Утопия в формате комнаты.
Категория: Ориджиналы
Название: Утопия в формате комнаты.
Автор: Dina)
Бета: Харуко.
Фэндом: ориджинал.
Тип: слеш.
Жанр: ангст, фантастика, драма(?).
Персонажи: ГГ/Крис.
Предупреждения: POV.
Рейтинг: R.
Статус: закончен.
Размещение: с моего разрешения.
Размер: мини.
Статус: закончен.
Саммари: Достойная имитация старого мира.
Автор: Dina)
Бета: Харуко.
Фэндом: ориджинал.
Тип: слеш.
Жанр: ангст, фантастика, драма(?).
Персонажи: ГГ/Крис.
Предупреждения: POV.
Рейтинг: R.
Статус: закончен.
Размещение: с моего разрешения.
Размер: мини.
Статус: закончен.
Саммари: Достойная имитация старого мира.
Здесь в формате комнаты у каждого была своя утопия.
Я с неподдельным очарованием в который раз наблюдал за миллионами пикселей, волной окатывающими белое пространство, преображающими его. Зачаровывающие и под приказом моих теперь сияющих глаз становящиеся моей мечтой. Изменчивой, изо дня в день новой, но моей собственной.
Секунду за секундой под ногами распускалась молодая трава, нежно касаясь голых ступней, одна за другой травинки выстраивались из крошечных частиц. Небо расцветало оттенками неподдельного чистого голубого со слепящим и вечно существующим солнцем. Я наблюдал за тем, как небольшая белая комната становится моей утопией, распускаясь в живых оттенках, до краев наполняясь свежим воздухом с еле ощутимым запахом цветов. В моём представлении рождались образы и ежесекундно они попадали в это замкнутое пространство, которое только теперь казалось вовсе и не замкнутым…
Я глубоко вздохнул. Первое, что приходит на ум, когда постоянно дышишь омертвлённым кислородом, который так полезен и в котором не выживет ни один микроб…
Так приятно почувствовать достойную имитацию старого мира.
Я растянулся на мягкой траве, перебирая пальцами податливые стебли нераспустившихся цветов. Сегодня я выбрал зелень, а завтра это поле по одному моему быстрому взгляду взорвётся океаном красных маков или обычных одуванчиков, колючих и недоступных роз или васильков.
Всё, что я пожелаю.
В формате этой комнаты можно было творить, что угодно.
Это была неслабая попытка развязывать людям руки, но не создавать хаос, хотя хаос никогда и не пропадал. В аккуратненьких белых комнатах каждой квартиры этой планеты имелась иллюзия мечты каждого жителя, который всё ещё отравлял себя кислородом.
Правила всё те же – не убивай, не воруй, не разбивай стёкла… В мире обычном. Заходи к себе домой, не обращай внимания на небрежно заправленные диваны, нетронутые обеды и несись в маленькие комнаты, находящиеся чаще всего в самом конце помещения. Запирай дверь, чтобы никто не тревожил, лови взглядом беглый лазер, обрамляй глаза голубым, пусть даже они у тебя зелёные…
И создавай копии, учись фантазировать, изобретай в формате комнаты вселенные, будь там правителем, разбивай стёкла…
А на следующее утро, будь добр, постарайся не опоздать на работу.
Постарайся не испортить деловой ужин, внимательно прислушивайся ко всем, проходи и улыбайся, не говори до какой степени ты всё это ненавидишь и главное – терпи до вечера.
Удобное решение. Всё хорошо. Всё по системе. Чётко составленной, не терпящей изменений, не дающей брешь уже многие годы… Дарующей жизнь вечную, дарующей время, которое замерло и ни туда, ни сюда… Нигде нет выхода.
Я вырвал траву с корнем, рассматривая пылинки земли, ветвистые корешки, отростки… Я пожелал, чтобы они рассыпались серебряной пылью, и через пару секунд я ловил крошечные осколки бывшего растения. Я хотел прозрачное небо, и оно становилось таким. Потрясающим. Бесконечным. Уходило в темноту, но перед этим меняло миллионы оттенков и разбивалось на тысячи кусков-спектров.
Я вкушал пришедший из неоткуда океанский бриз и собирался с мыслями, действиями, собственными жестами.
Наконец, поднялся, миновал замкнутое пространство, почти поймавшее в свою ловушку, за моей спиной рассыпался созданный за пару минут мир. Прошёл мимо двери, прозрачных лифтов и стен, мозоливших глаза металлическим блеском.
Сегодня была среда, а это самый лучший день для похода в гости. После выходных все уже сошли с ума от внезапной смены обстановки из Выдуманной вселенной, но это и не конец недели, когда нервы сдают от желания насладиться не часами, а сутками.
Я вновь сделал неумелый вдох этого мёртвого кислорода. У меня тоже были свои зависимости.
Мне хотелось повидать друга или знакомого, или почти единственного человека, который в этом мире ещё вспоминался мне. Он был из Прошлого, если оно вообще для нас существует, если оно ещё не покрылось пылью будней и не взорвалось феерией новых вселенных.
Я не помнил свой точный возраст. Его вообще мало кто запоминал, он был неважен. Каждый из нас уже стал бессмертным, неспособным даже собственноручно покинуть этот мир. Чтобы сумасшедших стало поменьше или хотя бы не было видно, нам и придумали эти комнаты…
Вообще система меня поражала. Она была отточена и посеребрена этим ненавистным металлическим цветом, и не давала прорех.
