Время ненавидеть. Глава 2. Не умри.

За то, чтобы избежать смерти, можно и жизнь отдать. ©

Кареглазая женщина в отражении зеркала видела, что за ублюдок вот-вот ее коснется, и ее передернуло от одного вида его слащавого лица. Во мраке комнаты оно принимало еще более зловещий вид, хотя, наверняка, при свете дня он был смазлив, мерзок своими жадными мелкими глазами и отвратен безобразными шрамами.
«У их генерала и то больше достоинства».
Женщина продолжала стоять все так же неподвижно спиной к нему, но план у нее уже был — рядом с ней стояла красивая дорогая расписная ваза. Это мраморное изваяние так и просилось в руки, привлекая к себе внимание красавицы.
Стражники, охранявшие вход в комнату, могли только слышать, как что-то разбилось, но все посчитали это порывом похоти и даже не стали проверять, посмеиваясь и переглядываясь между собой. Они и не подозревали, что для неудачника, оказавшегося в одной комнате с ледяной королевой, наступила кромешная тьма и полная тишина, которую не смог нарушить даже неожиданный скрип двери, ознаменовавший прибытие нового гостя.
В помещение вошел Пейн — он решил проведать свою находку, поскольку были нередки случаи, когда солдаты, в особенности в военное, напряженное время, стремились расслабиться. Его слегка удивило то, что один из стражников лежал на полу среди осколков, но мужчина сразу понял, как все было, и отметил про себя, что женщина не так проста, как кажется на первый взгляд.
— Что-то вы долго, генерал, — протянула незнакомка. Конан лежала на кровати, с безразличием смотря в окно и подперев изящной кистью подбородок. Девушка едва ли была прикрыта нежной шелковой тканью изумрудного цвета, которая демонстрировала взору начальника войск изящные ножки молочного цвета, оголенные округлые плечи и невероятно ловкие красивые руки. Не похоже было на неопрятную, грубую девушку повстанцев.
— Зачем ты здесь? — кратко спросил Пейн, подходя к кровати, которая теперь предоставляла взору простыни и подушки — изумрудное покрывало благополучно перекачало на более приятное место — оно изысканно смотрелось на фигурке дикарки. Генерал медленно оглядел все тело женщины и снова посмотрел ей в лицо, ничем не выдавая тех эмоций, которые обычно пробуждал в мужчинах один единственный ее вид.
«Надо же! Даже у воинов этой страны пародия на мозги есть...» — подумала Конан, так же цинично осматривая «хозяина». — Ни за чем. Мне надоела война, — спокойно ответила чужестранка, так же взглядом бесстрастно изучая его — статного и высокомерного.
— И поэтому ты проникла в замок? Учти, шпионить тебе здесь не удастся.
— Я не собиралась проникать в замок, вы сами привели меня сюда по доброй воле.
— И что теперь? — он медленно шагал ей навстречу, задавая свои вопросы и смакуя каждый ее ответ.
— Не знаю, — пожав плечами, ответила женщина, при этом глядя в окно комнаты.
— Как глупо. Вставай. Тебе принесли одежду, — Пейн краем глаза заметил вошедших девушек, видимо, им передала стража, что приказ, отданный им ранее, отменен. Вслед за ними зашел еще один солдат и, подойдя к Пейну, что-то ему нашептал, после чего генерал, ничего не говоря, вышел из комнаты вместе с подчиненным, заперев за собой дверь.
Неудачливого любовничка унесли вон из комнаты, а девушки продолжили исполнять свои обязанности, в душе уже начиная завидовать новенькой — не каждая может похвастаться такими пышными формами. Да что там... Каждая из служанок прекрасно понимала, что она — одна из повстанцев, по ее ужасному шраму на правом предплечье, который служил знаком того, что она солдат и предательница. Изгнанник. Девушки с некоторым страхом поглядывали на нее, но все же исполняли свои прямые обязанности. Больше всего их удивляло то, как вела себя новая наложница. Словно хозяйка. Она откинула голову назад и задремала, разведя руки в сторону и позволяя тем самым омывать ее. Ни намека на страх или же смущение — нет. Снежная королева вообще себя чувствовала превосходно и свободно. Все эти дни в пути она мечтала о горячей ванне. Более того, служанки молчаливы, а от этого еще больше улучшается настроение. Она чувствовала, как осторожно скользили мягкие губки по ее коже, смывая всю усталость, грязь и пот. Чужестранка была весьма педантична в своей внешности — служанки это отметили, ведь чистоплотность не была свойственна солдатам, а девушки почувствовали, что ее кожа, даже под слоями грязи была нежной и ухоженной. Вскоре водные процедуры были окончены, и настало время для одежды.
