Все не так!.. Глава 8

/Небольшое отступление\
Моральное падение. Часть 1.0
Личные записи Нара Шикамару (будет, что показать детям и внукам! (с) Канкуро).
Мы переехали в дом к Гааре. Всем скопом. Гаара неусыпно бдит. Короче, к его розам не подобраться. А так тянет сделать какую-нибудь пакость с похмелья! Темари зверствует. Нас поселили в одной комнате, заперли на ключ и пожелали спокойной ночи. В очередной раз чуть не подрались. Услышав звон китайской вазы, Гаара сразу распахнул дверь, выпуская нас из своеобразной темницы.
Первым об этом узнал Узумаки. На следующее утро я побоялся идти на работу. Чувствую, Учиха будет мстить.

Моральное падение. Часть 1.1
Несмотря на внешний пофигизм, Учиха бесит до трясучки. Несмотря на мое недовольство, мимо его кабинета постарался проскользнуть незамеченным. Секретарша (крашенная розоволосая идиотка) засекла и громко заорала что-то приветственное. Покрылся противным липким потом. Жопой чую, сейчас появится что-то учихоподобное. Бинго! Саске появился из кабинета, благоухая парфюмом. Я страдальчески скосил глаза и непроизвольно чихнул. Черт! Стиль мачо улетел в пропасть. Секретарша ржет, не забывая при этом капать слюнями на клавиатуру ноутбука при виде непревзойденного Учихи. Напившийся до положения риз Узумаки в обнимку с Роком Ли появляются из того же кабинета. Чувствую сердцем, что сейчас начнут качественно рыть яму в мозгах. Учиха умеет. На то и начальник (иначе, зачем он вообще нужен?!). Через пять минут в тесной приемной собирается толпа. По мятым лицам мужиков видно, что ночь была бурной, антипохмелина хватило не всем, а сейчас бы пивка и чипсов да диванчиков побольше – стоять неудобно. Меня отчитали. Свинья. Хрен ты дождешься годового отчета. Оценил всю глубину своего морального падения. Напоследок Учиха сказал, что спать с бабами и жить с бабами – разные понятия (будто бы я сам горел желанием! Меня заставили!). Скрылся в туалете, не желая дальнейших расспросов. Кстати, Нейджи купил новые линзы, пытаясь перебить свой естественный цвет глаз. Опять неудачно. Но как блестя-ят! Позлорадствую позже. Строчу СМСку Темари из кабинки туалета. Неудобно.
Конец личной записи.

Женский взгляд. Часть 1.0
Личные записи Сабаку но Темари.
Слоняюсь по новому дому без дела. Тошняк. Дети орут без перерыва. Курить запретили. Сплошные стрессы. Не понятно, на каких радостях Цунаде дала мне отпуск? Никогда не думала, что буду лезть на стены от недостатка работы. Решила писать новую книгу. Нет даже названия. Тогда буду вести личные записи. Неужели у меня такая бесполезная жизнь, что мне нечего даже записать в дневник?! Вроде… и гуляла… и пила, а писать не о чем. А о том, что есть – неприлично. Гаара, если прочтет – расстреляет.
Переезд проходил шумно. Канкуро заставил меня повиснуть на шее Шикамару и влюблено хлопать глазами. У меня не настолько богатый словарный запас, чтобы описать выражение лица последнего. Смеялся даже Гаара. За эту оплошность он тоже попал в кадр. Канкуро счастлив. Еще бы! Родилась королевская парочка. Тискает попеременно то мальчика, то девочку. Детей жалко. Черт… что-то живот тянет. Тошнит. Наверное, надо поесть. Поела. Тошнит еще сильнее. Несусь в ванную – содержимое желудка рвется наружу. А теперь - спать!!!

Женкий взгляд. Часть 1.1
Я ненавижу своих племянников!!! Верните мне мою работу! Тен–Тен, роди их обратно! Чтоб я! Да детей! Да никогда! НИКОГДА!!!
/Перерыв в записях, по причине глубокого обморока\
Очнулась на диване в большой гостиной. Вокруг все, кроме Шикамару. Ублюдок. Сказали, что работает. Точно! Знаю я, как он работает! Наверняка заснул прямо в туалетной кабинке. Ублюдок. Начинаю повторяться. Гуляю по саду с двухместной коляской. Стоит младенцам увидеть меня, они волшебным образом затыкаются. Меня пнули в сад, мотивируя тем, что я зажралась, Тен–Тен спит.

Через некоторый промежуток времени (месяц-полтора).

- У меня к тебе серьезный разговор, - до нельзя расстроенная блондинка оседлала подлокотник кресла, загораживая свет от торшера.
- Опять?! – парень дергается, ища пути к отступлению. Нет, ну, все предусмотрела! Дверь закрыла на ключ. Окно и то захлопнуто.
- Завтра ты идешь к гинекологу, - животный ужас в глазах представителя мужского пола. Вышеуказанный представитель лицом пытается выразить фразу: «шозанах?!». Получается плохо. Слишком часто ходит с пофигистическим выражением лица, вот мышцы и задеревенели.
- Вместе со мной, - наконец-то Нара догадывается захлопнуть католическую Библию, которую до этого читал, и спешно пытается перекрестить сидящую перед ним девушку, приговаривая: «Сгинь, провались, глюк позорный». «Глюк» забирает книгу и от души бьет ею по темечку. Ужасно больно. Темнота.