Какие-то маленькие люди, которые боялись жизни, которые боялись, что у них заберут власть, пусть даже это будет сама смерть, собрались когда-то давно своим огромным кругом подобных себе, разбросанных по всему свету и решили, что хотят поделить вечность, а не размениваться на года.
Все открытия, все учёные… Всё, что было, пригодилось. У всех теперь были бесконечности в запасе, ведь воспитанными с пелёнок в серебристом мерцании стен легче руководить, чем теми, кто помнил прошлое. Младшее поколение выигрывало, старшее само умирало или истреблялось, если само умирать не хотело… Вскоре остались лишь бессмертные – либо не помнящие, либо смирившиеся и ведущие себя тише истреблённых мышей.
Ограничить людей, ограничить мысли, покрасить всё серебряной краской и выдать по иллюзии, чтобы не сошли с ума.
Они действительно сделали всё в лучшем виде.
Я не уставал поражаться, сколько бы лет не проходило. Не уставал поражаться траве, что была теперь матового, серебристого цвета почти «от природы». Ибо природа ко всему привыкает, пара генных модификаций и никаких тебе зелёных пластид, переработки кислорода с размножением… Декоративно. С серебром, одной единственной длиной и толщиной, железным ковром стелясь по парковым зонам.
Но природа привыкает ко всему, если это вообще можно было назвать природой, ведь я чуть ли не физически чувствовал, как задыхаются от смрада и боли внутри железных панцирей маленькие росточки.
Сделать природу серой, невзрачной, почти неважной, а на её фоне воздвигнуть высотки окрашенные люминесцентными лампами синего цвета. Показать всем, что вот она – чёртова природа, что ни на секунду не сравнится с великим могуществом людей и той красотой, что они творят, сводя всю архитектуру к вытянутым то к небу, то по земле коробкам.
Те, кто помнили желтизну предрассветного неба или алеющие закаты, или приятные бризы… Те пытались забыть и молчать. Те вели себя тихо и боялись за свои жизни. А те, кто не видел этого… Просто думали, что так оно и должно быть: небо до того чёрное, что вместо синевы отдавало чем-то коричневым, деревья, заточенные до кончиков листьев в металлические панцири, и цветы без запаха всё того же матового серого цвета.
Бесконечные улицы, машины, летящие с полметра над землёй, широкие тротуары, по которым так редко гуляли люди. Вечерний город уже давно потерял свою многолюдность и опасность, скорее, именно вечером было спокойнее всего. Все разбегались по квартирам и иллюзиям.
Я задыхался. Всё чаще моё дыхание бездарно сбивалось, и я ловил губами подобие воздуха, названное кислородом, хотя я не был уверен, что это был он, тот самый, живительный.
Его квартира находилась в таком же небоскрёбе, что и моя, только на пару улиц дальше. Если бы не встроенные во все приборы GPS, я бы давно уже сбился с пути, да и не я один…
Двери лифта, подсвеченные всё тем же фальшивым голубым, что уже порядком надоел, моментально открылись на нужном этаже.
Я смотрел в удивлённый "глаз" видеокамеры и настойчиво нажимал на кнопку вызова. Он наверняка сейчас терялся в иллюзиях...
Включилась радиосвязь. Здесь обычно весело вскрикивают: «Привет!» или нечто подобное. Но мы не были обычными, поэтому пустое молчание нарушил глухой звук открывающейся двери. Я вошёл. Его квартира мало отличалась от моей. Ноги тонули в бархате ковра, полупустые комнаты сквозили минимализмом. Я ловил его удивлённое лицо, ничуть не изменившееся с последней нашей встречи. Сколько лет… сбиваюсь.
По телу прошла дрожь – воспоминания нахлынули. Я всматривался в правильные черты его лица, в растрёпанные пряди тусклых волос, что когда-то отливали тёмным янтарём в лучах солнца.
Мы были похожи. Глазами, во всяком случае. Глубокая их зелень растворялась в голубом сиянии в иллюзиях, а так лишь умножалась, когда мы смотрели друг на друга.
Опять надо было что-то говорить, но слов не было. Да и жестов. Я разглядывал нагло, вызывающе, он удивлённо взирал. За его спиной разрушались остатки придуманной им вселенной, мало чем отличающейся от вселенной настоящей. Лишь во много раз бесчувственней.
Я злился. Ненависть до кончиков пальцев наполняла меня, и через пару мгновений я зашел в зал иллюзий.
- Это всё он тебя так? Учит строить идеальные миры? – в глазах Криса мелькнул страх, он бежал за мной, с ужасом понимая, что я без спроса вторгаюсь в его мир.
В мыслях я орал.
«Вернуть всё, как было!»
Мои глаза зажигались голубым. Компьютер сбивался. Иллюзии искажались, но я должен был увидеть этот его мир. Придуманный. Желанный.
Наконец пиксели начали строиться в изображения, а я не давал Крису пройти, боясь, что он захочет что-то от меня скрыть. Он злился, впиваясь в мои плечи тонкими пальцами, понимая, что совершенно ничего не может сделать.
- Пусти… - капли упрямства и оттенок мольбы. Я ловил его взгляд, излишне обеспокоенный и лишённый былого безразличия. Боязнь…
Картина построена. Ещё более чёрный город, чем можно было желать, люди-призраки, шныряющие по улицам. Это был парк. С чернеющей травой, проступающем на небе слепящим светом и одинокой кованой скамейкой.