Новая наложница, выйдя из ванны, направилась в другую огромную комнату, куда ее вела, по-видимому, смотрительница, та, что следила за внешним видом девиц, после чего женщину обвернули в едва доходившее до ягодиц полотенце и ждали дальнейших распоряжений. Смотрительница лет сорока — сорока пяти осматривала девушку, делала замеры и, наконец, подозвала к себе двух служанок.
— Достаньте нежно-голубые и светло-фиолетовые ткани, — прозвучал четкий приказ.
Еще пара часов муторного ожидания, и, наконец, чужестранку одели как подобает местным традициям. Все было своевременно, словно рассчитано специально для планов хозяина. За это время Пейн как раз успел освободиться и теперь был в своих покоях, в купальне. Он расслаблялся в горячей воде после долгого похода и пил вино, пытаясь отвлечься от разговора, только что состоявшегося с Лидером. Их мнения по поводу этой войны разошлись слишком сильно, и с этим надо было что-то делать. Однако, его мысли то и дело возвращались к трофею, внезапно приобретенному буквально на улице города.
«Она явно добивалась, чтобы я привез ее сюда. Что ж. Я исполнил твою волю, женщина, но посмотрим, что ты надумала», — Пейн поднес бокал красного вина к губам и отпил из него. От движений мужчины по воде расползались круги, заставляя золотистые блики играть на стенах помещения. — «Есть ли предел твоей красоте?»
Для новой наложницы, захватившей в плен все мысли генерала, оставалось совсем немного штрихов. На ее бедрах висел тонкий пояс, с которого ниспадал шлейф из нежно-голубых и сиреневых тряпиц, бывших почти абсолютно прозрачными и позволявших разглядеть красивые ножки. Ткань была вышита нитками в тон, с узорами из различных цветов. На груди красовалось подобие лифчика, в стиле набедренного одеяния, оставляя плечи и животик девушки оголенными. Шрам на предплечье был тщательно замотан, дабы не портить впечатление от красоты этой новой наложницы, а на ноге отдавала легкий звон бижутерия, так же, как и на кистях рук. Когда девушке хотели нанести макияж, смотрительница остановила служанок, сказав, что это вовсе не нужно.
«Правильно говоришь, правильно», — подумала довольная снежная королева.
— Интересно, сколько они меня готовили, что уже успело стемнеть? — невольно задумалась женщина, когда два стражника вели ее по коридорам, не сложно было догадаться куда.
— Входи, — один из них открыл двери в покои Пейна, проигнорировав ее вопрос, и пропустил Конан вперед.
Девушка медленно вошла, внимательно все оглядывая. Все просто, но по делу. Огромный письменный стол с картами, на которых наверняка разрабатывалась тактика. Множество книг, подтверждавших то, что Пейн был достаточно начитан и образован. Огромная постель, которая так и бросалась в глаза. Странно, но при ее виде женщина слегка нахмурилась — внезапно для себя, она почувствовала, как какое-то волнение всколыхнулось глубоко в ее душе. Словно капля ненужных фантазий, упавшая в озеро и, потревожив его, заставившая круги ревности разойтись по зеркальной водной глади спокойствия. К тому же, в комнате была весьма интимная атмосфера из-за зашторенного окна, несмотря на то, что на улице было достаточно светло. Пара свечей на столе едва ли могла разогнать царившую здесь мглу, однако они подчеркивали своим тусклым светом страсть, которая наверняка довольно часто разжигалась на кровати генерала. Зато огромный камин был неотъемлемой вещью в этой комнате. Он единственный придавал уюта помещению, в которой все было отделано черным деревом, изредка красным, где было так мало мебели. Это все, что успела отметить про себя повстанка.
— Иди сюда, — позвал ее уже знакомый голос, доносившийся из-за занавесей, скрывавших ванную.
