожие на хруст сухой горящей древесины, они перемешивались со слюной и кровью, вытекающей из потрепанного горла.

Ее сознание было мутным, спутанным. В глазах периодически темнело, а голова наполнялась противным пробирающим звоном. В какое-то мгновение ей показалось, что она снова внутри сознания Саске. Она могла видеть те черные нити, сплетающиеся на ее запястьях и голенях, могла чувствовать, как толстый канат затягивается у нее на шее, не пропуская в бронхи кислород.

Ино попыталась подняться, но не смогла пошевелить ни одной частью своего тела — оно упорно сопротивлялось, не давая ей власти над мышцами и сухожилиями. Она внушала себе, что это происходило из-за фантома, что ее сознание скованно черными нитями, но в реальности, она сама это понимала, проблема была в ней.

Она боялась. Она беспомощна. Она одна.

Ино знала — она не сможет. Ей просто не хватит навыков и смелости, чтобы проникнуть за грань. То, для чего ее вытащили из утопии. Ничего не выйдет.

Девушка встала, пошатываясь, попыталась устоять на ногах. С ее плаща лилась вода, выводя ее из равновесия. Ее ноги ушли глубоко в песок на морском дне, с каждой секундой опускаясь все ниже и ниже. Покачиваясь, Ино развернулась, направляясь к убежищу. Перед ней, буквально в паре десятков метров, стоял Суйгецу, а она даже не почувствовала его присутствия. Он сложил руки на груди и склонил голову в бок, смотря на Ино. В его взгляде не было ни осуждения, ни жалости, ни иронии — он просто был какой-то странный, и Яманака не смогла точно ответить, что он означал. Солнце палило, обжигая кожу, оставляя на ней красные пятна даже сейчас, почти достигнув скал, возвышающихся над морским берегом.

Установившуюся тишину нарушил плеск воды, когда из рукава плаща Ино выпала горсть слипшегося песка, а позже несколько птиц, сидевших на краю обрыва, взмахнуло вверх с громким гоготом. Мокрые волосы девушки прилипали к лицу, а соль, оставшаяся на ресницах от испарившейся морской воды, жгла глаза. Ино поджала губы, ступая из прохладного океана на раскаленный песок, все также не отводя от Суйгецу взгляда. Прошла всего несколько метров, чувствуя, что дрожь в ногах и руках, не проходящая уже несколько часов, лишь усиливалась, и упала на песок, прижавшись щекой к земле. На влажную кожу налипали мелкие песчинки, мозаикой покрывая ее.

Яманака тяжело дышала, сжимая в руке песок. Пробовала напрячь руки и подняться, но ей не удавалось. И то ли соль с ресниц все же попала в глаза, то ли нервы не выдержали колкого напряжения — и несколько прозрачных капелек опустились вниз по щеке, утопая в горячем песке. Ино прижалась лбом к земле, ее плечи немного затряслись, и она всхлипнула. Тихо настолько, что если бы не полный мгновенный штиль, ее ни за что было бы не услышать.

А Суйгецу так и не сдвинулся с места, теперь уже с жалостью смотря на лежащую на земле девушку. Понаблюдал несколько минут и потом, напоследок взглянув на горизонт, простилающийся вдоль морской глади, направился внутрь когда-то бывшей тюрьмы Орочимару.

*

У них у каждого были свои страхи. Свои фобии.

Они преследовали их с утра, сразу после пробуждения от ночного кошмара, днем, когда где-то позади хрустнет палка или послышится эфемерный звук шагов, и вечером, когда тени, опускающиеся от вздымающихся вверх деревьев, чуть подрагивают, складываются в дикие, ужасающие образы.

И если Ино начинала сходить с ума прямо на публике, сжималась от страха и боли, то Карин, наоборот, уходила в тень, пытаясь не показывать никому своей личной одержимости. Не то чтобы она боялась чужого мнения, нет. Просто, в отличие от Ино, она не могла с точностью сказать, чего боится. Теперь не могла.

Она точно помнила, что знала раньше, что понимала, почему по спине идет холодок, когда сзади кто-то почти бесшумно проходит, лишь слегка шурша ногами по земле или поверхности пола. Ее память намеренно, специально отсекала что-то несомненно важное, что-то значимое. Но Карин не могла вспомнить, что именно. Она была просто не в состоянии.

*

— Я не смогу.

Карин, на пару с Суйгецу, секундой ранее разбиравшие свитки и записи, слишком старые, чтобы иметь какую-либо ценность, повернулись, одновременно и абсолютно симметрично: немного резко, так, что волосы на мгновение взлетели в воздух, слегка ударив по лицу, после чего устремили взгляд на Ино, которая, лежа на скамейке и свесив голову, закрыла лицо руками.