Я пустил его. Он лишь бесшумно опустился на колени, зарываясь пальцами в колючую траву, и не прошло и пары секунд, как узоры скамьи преобразовались в идеально прямые линии. В воздухе потянуло остатками океана, наверняка откуда-то далеко с юга.
Я смотрел на него разбитого. Ненависть, на пару секунд застилающая разум, растворялась сквозь пальцы. Её заменяло пугающее спокойствие. Некая ирония. Тишину разрывал звук его сбившегося дыхания.
- Ну вот. Смотри. Вот как это всё было. Вот как мне нравится, - монотонно изрёк он, посмотрев глазами с глубоким зелённым и полным ненависти оттенком. – Этого ведь хочешь? Посмотрел?!
Его голос сорвался. Я вздрогнул, ощущая на коже ненавистную прохладу – его новое дополнение.
Спокойствие. Мне надо было собраться…
Забыться. Мы сейчас не о прошлом. Нет… Сейчас мы говорим о настоящем.
В нём нет чувств, у него на уме только иллюзии.
- Зачем? Зачем ты его слушаешь? – не называя имён, не желая произносить это ненавистное мне слово. Имя человека, что так виртуозно менял моего старого Криса, имя одного из тысячи умом тронувшихся и желающих добить и так серый мир чёрным светом. Я не верил в их чувства. В его глазах я видел лишь одно желание – внушить Крису «идеальные миры», которые позже они должны были построить. И окончательно свести людей с ума придуманными утопиями.
- Он забирает у тебя тебя. Он уже даже утопию тебе сам придумал! – последний мой сорванный крик. Я беспомощно падаю на колени около него. Он с ненавистью смотрит на меня, беззвучно шевеля губами.
- Не его это мир. Мой. Не ори… - Крис замолкает. Я пытаюсь поймать его взгляд, он бессильно отворачивается.
С пару минут помолчав, переведя нещадно сбившееся дыхание, я тянусь к его запястьям. Тишина ездит по нервам, чернота придуманного им неба становится только темнее.
Он торопливо одёрнул руку, не успел я и на сантиметр к ней приблизиться. Крис сжался в комок в попытках от меня скрыться.
- Боже, ты боишься касаний…
Но сейчас прикосновения – самая большая эротика, которую мы можем себе позволить.
Как давно мы… Вот так вот?
Он словно читает мои мысли, и вновь мы ведём немой диалог. Я вижу в его глазах оцепенение, страх и трепет… Еле видимую, почти прозрачную нежность, что рвется пальцами, и вот он сам касается моей руки.
Я в бессилии, словно от удара током, падаю на траву, зарываясь в жестокость природы. Крис падает следом, а я как можно сильнее цепляюсь за его руки, чтобы не отпускать.
- Помнишь, как было раньше?
Он молчит и не желает ничего говорить. Отвлекается. Крепче сжимает мои пальцы.
- Поверишь мне?
Я всматриваюсь в небо, которое светлеет – значит, моё сознание берёт верх. В довершение Крис кивает. В его жестах больше уверенности. Больше любимой им безупречности. Старой. Почти потерянной.
Мои глаза вспыхивают синим, и, боясь что-то менять в этой его нелепой фантазии, я лишь представляю яркое солнце.
Его тёплые лучи пробираются сквозь темноту небес и касаются его волос. Те вспыхивают прежним темным янтарём, я улыбаюсь. Предаюсь воспоминаниям и прежним чувствам, пока не понимаю: он загнан в угол.
Под слепящем солнцем его уверенность вновь сходит на нет, Крис сжимается, пытается ловить губами воздух.
Я поспешно жмурюсь. Солнце пропадает. Конец мимолётности прошлого.
Меня бьёт озноб, врываясь в исхудалое сознание и всё отравляя.
- А какие миры ты строишь? – в его глазах вновь вспыхивают огоньки ненависти.
- Старые. С зелёным, голубым, красным, помнишь эти цвета? – я усмехаюсь. К миру прибавляется звук далёкой автострады и чуть заглушает мой голос.
Он резко садится, выдергивая свои руки из плена моих пальцев. Недоравновесие на пару с недопониманием разрушены. Он начинает быть собой.
- Зачем ты пришёл?
- Мы давно не виделись, - я теряюсь. Возвращается оцепенение вместе с ужасом и растерянностью. Мы слишком давно не виделись. Я слишком его забыл.
Его ядовитая усмешка вызывает дрожь.
- А почему бы не создать моего клона? Развлекался бы с ним в своё удовольствие и не разрушал бы мой мир. Как в старые времена. Предаешься бесконечным воспоминаниям. Пытаешься и меня в это втянуть.
Напряжение нарастает, и с каждой секундой я чувствую давящее на виски ощущение потерянности.
- В кого ты себя превратил?..
- В того, кем я всегда был. Что, опять про прошлое? Да что же вышибет былое у тебя из башки?! – Крис хватает меня за руку и резко поднимает на ноги. Толчок в грудь. Сбившееся дыхание, сознание, мысли…
- Меня нет, понимаешь? Того Криса, которого ты придумал, нет. Ты так… Самоуверенно врываешься в чужие утопии. А на самом деле сам живёшь каким-то бредом из прошлого… - он усмехается. Разражается коротким и сдавленным смехом. Его ядовитая улыбка вторгается в моё сознание, я жмурюсь, пытаясь отогнать от себя ощущение ничтожности, что возникает в этих стенах. Его стенах.
Крис уверенно подходит к скрытой в декорациях двери, разрушается по миллиметрам его мир, я тут же бросаюсь за ним в одну из комнат. Тишина убивает. Непонимание обезоруживает.