Но девушка все не появлялась, а продолжала осматривать его личные владения. В целом создалось впечатление некой закрытости и жара. Только тогда, когда все разглядела, и никак не ранее, женщина прошла дальше, отодвинув занавес и предстала перед «господином».
— Долго, — недовольно заметил он, но остался крайне доволен видом своего трофея. Женщина была просто безупречна, от природы хороша собой и, в добавок ко всему, ее непредсказуемый характер так и манил, концентрируя на своей личности все внимание.
— А куда спешить? — cпросила девушка. При этом ее тон был весьма непозволителен перед мужчиной, и уж тем более, если учесть, что женщины чаще всего молчали.
— Исполнять приказ. Налей мне вина, — стальным голосом приказал генерал, протягивая руку с бокалом.
Все так же с апатией девушка взглянула на кувшин, который был почти рядом с «хозяином», и, налив вина, она протянула ему граненный бокал. Прежде, чем принять его, Пейн провел своими пальцами по руке новой наложницы, ощущая гладкость ее кожи. Он словно испробывал ее постепенно, растягивая удовольствие познания.
— Это все? — спросила она, вставая.
— Разомни мне плечи, — потребовал он.
«Боже мой, как неинтересно... И даже не покормили...»
— Надо было идти в другую страну, — как будто скучающим голосом сказала Конан, садясь рядом с ним и опуская медленно руки на его плечи, начиная делать массаж.
— Почему же? — уже более расслабленно спросил мужчина, откидывая голову ей на колени и прикрывая глаза.
Ее руки мастерски и, в тоже время, нежно давали мышцам долгожданный покой, снимая напряжение и одновременно лаская. Она заставляла его расслабиться, словно погрузиться в дрему, которая мешала мыслить, как хорошее крепкое вино.
— Потому что уход ужасен, и меня даже не покормили, — спокойно ответила женщина.
— Уход? Милая, здесь тебе не Трефовы владения. С тобой обращаются лучше, чем с любой другой. Можешь пока съесть вон те фрукты, — он легким движением руки указал на поднос неподалеку. — Но сначала доведи все до конца.
На его слова девушка только флегматично пожала плечами и продолжала массировать его плечи. Спустя пару минут его напряжение полностью спало. Тогда снежная королева встала, подойдя к фруктам, взяла в руки несколько слив и стала расхаживать по купальне, разглядывая опять-таки все окружающее ее с неким безразличием.
— Меня раздражает звон украшений. Сними их.
Откусив кусочек сливы, причем нельзя было понять наверняка, делала она это специально, столь соблазнительно причмокивая губами, или просто так. Женщина молчала, проходя мимо какого-то гобелена, и попутно снимала украшения, кладя их на рядом стоящий стол, выгравированный прямо из камня.
— Интересно, что ты будешь делать, если я прикажу тебе присоединиться ко мне? — спокойным голосом спросил генерал, да таким, что казалось, на самом деле его это совершенно не волновало. Так оно и было. Он все равно прикажет. Все равно заставит ее послушаться. Но ответ ее услышать все же хотелось.
— Пока я здесь — придется подчиняться, — ответила та.
— Что ж, прекрасно, — его голос раскатывался по купальне, словно отражаясь от стен и высокого потолка, затопляя собой все вокруг — слова женщины тут же тонули в нем. — Но ты здесь навсегда.
Красивый мелодичный смех, но и ледяной одновременно, словно озарил купальню, прогоняя отголоски его властного тона.
— Ну, это вряд ли, мой господин, — как-то странно сказала Конан.
— Исполняй приказ.
Девушка как раз остановилась перед краем середины ванны и стояла полубоком к Пейну. Но затем повернулась лицом и, медленно ступая по специальным ступенькам, стала спускаться в воду, попутно снимая с себя всю одежду. При этом делая все нарочно медленно — словно, как и он, растягивая удовольствие. Вот его взору предстала мраморная кожа бедер, черный треугольник, который так и манил к себе, затем — ее руки оказались за спиной и там расстегнули замочек на верхней части туалета. Теперь Пейн видел ее полностью обнаженной перед собой, уже не говоря о том, что упругая грудь девушки одним видом заставляла изнывать изнутри. Полностью спустившись и погрузившись в воду так, что видны были лишь ее плечи, женщина подплыла к генералу и села ему на колени, закинув одну руку на его плечи.