— Нужно время. Потом сможешь, — тихо ответила Карин, вернувшись к разбору небольшого ящика, наполненного различным хламом.

— Нет, Карин, ты меня не поняла, — произнесла Ино немного зло, принимая сидячее положение и даже не пытаясь поправить распушившийся хвост. — Это значит, что я в принципе не могу.

Карин замерла. Просто перестала шумно копаться в кипе бумаг и различных мелочей и, не поднимая головы, сидела несколько секунд, за которые в комнате успела установиться излишне напряженная, звенящая тишина. Она чуть давила на уши, как бы невзначай, на фоне. Девушка медленно подняла голову, посмотрев раздраженно и даже озлобленно.

— И что нам теперь сделать? Разрыдаться или, может быть, поубивать друг друга к чертовой матери? — Карин поднялась, вытаскивая испачканные в чем-то черном руки из ящика и нервно поправляя очки. — Успокойся и прекрати паниковать раньше времени.

Она даже не посмотрела на Ино, которая просто отчужденно вглядывалась в кладку плитки на полу. Яманака молчала, удерживая на языке отвратительную, но до боли правдивую реплику.

Они никчёмны. Ни свитков переноса, ни техник, ни достойных навыков. Их было всего трое, и все они, как назло, не особо продвинулись вперед за последние несколько лет, проведенных утопии. И если тело, в лучшем случае, было в состоянии выдержать нагрузки, то ни одно новое дзютсу в их арсенале не появилось. На практике боевыми способностями обладал лишь Суйгецу, но разве хватит его сил хотя бы на то, чтобы просто нанести незначительный ущерб врагу?

— Давай посмотрим правде в глаза, — излишне холодно произнесла Ино, поправляя хвост. — Это же Мадара Учиха, черт возьми, а мы не знает ни единой его слабости, нас всего трое, и ни я, ни ты в бою, если он все-таки будет, не пригодимся. Один против двух — это уже обреченно, не находишь?

Ино поднялась, резко и очень быстро, намереваясь уйти, спрятаться, скрыться. Исчезнуть или испариться. Пропасть.

— Значит все, сдалась? — с слабой, едва ли выражаемой насмешкой произнесла Карин, складывая руки на груди.

— Я сдалась еще на войне, когда всех вокруг убивали пачками, — горько произнесла девушка, остановившись в дверном проеме. — Все остальное — чувство долга, не более.

Она передернула плечами, уходя в темноту сырого коридора.

*

Перед ней лежал чистый лист. В полумраке едва ли можно было увидеть его границы, пропадающие в слепой темноте. Ино вздохнула, напряженно посмотрев на пустоту бумаги перед ней. Она медленно начала проводить карандашом, выводя буквы. Чрезмерно аккуратно, прорисовывая каждую грань, каждый изгиб.

«Выхода нет»

Написала, посмотрела на эту строчку, очень мелкую, буквально затерявшуюся в полотне листа. Она выглядела так жалко на фоне пустоши, словно была хуже нее. Глаза еле могли различить эту фразу, темнота так упорно ее скрывала, будто боясь показать ее, что казалось, что никто, кроме Ино, ее не прочитает.

Она слышала дыхание позади себя, чувствовала спиной присутствие человека.

На бумаге появилась еще одна строчка.

«Выхода нет»

Девушка остановилась, поднимая голову и смотря в потолок. Длинные волосы опустились вниз, лентами распластавшись по каменному полу. Повернув карандаш обратной стороной в вертикальной плоскости, она тихо постучала по поверхности пола.

Тук-тук-тук.

Дыхание позади участилось. Замерев на пару мгновений, Ино снова трижды ударила по плитке, притом дыша очень-очень тихо, будто боясь своим сопением заглушить звук другого, учащенного дыхания. В ушах немного звенело, звук ударов отдавался в голове сильнее.

Яманака могла чувствовать лёгкую дрожь человека сзади, могла ощущать спиной частые вдохи и напряженные мышцы. Тихо, с той же периодичностью ударяя кончик пишущей принадлежности о пол, она развернулась, посмотрев на Суйгецу. Он сидел ровно, смотря в одну точку — на карандаш — и не моргал. Ино медленно и тихо поднялась, пройдя к нему, и дотронулась до его напряженного плеча. Он дернулся резко, и сердце девушки больно ударилось о ребра от неожиданности, распространяя по телу волну легкой слабости. Суйгецу плотно сжал зубы, когда хватка девушки усилилась, и зарычал, словно животное, резко дернувшись.

Ино шикнула на него, как на кошку, начавшую пробираться на обеденный стол, положив руку ему на голову. Он взглянул на нее, и всего на секунду — она это заметила — его глаза были немного белые, словно покрытые пленкой. А потом снова приобрели обычный сиреневый оттенок.