- Уходи, - его спокойствие выводит.
Я отрицательно качаю головой.
- Уходи. Ты не видел? Я боюсь твоих прикосновений. Слушай… Прошло слишком много времени. Не будем трепать нервы друг другу, - он набирал комбинации то на плите, то на холодильнике. Готовит ужин и делает вид, что всё так и должно быть.
- Ты называешь прошлое ненужностью, но считаешь время. Не противоречиво ли? – я опираюсь на чистоту белой стены. Хватаюсь за все нити, даже самые тонкие. Цепляюсь.
- Уходи, – в третий раз повторил он.
Наши взгляды пересеклись. Странное чувство: ощущаешь всю полноту эмоций даже через столько лет.
- Хорошо.
Он пожал плечами, провожая меня к двери.
- Мне было бы гораздо легче уходить, если бы ты не оставался с ним. Кто угодно, но только не он…
Крис раздражённо тряхнул копной тёмных волос.
- Это не твоё дело, - холодно отрезал он, открыв дверь.
- Забавно…
- Прощай, - прозвучало у меня где-то в ушах. Я вывалился в мутный коридор, невидящими глазами пытаясь найти кнопку лифта и щурясь от голубого света. Сердце стучало в ушах. Его пальцы, казалось, оставили ожоги на моих запястьях. Я, чуть не падая, опирался о стены.
- Какого чёрта, Крис?.. - прошептал я одними губами.
Кислород ударил в голову и в первый раз подарил облегчение.
Мир из иллюзий был жестче всех наркотиков, сейчас я это понимал как нельзя лучше. Не различая ничего на своём пути, бежал домой, путая здания и постоянно заглядывая в GPS.
Отключение питания, как самая страшная ломка для таких чертовски зависимых.
Никто не хочет делить реальность. Я тоже не хочу.
Медленный лифт, длинные шаги и белые стены, которые, казалось, стали гораздо дальше. Мои глаза зажглись голубым, стоило мне перешагнуть порог комнаты. Вновь возникали старые потерянные пейзажи, но главным было не то. Из памяти я вытягивал его лицо, жесты и привычки. Тёмных локонов с золотым отливом касался непослушный ветер, бледное лицо трогала ироничная улыбка, а глаза светились глубоким зелённым. Несравнимым оттенком…
Я не отводил от него взгляда, пытаясь выкинуть из головы его холодность и безразличность. То, как он прогонял меня и как тогда ненавидел. С небывалой жадностью я вдыхал ароматы цветов, пытался услышать успокаивающий напев ветра, но сцены одна за другой всплывали в голове. Система зашкаливала, и образ Криса изменял цвета, становился полупрозрачным… Помехи.
Мне невыносимо хотелось его коснуться, но я сжимал собственные пальцы в попытках не сорваться. Зажмурившись, я торопливо представлял белые стены. Белые стены…
Слепящая пустота тронула веки. Замкнутое пространство казалось спасительным, а пустота – желанной.
Я вышел, торопливо захлопывая дверь в свои иллюзии. Судорожно продумывая, что же могло испортить этот процесс, что могло мне помешать… Что могло меня остановить.
Но у комнаты иллюзий не было выключения или пароля…
Она ведь должна спасать свихнувшихся.
Ядовитая, как у него, улыбка тронула мои губы.
Но мы ведь необычные. И вопреки всему, чтобы не свихнуться, мне в первую очередь надо было выключить утопию в формате комнаты. Навсегда.
Чтобы не бежать этажами и лифтами, чтобы увидеть его смутный и зашкаливающий из-за моих невнятностей образ. Чтобы перестать хотеть коснуться этой иллюзии и окончательно пропасть в её объятьях, в которых утопали тысячи на этой земле. Мне нужна была кнопка выключения, нужен был выход, нужно было спасение от собственного прошлого, которое никак не хотело уходить в прострацию.
Я с неподдельным очарованием в который раз наблюдал за миллионами пикселей, волной окатывающими белое пространство, преображающими его. Зачаровывающие и под приказом моих теперь сияющих глаз становящиеся моей мечтой. Изменчивой, изо дня в день новой, но моей собственной.
Секунду за секундой под ногами распускалась молодая трава, нежно касаясь голых ступней, одна за другой травинки выстраивались из крошечных частиц. Небо расцветало оттенками неподдельного чистого голубого со слепящим и вечно существующим солнцем. Я наблюдал за тем, как небольшая белая комната становится моей утопией, распускаясь в живых оттенках, до краев наполняясь свежим воздухом с еле ощутимым запахом цветов. В моём представлении рождались образы и ежесекундно они попадали в это замкнутое пространство, которое только теперь казалось вовсе и не замкнутым…
Я глубоко вздохнул. Первое, что приходит на ум, когда постоянно дышишь омертвлённым кислородом, который так полезен и в котором не выживет ни один микроб…
Так приятно почувствовать достойную имитацию старого мира.
Я растянулся на мягкой траве, перебирая пальцами податливые стебли нераспустившихся цветов. Сегодня я выбрал зелень, а завтра это поле по одному моему быстрому взгляду взорвётся океаном красных маков или обычных одуванчиков, колючих и недоступных роз или васильков.
Всё, что я пожелаю.
В формате этой комнаты можно было творить, что угодно.
Это была неслабая попытка развязывать людям руки, но не создавать хаос, хотя хаос никогда и не пропадал. В аккуратненьких белых комнатах каждой квартиры этой планеты имелась иллюзия мечты каждого жителя, который всё ещё отравлял себя кислородом.