— И что теперь? — cпросила невинно она.
В помещении было сумрачно, лишь свечи, расставленные по периметру купальни, освещали здесь все, отбрасывая пляшущие блики на воду. Огонь всегда придает некую зловещность, заставляет глаза загадочно блестеть в темноте, а фантазию и похоть расцветать на глазах. И не только это — огонь мог быть весьма разрушительным и внушал страх даже самым смелым, сильным и грозным — даже грифону.
Блики пламени выхватывали его силуэт, словно черное небо было его морем, ласково принявшим зверя и его напарницу. Он улетал все выше и выше, не желая больше видеть смерть и слышать ее громогласный голос, отражающейся в лязге мечей, доспехов, свисте стрел и потрескивании огня.
В ушах отдавался стук встревоженного сердца, а где-то на дальнем плане был слышен рев армии, чьи-то громкие приказы и затем — снова свист стрел, которые не долетали ни до грифона, ни до девушки на его спине — прочная стена песка защитила их.
Песчинки, словно живые, перетекали по воздуху, ссыпались, снова соединялись в единое целое, становясь камнем в нужный момент. Песок служил щитом по безмолвной воле его повелителя, который стоял на возвышенности неподалеку. Как всегда непоколебим, замкнут в себе и, как всегда кажется окружающим, надменен. Он был известен как Гаара Песчаный во всех четырех странах, поскольку был единственным из Великих пяти, который не был Лидером.
Убедившись, что его напарницы в относительной безопасности, он заставил песок вернуться к нему и сотворил вокруг прочную стену, защитив и себя и остальных от стрел. Теперь он мог разглядеть, что стало с Тентен и принять нужное для данной ситуации решение. Подойдя к ней, он встал на одно колено и стал осматривать напарницу. Белый налет на губах, прерывистое дыхание, да, к тому же, и большая потеря крови из-за стрелы в ноге. Орудие убийства явно было с ядом, впрочем, у белиадцев все стрелы такие. Снова выпрямившись, он подошел к краю скалы и посмотрел сверху вниз на весь этот ад, созданный руками человеческими, теми созданиями, что грезят о рае. Парадокс, но люди построены на контрастах — это их стихии.
Во взгляде Гаары боролись между собой ярость и сочувствие, теплое сердце и холодное бездушие. И он принял решение.
Песок с невероятной быстротой стал ссыпаться вниз со склонов гор, словно лавина, сметая все на своем пути, погребая под собой всех — мертвых соратников и врагов, полуживых убийц... Все без исключения на поле боя — дарящие смерть. Человек сам придумал себе оправдание, называя это воинской честью. Это раздражало рыжеволосого парня, и его песок погребал под собой все и вся, делая своего повелителя еще большим убийцей. Тем, кто расправляется одинаково со всеми — и со своими, и с чужими. И рука его не дрогнула.
Вновь раздался словно львиный рык, смешанный с орлиным кличем, только, если в прошлый раз он был грозным, то теперь словно скорбящим, плачущим. И лишь повелитель песков сумел различить в этом отчаянный крик протеста. Грифон продолжал смотреть с уступа на то, как погибают люди, тщетно пытаясь убежать от лавины. Различить уже нельзя было кто свой, а кто враг. Но шанс на спасение у них был до этого, хоть и маленький. Но не теперь.
Его глас раскатился по окрестностям и постепенно стих, превратившись в еле уловимое далекое эхо. Вместе с его рыком, застыл песок и гробовая тишина воцарилась вокруг. Не было ни следов пожарищ, ни деревни, ни людей, ни битвы, ни смерти. Ничего.
Молодой Грифон пару мгновений смотрел на весь этот ужас, смотрел, чтобы запомнить. Запомнить навсегда. А ведь только вчера их отряд был собран вместе за костром. Раздавились песни, смех и, казалось бы все, что сейчас произошел кошмар, ужас, который слишком быстро и необратимо воплотился в жизнь. В глазах грифона застыли лишь две картины. Улыбки тех людей, погребенных под песком, и то, что стало с ними сейчас. И лишь изредка ветер проносил перед глазами зверя пепел с запахом крови.