Примерно раннее утро, примерно кабинет врача, примерно гинеколога.
- Вы станете папой! – старик, сидящий напротив, улыбается вставными зубами, которые так хочется выбить! Темари, вцепившаяся в рукав, мешает этому важному процессу.
- Ка-а-а-а-ак?! – Нара Шикамару никогда не думал, что умеет та-ак кричать. Да тут бы и Учиха заорал. Правда, Шикамару до конца не уверен, полез бы Саске под стол, приговаривая, что убьет нахрен этого урода, поставившего диагноз, но… не суть, правда же?
Дяденька-гинеколог забрался на стул с ногами и верещит тоненьким голосочком. Шикамару почти выполз из-под стола и жаждет мести.
- Я импотент! – тоненьким голосочком верещит гинеколог, пряча в стол фотографию его пятерых детей. Младшему год. – Я тут рядом не валялся!!!
В ответ: из-под стола только разъяренное рычание. Нара застрял.
Надо меньше жрать и пить тоже. (Пропаганда здорового образа жизни!!!)
- Кто отец? – хрипло и непривычно тихо.
- Ну, наверно, вы…
- Быть не может! У нас же ничего… - пинок под зад.
- А вот это, уже ваше личное дело. Мое дело констатировать факт, молодой человек, - угрюмо и гордо говорит гинеколог, слезая со стола.
- А может, вы ошиблись? – хрясь!!! Как иногда может пригодиться фотография своих пятерых детей!

Братья, узнав о беременности сестрицы, потащили сопротивляющуюся парочку в церковь и местный ЗАГС. На следующее утро Узумаки пришла СМС. Короткая, но несущая в себе море смысла, да такого глубокого, что Наруто сразу протрезвел.
«Я женат!» - не правда ли все ясно?

Учиха Саске. Суровые будни начинающего импотента.
Из большого окна на тринадцатом этаже хорошо просматривается Токио. В большом кабинете пахнем кофе по-венски, остывающем на столе. В большом кресле сидит молодой человек. Скорбные складки у его рта решили остаться там навсегда.
А теперь зачеркнем последнюю фразу и представим, что этот же молодой человек в данный момент лапает свою секретаршу, которой приплачивает за то, что она перекрасилась в розовый цвет. Секретарше этот цвет не идет, но за такие деньги она готова хоть вся в розовый покраситься. Хоть в ромбик, хоть в звездочку, хоть в нолики. Только платите, начальник. Тем более, начальник такой симпатичный, что слюна начинает непроизвольно собираться во рту при его появлении.
- Пупсик… Не называй меня сакурой… Неужели ты, так любишь это дерево? – недоуменный взгляд карих глаз. Карих, твою мать, а не зеленых! Карих! И этот цвет не перебьют даже линзы, выполненные по заказу Учихи.
- Ты уволена, - как-то грустно и пусто. Сакура бы никогда такого не сказала. Даже если он называл ее тупой дурой, она не задавала таких глупых вопросов. Секретарша понятливо застегивает блузку и исчезает из кабинета. Ее увольняют уже третий раз за неделю.
Секретарши в этом здании имелись только у самых высокопоставленных лиц. Учиха Саске, Хьюга Нейджи, Узумаки Наруто (ему баба была просто необходима), Рок Ли, Нара Шикамару отказался от своей красотки в пользу бедных. Значит, добавим сюда еще и Инузука Кибу.
Лозунг данного места (для своих) звучал просто и понятно: «Спать с бабой и жить с ней - разные вещи!» Большинство соблюдало эту заповедь. Остальной части было глубоко плевать, в силу своей ранней импотенции.
А Учиха все чаще вспоминал Харуно. Сам этому дивился, смотрел на телефон, понимая, что тот не зазвонит, и рефлексировал над бутылкой с коньяком. Иногда коньяк заменял мартини. Иногда - травка. Саске чувствовал, что ее чуть-чуть, и он уйдет в прекрасное далеко, покупая шприцы. Итачи, естественно, буйствовал. После скоропостижной кончины родителей и всех родственников, брат решил стать заботливым папочкой и мечтал о племянниках так, как некоторые порой мечтают о внуках. Его жена не отставала и просила того же. На советы завести собственного третьего ребенка родственнички только странно переглядывались и вновь начинали домогаться. Периодически Учиха-младший порывался повторить путешествие в Амстердам, но организм подсказывал, что еще раз подобное не выдержит (это было очень долгое лечение от гонореи. Ну, просто невозможно долгое).
Как-то раз Учиха даже позвонил Яманако, помня о ее былой страсти, о которой эта дура трепала каждому на всех углах. Его посылали так долго и красочно, что Саске позволил себе чуть устыдиться. Устыдиться в том, что не знает таких речевых оборотов, которыми его награждали. Пришлось лезть в анатомический словарь и знакомиться с фауной Австралии, после этого сказанное девушкой приобрело хоть какую-то ясность.
Мир становился все непонятнее. Как-то вечером Учиха мельком отметил для себя, что стареет. Потом отогнал от себя эту дурную мысль, мотивируя тем, что еще и не повзрослел.
А потом… пришел отчет из полиции. Сказали, что поймали некую особу, имевшую некогда приятную наружность. Розоволосая и зеленоглазая…