Правила всё те же – не убивай, не воруй, не разбивай стёкла… В мире обычном. Заходи к себе домой, не обращай внимания на небрежно заправленные диваны, нетронутые обеды и несись в маленькие комнаты, находящиеся чаще всего в самом конце помещения. Запирай дверь, чтобы никто не тревожил, лови взглядом беглый лазер, обрамляй глаза голубым, пусть даже они у тебя зелёные…
И создавай копии, учись фантазировать, изобретай в формате комнаты вселенные, будь там правителем, разбивай стёкла…
А на следующее утро, будь добр, постарайся не опоздать на работу.
Постарайся не испортить деловой ужин, внимательно прислушивайся ко всем, проходи и улыбайся, не говори до какой степени ты всё это ненавидишь и главное – терпи до вечера.
Удобное решение. Всё хорошо. Всё по системе. Чётко составленной, не терпящей изменений, не дающей брешь уже многие годы… Дарующей жизнь вечную, дарующей время, которое замерло и ни туда, ни сюда… Нигде нет выхода.
Я вырвал траву с корнем, рассматривая пылинки земли, ветвистые корешки, отростки… Я пожелал, чтобы они рассыпались серебряной пылью, и через пару секунд я ловил крошечные осколки бывшего растения. Я хотел прозрачное небо, и оно становилось таким. Потрясающим. Бесконечным. Уходило в темноту, но перед этим меняло миллионы оттенков и разбивалось на тысячи кусков-спектров.
Я вкушал пришедший из неоткуда океанский бриз и собирался с мыслями, действиями, собственными жестами.
Наконец, поднялся, миновал замкнутое пространство, почти поймавшее в свою ловушку, за моей спиной рассыпался созданный за пару минут мир. Прошёл мимо двери, прозрачных лифтов и стен, мозоливших глаза металлическим блеском.
Сегодня была среда, а это самый лучший день для похода в гости. После выходных все уже сошли с ума от внезапной смены обстановки из Выдуманной вселенной, но это и не конец недели, когда нервы сдают от желания насладиться не часами, а сутками.
Я вновь сделал неумелый вдох этого мёртвого кислорода. У меня тоже были свои зависимости.
Мне хотелось повидать друга или знакомого, или почти единственного человека, который в этом мире ещё вспоминался мне. Он был из Прошлого, если оно вообще для нас существует, если оно ещё не покрылось пылью будней и не взорвалось феерией новых вселенных.
Я не помнил свой точный возраст. Его вообще мало кто запоминал, он был неважен. Каждый из нас уже стал бессмертным, неспособным даже собственноручно покинуть этот мир. Чтобы сумасшедших стало поменьше или хотя бы не было видно, нам и придумали эти комнаты…
Вообще система меня поражала. Она была отточена и посеребрена этим ненавистным металлическим цветом, и не давала прорех.
Какие-то маленькие люди, которые боялись жизни, которые боялись, что у них заберут власть, пусть даже это будет сама смерть, собрались когда-то давно своим огромным кругом подобных себе, разбросанных по всему свету и решили, что хотят поделить вечность, а не размениваться на года.
Все открытия, все учёные… Всё, что было, пригодилось. У всех теперь были бесконечности в запасе, ведь воспитанными с пелёнок в серебристом мерцании стен легче руководить, чем теми, кто помнил прошлое. Младшее поколение выигрывало, старшее само умирало или истреблялось, если само умирать не хотело… Вскоре остались лишь бессмертные – либо не помнящие, либо смирившиеся и ведущие себя тише истреблённых мышей.
Ограничить людей, ограничить мысли, покрасить всё серебряной краской и выдать по иллюзии, чтобы не сошли с ума.
Они действительно сделали всё в лучшем виде.
Я не уставал поражаться, сколько бы лет не проходило. Не уставал поражаться траве, что была теперь матового, серебристого цвета почти «от природы». Ибо природа ко всему привыкает, пара генных модификаций и никаких тебе зелёных пластид, переработки кислорода с размножением… Декоративно. С серебром, одной единственной длиной и толщиной, железным ковром стелясь по парковым зонам.
Но природа привыкает ко всему, если это вообще можно было назвать природой, ведь я чуть ли не физически чувствовал, как задыхаются от смрада и боли внутри железных панцирей маленькие росточки.
Сделать природу серой, невзрачной, почти неважной, а на её фоне воздвигнуть высотки окрашенные люминесцентными лампами синего цвета. Показать всем, что вот она – чёртова природа, что ни на секунду не сравнится с великим могуществом людей и той красотой, что они творят, сводя всю архитектуру к вытянутым то к небу, то по земле коробкам.
Те, кто помнили желтизну предрассветного неба или алеющие закаты, или приятные бризы… Те пытались забыть и молчать. Те вели себя тихо и боялись за свои жизни. А те, кто не видел этого… Просто думали, что так оно и должно быть: небо до того чёрное, что вместо синевы отдавало чем-то коричневым, деревья, заточенные до кончиков листьев в металлические панцири, и цветы без запаха всё того же матового серого цвета.
Бесконечные улицы, машины, летящие с полметра над землёй, широкие тротуары, по которым так редко гуляли люди. Вечерний город уже давно потерял свою многолюдность и опасность, скорее, именно вечером было спокойнее всего. Все разбегались по квартирам и иллюзиям.
Я задыхался. Всё чаще моё дыхание бездарно сбивалось, и я ловил губами подобие воздуха, названное кислородом, хотя я не был уверен, что это был он, тот самый, живительный.