— Идем, — спокойный тихий приказ. Вкрадчивый голос Гаары всегда воспринимался не как нечто постороннее, особенно если учесть, что он чаще всего говорил только когда другие молчали и не ожидали что-либо услышать, а как естественный голос здравого ума. Он всегда был холоден и расчетлив, четко взвешивая в каждом своем поступке все «за» и «против». За это его уважали, даже не смотря на свой страх перед ним.
Гаара подошел к Тентен, сломал часть стрелы, но вытаскивать из раны ее не стал — это чревато плохими последствиями. С другой стороны — яд все больше проникал в ее вены, а источником его был наконечник. Песок исчез вместе с опасностью, и Гаара взял напарницу на руки, и понес прочь от песчаного кладбища к лесу, где не было ни одного открытого места, полянки или луга. Зато — большие реки. Прекрасная тихая природа вокруг — никак не хочется верить в то, что где-то там за горной границей ведется ужасная кровопролитная война.
Странное ощущение... Разные звуки, то что-то упадет, то кто-то пройдет совсем рядом. Молодая девушка лежала в постели, перебинтованная почти с ног до головы, и даже на лице у нее красовалась повязка.
— Где я... — первый нелепый вопрос.
— О, мумие, ты мое, — тут же перед Тентен нарисовалась широкая улыбка лучезарного шатена.
— Киба, во-первых, — девушка узнала голос песчаного повелителя, как всегда с нравоучительным тоном, — мумие — это не «мумия», а горная смола. Во-вторых, Тентен не твоя, — напоследок заметил он.
— Моя напарница! Так что все. Иди уже куда шел, — надулся парень.
Тентен сделала слабую попытку встать, но у нее это плохо получилось. Потому девушка буквально стекла по подушке обратно в постель.
— Что произошло?
— Война произошла, — мрачно ответил Киба, но потом, спохватившись, натянуто улыбнувшись, добавил. — Тебя Сакура принесла. И вот этот статуй, — он покосился на Гаару, который действительно стоял, как изваяние, преспокойно смотрящее на Тентен. От его взгляда бросало в дрожь — темные круги под глазами придавали ему кровожадный вид, и при этом нельзя было понять о чем он думает: о бабочках с пони или о крови с мясом.
— А-а-а, понятно... — ужасные картины прошлой резни постепенно стали возвращаться в память молодой брюнетки. — Значит все-таки Белиад, да?
— Да... Тебе лежать сказано... Пока бинты не снимут, а иначе внутреннее кровотечение начнется. У тебя сильные гематомы... — было так забавно слышать от Кибы всяческие медицинские термины, а не просторечный язык.
Тентен усмехнулась тому, как много часов он, наверное, просидел у ее постели. И потому нахватался таких слов. Это было так мило. Возможно это странно думать о нежности парня, нежели о том, что ты чуть было не умер... Война...
— Киба... — улыбаясь начала девушка, — ты что, почти не спал?
— Еще бы! — Инудзука проводил взглядом Гаару, который направился к выходу из палатки, — тут же и супик на плите убежит, и Сакура лишний огурец слопает, и то, и се, и пятое, и десятое. А если прямо — то не беспокойся, все хорошо. Главное — ты цела.
Девушка тихонько засмеялась только вот долго у нее увы не получилось. Раны начали саднить от ее пусть не слишком, но, тем не менее, резких движений.
— Что надумал лидер?
— Мир, свет, любовь. Да, собственно, ничего нового... Защищать и не лезть на рожон.
— Мы так и делали... Но, как видишь, не все так хорошо, как бы этого хотелось... — Тентен печально посмотрела в сторону, словно о чем-то задумалась. При сумрачном освещении девушка была особенно красивой. Ее не очень длинные волосы доходили ей почти до поясницы и у концов иногда кучерявились, придавая ей миловидный образ. Жаль, что перебинтованный.
— А кто говорил, что будет легко? Я разделяю его мнение. Мне приказ Лидера кажется наиболее разумным, иначе чем мы будем лучше тех, кто на нас напал?
— Да...но, мы же тоже не вечны, — ответила Тентен, вспоминая вчерашние ужасные картины.
