Ворон и снегири

Злой ветер завывал свою адскую песню на пустыре. Он нагло толкал девушку, чьи волосы небрежно развевались, закрывая лицо и дорогу; вперед, заставляя тонуть в сугробах. Слезы застывали на щеках. Неприятно. А ветер торопил её... торопил на кладбище.
Когда пребываешь на это место, зловещая тишина поселяется в душе. Она трескается, и эти трещины напоминают следы от пуль, застрявших в лобовом стекле автомобиля. Они такие же небрежные, расходящиеся паутинкой. А за ними только и ждёшь, что услышать крики усопших. Многие из них ушли не по собственной воле, а лишь по воле Господа. И они тоже...

Вечером тропу совсем замело. Цепляясь о старые коряги, надежно укрытые снегом, ногами, она только и ориентировалась по старым готическим крестам, возвышающимся из чернеющих в темноте сугробов. В замерзшем взгляде, направленном куда-то на ультрамариновую полоску вдоль горизонта, читалось отчаяние. До сих пор вспоминает их похороны. Тогда ей казалось, что лица, подретушированные для открытого гроба, плакали. Только не было слез, как они не старались.
Брюнетка прорывалась сквозь сугробы. Ноги сковало ледяными объятьями. В сапогах килограммы снега, джинсы можно было смело выжимать.
«Где же?» — она с надеждой всматривалась вдаль. В зимний вечер город мертвецов выглядел совсем иначе. Немой город скорби утопал в собственном снежном саване.
Вопреки оставленным надеждам, девушка заметила верхушку серой стелы. Хината спешно очистила от снега фигуру ангела, печально склонившего голову. Чтобы очистить имена, выгравированные на мраморе, придется убрать огромный сугроб. Не имея при себе лопаты, она просто принялась судорожно откапывать памятник руками. Перчатки промокли насквозь, из-за них рукам только становилось холоднее. Откинув их в сторону, она продолжала своими тонкими белыми пальцами разгребать снег. Так важно просто увидеть имена и снова умереть, лишь взглянув на них. Снова сломаться, зная, что семья рассыпалась в прах.
Пальцы совсем закоченели. С такими темпами их просто придется ампутировать.
Недалеко блеснул огонек.
«Откуда он?» — Хьюга обреченно посмотрела в сторону слабо сияющей точки. — «Там кто-то есть».

Через пару минут возле девушки, замершей в ожидании чего-то, сидя на снегу; стоял брюнет с зажигалкой. В такой темноте не грех положить совсем другому человеку цветы на могилу.
— Вот, — он протянул девушке толстые шерстяные рукавицы. — Держи, у тебя уже руки синие.
— Не нужно.
— Бери, а то заставлю, — настойчиво сказал он.
Отрешенный взгляд светло-сиреневых глаз не выказывал никакой благодарности, будто эти варежки были каким-то оскорблением.
— Ладно, — протянул парень и быстро раскидал мешающий снег в стороны.
Вместо слов благодарности, девушка просто плотно сжала губы, растерянно коснувшись посиневшими пальцами холодного мрамора. На ней было три имени и эпитафия, не зная наизусть которую, в такой темноте уже не прочесть. «Ханаби Хьюга», — гласила надпись о третьей жертве трагедии, написанной жизнью в соавторстве со смертью. Крепко зажмурившись, девушка пыталась всеми силами подавить отчаянный крик, но, вместо этого, просто закрыла лицо руками, рыдая в голос.

— Смотри, Хината-чан! — маленькая девочка подбежала к старшей сестре с книжкой в руках. — Правда, красивые?
На красочной картинке были изображены маленькие, нахохлившиеся, красногрудые комочки, возле которых красовались гроздья кроваво-красных ягод.
— Да. Это снегири, — улыбнулась она.
— А я никогда не видела снегирей, — разочарованно сказала малышка.
Хината снова улыбнулась, крепко обняв сестренку.
— Ханаби, открою тебе один секрет: я знаю одно место, где зимой можно увидеть много таких птиц, — шептала она ей. — Обещаю, что этой зимой мы сходим туда.
— А Неджи и папа пойдут с нами? Я хочу, чтобы они тоже посмотрели, — наивно сказала девочка. — Но им не до этого. Они всегда чем-то заняты.
— Не волнуйся, мы пойдем туда все вместе.

Ничего этого так и не случилось. Той же осенью машину на слякотной дороге занесло в сторону, и она вылетела на обочину. Банальная авария унесла жизни трех самых дорогих для Хинаты людей.

Боль рвала её душу изнутри. В ней, вместо радостного смеха сестренки, навеки поселилась гробовая тишина. Она до сих пор с ужасом вспоминает, как синхронно закрыли три крышки. Больше никогда не суждено увидеть их улыбок и услышать голоса. Быть рядом только так — все, что ей остается. Подняв глаза, она увидела в слабом свете крохотного пламени лицо незнакомца: такое же отрешенное, с поставленной на нем печатью скорби. Бледный, замученный, и, судя по всему, курильщик, пустившийся во все тяжкие. В карих глазах отражался слабый свет этого пламени. Почему-то ей казалось, что у человека взгляд более приземленный, не то, что у него.
— Смотри, — тихо сказал он.
Девушка обернулась и застыла от испуга: ангел, сидевший на стеле, плакал кровавыми слезами.
Кап... кап... кап... Несколько кроваво-красных, как те ягоды в книге, бусин разбилось о колючий снег. Поглотившее их белое полотно стало на том месте, где растворились слезы, розовато-красным. Что-то невидимое вырисовывало вокруг пятна очертания птицы, покрывая их черной смолой.
«Сестренка...» — сердце больно сжалось в груди, заставляя Хинату судорожно глотать соленые слезы.
— Жаль, что сюда, на кладбище, не прилетают снегири. Она была бы рада, — тихо прошептала девушка.
— Только вороны — мудрые стражи кладбища и хранители душ усопших, — отдаваясь в голове каким-то хрипловатым эхом, послышался голос незнакомца. — Здесь только они...
Позади снова завыл ветер. Легкий скрежет птичьих когтей по почерневшему от времени деревянному кресту заставил её обернуться. Незнакомец исчез, не оставив на снегу следов. Будто его и не было вовсе. А черная птица, расположившаяся на кресте, вглядывалась в лицо гостьи, будто понимала все, что происходит вокруг.
— Что ж, страж кладбища, — девушка поднялась с земли и поежилась от холода. — Пожалуйста, охраняй их, как и прежде...
«Рано или поздно мы вместе увидим снегирей».