Его квартира находилась в таком же небоскрёбе, что и моя, только на пару улиц дальше. Если бы не встроенные во все приборы GPS, я бы давно уже сбился с пути, да и не я один…
Двери лифта, подсвеченные всё тем же фальшивым голубым, что уже порядком надоел, моментально открылись на нужном этаже.
Я смотрел в удивлённый "глаз" видеокамеры и настойчиво нажимал на кнопку вызова. Он наверняка сейчас терялся в иллюзиях...
Включилась радиосвязь. Здесь обычно весело вскрикивают: «Привет!» или нечто подобное. Но мы не были обычными, поэтому пустое молчание нарушил глухой звук открывающейся двери. Я вошёл. Его квартира мало отличалась от моей. Ноги тонули в бархате ковра, полупустые комнаты сквозили минимализмом. Я ловил его удивлённое лицо, ничуть не изменившееся с последней нашей встречи. Сколько лет… сбиваюсь.
По телу прошла дрожь – воспоминания нахлынули. Я всматривался в правильные черты его лица, в растрёпанные пряди тусклых волос, что когда-то отливали тёмным янтарём в лучах солнца.
Мы были похожи. Глазами, во всяком случае. Глубокая их зелень растворялась в голубом сиянии в иллюзиях, а так лишь умножалась, когда мы смотрели друг на друга.
Опять надо было что-то говорить, но слов не было. Да и жестов. Я разглядывал нагло, вызывающе, он удивлённо взирал. За его спиной разрушались остатки придуманной им вселенной, мало чем отличающейся от вселенной настоящей. Лишь во много раз бесчувственней.
Я злился. Ненависть до кончиков пальцев наполняла меня, и через пару мгновений я зашел в зал иллюзий.
- Это всё он тебя так? Учит строить идеальные миры? – в глазах Криса мелькнул страх, он бежал за мной, с ужасом понимая, что я без спроса вторгаюсь в его мир.
В мыслях я орал.
«Вернуть всё, как было!»
Мои глаза зажигались голубым. Компьютер сбивался. Иллюзии искажались, но я должен был увидеть этот его мир. Придуманный. Желанный.
Наконец пиксели начали строиться в изображения, а я не давал Крису пройти, боясь, что он захочет что-то от меня скрыть. Он злился, впиваясь в мои плечи тонкими пальцами, понимая, что совершенно ничего не может сделать.
- Пусти… - капли упрямства и оттенок мольбы. Я ловил его взгляд, излишне обеспокоенный и лишённый былого безразличия. Боязнь…
Картина построена. Ещё более чёрный город, чем можно было желать, люди-призраки, шныряющие по улицам. Это был парк. С чернеющей травой, проступающем на небе слепящим светом и одинокой кованой скамейкой.
Я пустил его. Он лишь бесшумно опустился на колени, зарываясь пальцами в колючую траву, и не прошло и пары секунд, как узоры скамьи преобразовались в идеально прямые линии. В воздухе потянуло остатками океана, наверняка откуда-то далеко с юга.
Я смотрел на него разбитого. Ненависть, на пару секунд застилающая разум, растворялась сквозь пальцы. Её заменяло пугающее спокойствие. Некая ирония. Тишину разрывал звук его сбившегося дыхания.
- Ну вот. Смотри. Вот как это всё было. Вот как мне нравится, - монотонно изрёк он, посмотрев глазами с глубоким зелённым и полным ненависти оттенком. – Этого ведь хочешь? Посмотрел?!
Его голос сорвался. Я вздрогнул, ощущая на коже ненавистную прохладу – его новое дополнение.
Спокойствие. Мне надо было собраться…
Забыться. Мы сейчас не о прошлом. Нет… Сейчас мы говорим о настоящем.
В нём нет чувств, у него на уме только иллюзии.
- Зачем? Зачем ты его слушаешь? – не называя имён, не желая произносить это ненавистное мне слово. Имя человека, что так виртуозно менял моего старого Криса, имя одного из тысячи умом тронувшихся и желающих добить и так серый мир чёрным светом. Я не верил в их чувства. В его глазах я видел лишь одно желание – внушить Крису «идеальные миры», которые позже они должны были построить. И окончательно свести людей с ума придуманными утопиями.
- Он забирает у тебя тебя. Он уже даже утопию тебе сам придумал! – последний мой сорванный крик. Я беспомощно падаю на колени около него. Он с ненавистью смотрит на меня, беззвучно шевеля губами.
- Не его это мир. Мой. Не ори… - Крис замолкает. Я пытаюсь поймать его взгляд, он бессильно отворачивается.
С пару минут помолчав, переведя нещадно сбившееся дыхание, я тянусь к его запястьям. Тишина ездит по нервам, чернота придуманного им неба становится только темнее.
Он торопливо одёрнул руку, не успел я и на сантиметр к ней приблизиться. Крис сжался в комок в попытках от меня скрыться.
- Боже, ты боишься касаний…
Но сейчас прикосновения – самая большая эротика, которую мы можем себе позволить.
Как давно мы… Вот так вот?
Он словно читает мои мысли, и вновь мы ведём немой диалог. Я вижу в его глазах оцепенение, страх и трепет… Еле видимую, почти прозрачную нежность, что рвется пальцами, и вот он сам касается моей руки.
Я в бессилии, словно от удара током, падаю на траву, зарываясь в жестокость природы. Крис падает следом, а я как можно сильнее цепляюсь за его руки, чтобы не отпускать.