— По мне так лучше умереть с раной на теле, чем с прогнившей душой... — не договорив, Киба резко замолчал от того, что в окно ворвалось невероятно странное существо. Вроде бы блеснуло чешуей, но крылья-то как у бабочки. Хотя нет, не как, а точно, и даже более яркие.
— Ну как дела? — заговорило чудо природы, невероятно радостно смотря на Тентен.
— Здравствуй, Локки, — улыбнулась девушка нежданному гостю.
— Как твое здоровье? — вежливо поинтересовалось чудо-существо.
— Пока что живу и не жалуюсь... — пожала, как могла, плечами брюнетка, подзывая к себе чудную рептилию, туловищем напоминавшую дракона. Локки сел ей на плечо, потеревшись головой о щеку и промурлыкал:
— И это пра-а-а-ально.
— Шел бы ты к Сакуре, недорастение, — буркнул Киба, — а то у Тентен аллергия на цветочную пыльцу.
— Ты, как я вижу, верх некультурия и неприличия, — фыркнуло существо, категорично отвернув от него свою голову. — Cам иди.
— Сакуре действительно сейчас нужен ты. Вы же с ней ладите. Между прочим, Гаара на ее глазах всех в песке утопил, — Киба уже начал злиться от того, что это бестолковое существо — единственное, кого девушка слушает. Возможно все дело в том, что в них есть что-то общее.
— Между прочим, неуважаемый, я ее уже успокоил. И она сейчас спит. Cон ей нужен больше, чем всякие успокаивающие слова. Ей все-таки удалось выкрасть пару карт и некоторые планы Белиада. Ух и расстроится же этот поганый король, — усмехнулся дракончик. — А вот вы, мадемуазель, давайте, поскорее идите на поправку. Ух, управы на вас нет, — хмыкнуло чудо культуры.
Киба недовольно уставился на дракончика. Он вечно выступал и раздражал многих, даже Гаару, поэтому рыжий парень молча вышел из палатки еще до того, как там появилось это недоразумение.
Перед глазами Гаары до сих пор стоял тот момент, когда грифон почти кинулся вниз спасать людей от песка. Это генерал понял из движений зверя, он уже расправил крылья, но к счастью, ограничился только ревом, полным горя и страданий. Но даже этот отчаянный крик будоражил Гаару, не давал ему покоя. Он знал, что сотворил ужасное, но так было нужно. Менее всего на свете ему хотелось видеть печальные или, хуже того, ненавидящие глаза Сакуры, направленные на него, именно поэтому повелитель песков отправился на ее поиски. Найти девушку оказалось труднее, чем он думал. Все же грифон более заметен в лагере, чем обычная человеческая женщина.
Она спала в одной из палаток, утомленная битвами и долгими перелетами из одной страны в другую. Прикрытая грубым походным одеялом, она выглядела хрупкой и беспомощной и Гаара знал, что так и было на самом деле. Мощное оружие в образе грифона — она была слабым нежным ребенком в человеческом виде. Хотя... Этот ребенок... Гаара присел рядом с ней и провел рукой по ее спине. Именно Сакура понимала его как никто. И она уже не была ребенком, хотя бы потому что познала взрослую жизнь. И Гаара был тем, кто подарил ей зрелую любовь.
Девушка от чего-то нахмурилась во сне, но так и не проснулась. Видимо, дальняя дорога длинною в пару дней утомила ее, и, к тому же, выкрасть важные документы — тоже дело не из легких. Видимо, в облике грифона она подверглась ярому обстрелу лучников замка — этому было доказательство, состоящее из пары царапин на щеках и перебинтованной шеи.
Пальцы Гаары проскользили по ее бинтам и затем он опустил свою руку, встав с койки. Парень долго смотрел на спящего ангела, разглядывая каждый неприкрытый шрам на ее теле, бинты, порозовевшие от крови, и вспоминая раны в ее душе, беспощадно нанесенные войной и ее прошлым.
«Мир ради мира? Без убийств? Что ж... Лидер. Я принесу тебе такую победу. За ее улыбку», — промелькнула мысль, и Гаара вышел из палатки, собираясь основательно продумать свой план. Если он хочет выиграть, нужно изучить своего противника еще лучше, чем собственного друга.