Он, тряхнув головой, сильно сжал виски.

— Ты не помнишь? — очень тихо спросила девушка, понимая, что память, бывает, намеренно не подчиняется, уходит, извиваясь в руках владельца.

Суйгецу помотал головой в знак отрицания, и Ино, кивнув, убрала руку с его затылка. И картинка образа прорисовалась почти целиком: ей стало понятно, почему тогда, когда она, мокрая, сидела и стучала зубами, он согрел ее. Ритмичные звуки вызвали в нем что-то... дикое. Неконтролируемое, объяснения чему было не дать. Его сознание, как, в общем-то, и у Карин, и у самой Ино, было похоже на балансирующую балку. Совсем маленький груз способен вывести ее из состояния равновесия, и вся конструкция рушиться от такой примитивной вещи, как сила тяжести.

*

Тогда она не могла уснуть. Она боялась, что, закрой она глаза, обязательно появится что-то страшное и пугающее, затянет ее в пучину темноты и пустоши, утопит ее в ней. Ино просто не спала всю ночь: сначала ходила по длинным холодным коридорам, а после вышла к берегу моря, вдохнув свежий, колкий прохладный воздух. Прошла по глади воды, уходя, возможно, на километр или даже больше от берега, убегая все ближе к горизонту, и ждала, пока на тонкой грани между небом и водой покажется яркое красное солнце. Оно медленно поднималось, сначала будучи лишь сегментом окружности, а после приобретая ровную форму круга. Ногам было холодно от морской воды, на которую она опиралась, словно на стекло, а ветер сильно бил по обнаженным ногам и предплечьям.

Карин заглянула в маленькую комнатушку, замечая, что только Суйгецу, свернувшись, словно эмбрион, мирно спокойно спал, в отличие от нее, за всю ночь не сумевшую даже сомкнуть глаз. Девушка заметила в полумраке на полу лист бумаги и, подойдя ближе, взяла ее в руки. Прочитав две одинаковые в точности фразы, она смяла лист, ухмыляясь.

— Слабачка. Выход есть всегда.

*

Коноха не выглядела непривычной. Она, отстроенная, обновленная, смотрелась весьма уютно и приятно. Казалось, что все заложенное еще Первым Хокаге до сих пор живет здесь — в тонких стенах домов, ровными рядами стоящих в небольшой котловине, оставшейся после масштабного взрыва, на Горе Хокаге, где пять лиц навсегда останутся украшением, и в лесах, неравномерно разбросанных в окраинах деревни.

Когда в утопии бывали просветы, и люди могли некоторые мгновения жить сами, а не по слепому приказу — Ино говорила с Шикамару о Конохе. Мадара ничего не стал в ней менять — это было странно, и тогда она пыталась предположить, какие мотивы он преследует. Но всегда заходила в тупик.

Лист осенью всегда был наиболее красив — покров деревьев был разноцветный, теплый. Желто-красный.

Такой Коноха их и встретила — напыщенно приветливой, такой, будто опасности в ней и не было. Но под покровом теплых цветом пряталась темень и смрад, который можно было ощутить капнув чуть глубже, срезав «оболочку».

Карин сняла капюшон плаща, проведя рукой по шершавой стене здания. Прикоснулась к нему щекой и ухом, будто сквозь бетон можно было что-то услышать.

— Он здесь.

Они тихо, создавая как можно меньше шума, прошли внутрь здания, незаметно погрузив нескольких шиноби, встреченных на входе, в кратковременное гендзютсу. В этот раз они решили, что нужно найти Обито, выводя сначала слабое звено, и лишь потом попробовать нащупать слабость Мадары — такой вариант был единственным возможным.

Они прошли глубже в здание, туда, где Карин ощущала его чакру. Ино шла излишне медленно, осматриваясь по сторонам. Все вокруг казалось каким-то до боли знакомым, но понять, где она видела это раньше, девушка просто не могла — впервые реальный побочный эффект от фантомов начинал проявляться, разрушая память. Коридоры сужались, постепенно став совсем маленькими и узкими, в конце которым поначалу был виден только яркий свет. Поворачивая на право, в дверь, за которой, почти точно, был Обито, Ино повернула голову, взглянув в конец тесного помещения.

И замерла. Она слышала, как захлопнулась за Суйгецу дверь, но не обратила на это внимания, проходя чуть дальше, выходя в большой зал с высокими потолками. Она сделала несколько шагов к противоположной от входа стене, прикасаясь к стеклу, и раскрыла рот в немом удивлении. Деформированная память дала слабый отклик, показывая лишь пару картин прошлого — старую фотографию и подпись под ней.

Прямо за стеклом в мутной жидкости плавала молодая девушка, показавшаяся Ино до боли знакомой.

Напротив нее в стекле был труп Рин.