- Помнишь, как было раньше?
Он молчит и не желает ничего говорить. Отвлекается. Крепче сжимает мои пальцы.
- Поверишь мне?
Я всматриваюсь в небо, которое светлеет – значит, моё сознание берёт верх. В довершение Крис кивает. В его жестах больше уверенности. Больше любимой им безупречности. Старой. Почти потерянной.
Мои глаза вспыхивают синим, и, боясь что-то менять в этой его нелепой фантазии, я лишь представляю яркое солнце.
Его тёплые лучи пробираются сквозь темноту небес и касаются его волос. Те вспыхивают прежним темным янтарём, я улыбаюсь. Предаюсь воспоминаниям и прежним чувствам, пока не понимаю: он загнан в угол.
Под слепящем солнцем его уверенность вновь сходит на нет, Крис сжимается, пытается ловить губами воздух.
Я поспешно жмурюсь. Солнце пропадает. Конец мимолётности прошлого.
Меня бьёт озноб, врываясь в исхудалое сознание и всё отравляя.
- А какие миры ты строишь? – в его глазах вновь вспыхивают огоньки ненависти.
- Старые. С зелёным, голубым, красным, помнишь эти цвета? – я усмехаюсь. К миру прибавляется звук далёкой автострады и чуть заглушает мой голос.
Он резко садится, выдергивая свои руки из плена моих пальцев. Недоравновесие на пару с недопониманием разрушены. Он начинает быть собой.
- Зачем ты пришёл?
- Мы давно не виделись, - я теряюсь. Возвращается оцепенение вместе с ужасом и растерянностью. Мы слишком давно не виделись. Я слишком его забыл.
Его ядовитая усмешка вызывает дрожь.
- А почему бы не создать моего клона? Развлекался бы с ним в своё удовольствие и не разрушал бы мой мир. Как в старые времена. Предаешься бесконечным воспоминаниям. Пытаешься и меня в это втянуть.
Напряжение нарастает, и с каждой секундой я чувствую давящее на виски ощущение потерянности.
- В кого ты себя превратил?..
- В того, кем я всегда был. Что, опять про прошлое? Да что же вышибет былое у тебя из башки?! – Крис хватает меня за руку и резко поднимает на ноги. Толчок в грудь. Сбившееся дыхание, сознание, мысли…
- Меня нет, понимаешь? Того Криса, которого ты придумал, нет. Ты так… Самоуверенно врываешься в чужие утопии. А на самом деле сам живёшь каким-то бредом из прошлого… - он усмехается. Разражается коротким и сдавленным смехом. Его ядовитая улыбка вторгается в моё сознание, я жмурюсь, пытаясь отогнать от себя ощущение ничтожности, что возникает в этих стенах. Его стенах.
Крис уверенно подходит к скрытой в декорациях двери, разрушается по миллиметрам его мир, я тут же бросаюсь за ним в одну из комнат. Тишина убивает. Непонимание обезоруживает.
- Уходи, - его спокойствие выводит.
Я отрицательно качаю головой.
- Уходи. Ты не видел? Я боюсь твоих прикосновений. Слушай… Прошло слишком много времени. Не будем трепать нервы друг другу, - он набирал комбинации то на плите, то на холодильнике. Готовит ужин и делает вид, что всё так и должно быть.
- Ты называешь прошлое ненужностью, но считаешь время. Не противоречиво ли? – я опираюсь на чистоту белой стены. Хватаюсь за все нити, даже самые тонкие. Цепляюсь.
- Уходи, – в третий раз повторил он.
Наши взгляды пересеклись. Странное чувство: ощущаешь всю полноту эмоций даже через столько лет.
- Хорошо.
Он пожал плечами, провожая меня к двери.
- Мне было бы гораздо легче уходить, если бы ты не оставался с ним. Кто угодно, но только не он…
Крис раздражённо тряхнул копной тёмных волос.
- Это не твоё дело, - холодно отрезал он, открыв дверь.
- Забавно…
- Прощай, - прозвучало у меня где-то в ушах. Я вывалился в мутный коридор, невидящими глазами пытаясь найти кнопку лифта и щурясь от голубого света. Сердце стучало в ушах. Его пальцы, казалось, оставили ожоги на моих запястьях. Я, чуть не падая, опирался о стены.
- Какого чёрта, Крис?.. - прошептал я одними губами.
Кислород ударил в голову и в первый раз подарил облегчение.
Мир из иллюзий был жестче всех наркотиков, сейчас я это понимал как нельзя лучше. Не различая ничего на своём пути, бежал домой, путая здания и постоянно заглядывая в GPS.
Отключение питания, как самая страшная ломка для таких чертовски зависимых.
Никто не хочет делить реальность. Я тоже не хочу.
Медленный лифт, длинные шаги и белые стены, которые, казалось, стали гораздо дальше. Мои глаза зажглись голубым, стоило мне перешагнуть порог комнаты. Вновь возникали старые потерянные пейзажи, но главным было не то. Из памяти я вытягивал его лицо, жесты и привычки. Тёмных локонов с золотым отливом касался непослушный ветер, бледное лицо трогала ироничная улыбка, а глаза светились глубоким зелённым. Несравнимым оттенком…
Я не отводил от него взгляда, пытаясь выкинуть из головы его холодность и безразличность. То, как он прогонял меня и как тогда ненавидел. С небывалой жадностью я вдыхал ароматы цветов, пытался услышать успокаивающий напев ветра, но сцены одна за другой всплывали в голове. Система зашкаливала, и образ Криса изменял цвета, становился полупрозрачным… Помехи.