— План... план... Эх, ваше величество... — раздумывая и бормоча себе что-то под нос, Генма стоял у стола, на котором было разложено множество карт — в том числе и заляпанные кровью грифона, которые были принесены Сакурой. — Все оказалось гораздо сложнее...
— Мир — сложная штука, Генма. Особенно тот, который окунулся в войну, — раздался скрипучий старушечий голос за спиной Лидера.
Глаза его расширились в ужасе, но потом, когда он немного привык к этой ужасной мысли, он поднял голову и посмотрел вверх.
«Солнце на восходе было красным... Война сожгла нас... Остался только пепел», — хмыкнул он и, выйдя из палатки, направился в сторону леса.
Была уже поздняя ночь, а небо на горизонте алело, возвещая о том, что пламя ненависти добралось и до этих краев. Генма не ошибся. Он правильно растолковал слова старухи. Те, которые не посмеет сказать ни один человек. Никто из тех, кто сражается никогда не произнесет всей горькой правды. Они кричат, заглушая собственные страхи, они заносят над головами чужаков острые мечи, не боятся вонзать их в тела противников. Они смело смотрят на собственную кровь, в родное небо над головой, которое все это время было единым для всех народов — и чужих, и своих.
Взмах лезвия — яркая вспышка и свет в глазах меркнет. Остается боль от столкновения с землей и паника покидает тебя. Даже красная река, истекающая под ноги противнику уже не кажется ужасной. Ее рубиновые оттенки притягивают, вселяют в душу чувство безнадежности, и человек закрывает глаза, чтобы уже никогда более их не открыть.
Все так внезапно переменилось. Темно-синее небо без тучек, стало черным из-за дыма и огня, которые испускали стрелы. Казалось, их было тысячи. Целый град из смертоносных орудий.
Девушка резко села в своей постели. Дыхание ее было прерывистым и тяжелым — Белиад нашел их маленький лагерь. И напал как и в тот раз без предупреждения.
— Га-а-ара! — закричала она, выбегая из палатки.
Злобное рычание и рывок в ее сторону, но все обошлось. Сакура даже не успела испугаться, как огромного хищника поглотили пески.
— Они ищут грифона. Уходи, — даже в такой ситуации его голос был непоколебим и тверд — он всегда знал, как нужно поступить, никогда не жалел о своих поступках и был крепкой опорой в трудную минуту. Но когда же эта маленькая девушка его слушала?
— Но я не оставлю тебя! — закричала она в ответ, хотя, когда Гаара обернулся, чтобы ляпнуть нечто подходящее, дабы прогнать ее, голос девушки слился с орлиным кличем и тигриным ревом.
— Грифон здесь! Ищите акиноми! Помните, что она — девушка! — повстанцы в некотором оцепенении уставились на отдавшего этот приказ. Он стоял на ветке огромного дерева и надменно смотрел сверху вниз прямо в глаза грифону. В его взгляде не было ни капли почтения, ни толики благоговения. Перед ним стояла задача убрать помеху к мировому господству с дороги.
Засверкала молния, ослепляя всех, кто был рядом, и чужак ринулся в самую гущу битвы, прорубая себе дорогу до грифона. Этих вспышек энергии было достаточно, чтобы Гаара узнал в нападающем ненавистного всем Саске Учиху. Короля, который создал империю. Начал войну. Не знает ни благородства ни военного этикета. У этого сильного человека всегда было много амбиций. Но сейчас он слишком сильно увлекся одной единственной целью и не заметил, как смерть распростерла над ним свои руки, жаждущие забрать его к себе.
Разворот в сторону странного звука — и боль пронзила все его тело. Он на большой скорости упал на землю и проскользил по ней до самой своей цели, раздирая свое плечо. Из последнего рывка пытаясь достать грифона, парень заставил молнию еще раз сверкнуть в руке, и он уже занес свое смертоносное оружие...
Зверь в испуге всполошился, отпрянув от резкого кашля. Этот безумец, который с таким неистовством добирался до грифона, хватал ртом воздух, в то время, как его кровь все больше стекала на траву. Гаара был беспощаден, однако же, он не хотел, чтобы Сакура наблюдала за всем этим.
Зыбкий мягкий песок скрыл от белиадца все, что происходило вокруг.