Мне невыносимо хотелось его коснуться, но я сжимал собственные пальцы в попытках не сорваться. Зажмурившись, я торопливо представлял белые стены. Белые стены…
Слепящая пустота тронула веки. Замкнутое пространство казалось спасительным, а пустота – желанной.
Я вышел, торопливо захлопывая дверь в свои иллюзии. Судорожно продумывая, что же могло испортить этот процесс, что могло мне помешать… Что могло меня остановить.
Но у комнаты иллюзий не было выключения или пароля…
Она ведь должна спасать свихнувшихся.
Ядовитая, как у него, улыбка тронула мои губы.
Но мы ведь необычные. И вопреки всему, чтобы не свихнуться, мне в первую очередь надо было выключить утопию в формате комнаты. Навсегда.
Чтобы не бежать этажами и лифтами, чтобы увидеть его смутный и зашкаливающий из-за моих невнятностей образ. Чтобы перестать хотеть коснуться этой иллюзии и окончательно пропасть в её объятьях, в которых утопали тысячи на этой земле. Мне нужна была кнопка выключения, нужен был выход, нужно было спасение от собственного прошлого, которое никак не хотело уходить в прострацию.
<
На протяжении столетий человечеству приходилось питаться гремучими змеями на завтрак, сусликами на обед, дабы на ужин пред ним звенели банджо, цитры, мандолины, распускались бутоны пленительных возможностей, однако день сменялся ночью, а ненасытность поболе не устроят незамысловатые макадамовые мосты, траектории её возжелали удивительных высот в сфере неотмеченного табу, любопытсво бурча под нос пунктуальные формулы полнело, заполняло территорию своим массовым значением, с которым в конце концов люди с присущим им рвением считались, скруплезно исследуя остатки сдачи, но понимая, что как таковой нет и вовсе, лишь и лишь осадок вязкого хлипкого долга, впрочем, создали они его опять же сами. Вот так, предельно просто. Смысл подобного существования заключается в систему, ежели связующее звено - цель - испаряется в легком мареве ветерка, на пьедестал восходит утопия. Ассоциативное мнение сразу выстраивает победу без участия на войне, отнимает основание счастья, ибо то есть побочный продукт функции. Само по себе такое явление невозможно, поскольку некая суть бытия заточена в непреклонные узы стремления. Файербах толковал, Берроуз утверждал, история писалась, Оливер бессовестно озвучил, веруя в силу выдвигаемых понятий.
Мировой масштаб стоит отложить в сторонку, и вскинуть взор на преподнесенный вдохновением дар. С полным ртом логики чинно воссесть на трон строгой экспертизы, когда на самом деле являешься недалеким сексуальным маньяком с опухашим языком - значит, подвергнуть свою особу скоропостижной кончине, посему всё подавляется и подвергается конструктивному разбору. Да и мастера экзекуций во мне увидеть, мягко говоря, трудно.
С настороженностью героя детективного романа всматриваюсь в размытые по всему периметру рассказа блики безрассудства, что зарождались в темных, эластичных закомуристых помыслах. В этих происках встречаются отчаянные приступы повиновения, а за спиной ясно ощущается леденящие душу выдохи отчаяния. Картину общей сюжетной линии мозг воспринимает абстрактно, двояко, но воодушевленно, благодаря таким резким разворотам не теряется персональная прелесть, задерживается чапра едкого послевкусия, заставляя потирать ладоши в предвкушении неких стробоскопических буревестников и те, одним своим видом, известят читателей о новой концепции - будь то крошечная идея али габаритный умысел, в такт творению вложенные всеобъемлющей рукой автора. Коли бродить по столь колюче тернистому пути, то так или иначе придется копать глубже, вершить аутопсию над определенными фразами, отрывками, схватывать на лету абзацы, воспроизводить последние, анализировать, аккуратно складывая по полочкам, желательно в алфавитном порядке.
На всеобщем фоне извечной борьбы с природой люди гордятся миражами, в своей утопии пустынь в первую очередь они хотят - именно эффекта заполнения собственного организма влагой. Они забыли про все прикрасы южнорусских холмов, огромные желто-рыжие штабеля леса и черные горы атрацита, быть может, думы социума якобы постигли всю бесполезность матери-прородительницы, задыхаясь в раболепском сумасшествии, снуя от реальности в изящные миры. А может быть сам мир просто устал, устал вместе с главным героем, забылся вместе с Крисом, кой затерялся где-то в далеком, далеком прошлом.
Тематика, на которую ты купилась, вдохновилась, тщательно углубилась, избита в бессильной старости, хотя и актуальна в наши дни, в ней уже нет какой-то скрытой подоплеки, сатанисткой пропаганды, в общем, прочих атрибутов нежелательной литературы, однако факт неисполнимости вышеупомянутых идеалов неосуществим в наше время, время социальных и межнациональных конфликтов, но разве дано нам в полной мере раскрыть врата Штейна? Пути ведут в неизвестность.
В эфирной форме незавершенности проходит звон спасательных колокольчиков, так как утопия в формате комнаты не должна выходить на свет божий, созданиям пристало лишь вестись на запах гноя по утрам, всеми силами пытаясь его истребить. Вот опять вернулись к истокам всестороннего плана.
Касательно ошибок. Я их не заметила, особенность твоего стиля - поглощать читателя в мир творения, оттого уже и не важны какие-либо из орфографических нестыковок в произведении, ежели те таки присутствуют.
Удачи в творчестве.