Харуно Сакура.
«Нас слепят, обжигают, давят солнца лучи…» (с) Отто Дикс
Курить надоело. Жить надоело. Спать надоело. Шляться надоело. Раскаяния нет. Шрамы не уберет ни одна пластическая операция. Тоска зеленая, под цвет глаз. Интересно, Учиха написал заявление об ограблении? Или они до сих пор женаты? Хотя, с его братца станется записать ее умершей или пропавшей.

Полицейский участок города Токио.
- Девушка, а можно я вас в камеру отправлю? – густым басом, но добро и наивно интересуется шкафообразный полицейский.
- А там чистое белье? – интересуется голос из угла, не освещенного настольной лампой.
- Нет… - добродушно гудит дежурный, не понимая, чем так провинился перед начальством, что его оставили на ночь.
- Тогда еще здесь посидим, - продолжает вещать голос.
- Ну, посидим… - расстроено кивает полицейский, борясь с зевотой, сводящей челюсти. – За что поймали-то?
- Вам честно или политкорректно? – девушка тоже хочет спать, но упрямо противится старику Морфею, протягивающему свои костлявые ручонки.
- Честно, - кивает мужик, уверенный, что его кивок заметят. Второго слова он просто не знает, уж больно оно странное.
- За да-авнее воровство, - она все-таки зевает. Эх, как это заразно! Полицейский вторит ей и на минуту в комнате для допросов воцаряется тишина, прерываемая вздохами и зеванием. Ни дать ни взять пара любовников уединилась, оживляя самые жуткие эротические фантазии и самые закрученные позы из Камасутры!
- Да ну?! – удивленно.
- Ну да… - безразлично.
– А я думал ты проститутка, - даже перестал зевать. – Выглядишь странно. Может, покрывало дать? А то ноги поджимаешь, замерзла? – с непонятной заботой поинтересовался мужчина.
Странная девица вздохнула и скинула капюшон, подставляя свое лицо под свет лампы, руководясь простым уличным: «Не, ну, а че? Пусть мужик попугается!» Полицейский, считавшийся крепким и здоровым мужчиной, тихонечко икнул. То-оненько так, жа-алобно. Дюжий мужик, прошедший огонь, воду, некоторое количество медных труб и десять лет семейной жизни, нервно зачесался. Мысль о том, что сейчас можно было бы обнимать жену и сербать чай на кухне, дернулась в судорогах, плюнула пеной, идущей изо рта от увиденного, и сдохла в конвульсиях, стоило только присмотреться повнимательней.
- Откуда? – тихо и неуверенно спросил он, понимая, что пауза затянулась. А девушка почему-то улыбалась, как Чеширский Кот. Дяденька неуверенно оглянулся, ожидая удара сзади, но (слава всем богам, слава) за спиной было только прочная кирпичная кладка.
- Автокатастрофа, пожар, взрыв, вооруженное нападение, грабеж, пы-пытки… - неожиданно девушка начала заикаться. – Может, до Японии дошли с-слухи о том, что на с-самый большой притон Амс-стердама было с-совершено вооруженное нападение с-с целью грабежа клиентов и с-сотрудников… А потом, нес-сколько девушек вывезли… как заложниц. Часть продали, часть оставили себе. О последнем не писали даже газеты.
Мужик икнул. Еще. И еще. И еще, чувствуя, что ему становится дурно. Естественно даже до Японии докатились слухи о вооруженных грабителях с непонятными наклонностями, которые что-то там сделали в Европе, что-то украли, а может и не украли. Японское правительство предпочло не раскрывать тему нападения на женщин, работавших в притоне в Амстердаме. Не подобает женщине таким заниматься, раз напали, значит, заслужили.
Женщина чем должна заниматься? Ублажать мужа да рожать и воспитывать будущих самураев. И точка. А не жить в каких-то подозрительных городах и не работать в каких-то подозрительных организациях.
- Я только уехала от этого козла… решила жить новой жизнью, найти того, кто будет любить меня, а я не буду любить его. Или ее. Разве пол имеет значение, когда вот-вот будет развлечение? Темари иногда говорила мудрые вещи… - а мужик все продолжал слушать, приоткрыв рот и машинально доставая плед за пледом, и продолжая передавать их девушке. А она все укутывалась и говорила, говорила, говорила…
- Решила автостопом по красивым местам Японии. Водитель начал меня лапать, увлекся и мы врезались в грузовик, стеклом мне испортило лицо, а начавшийся пожар усугубил дело. После был взрыв. Врачи могли исправить лицо, но все деньги, которые я взяла – сгорели. А потом был притон… и вооруженное нападение… и эти ур-р-роды. А перед этим его занесло в Амстердам. Даже газета вышла… городская… с заголовком на первой полосе: «Развлечения японского «принца», или Япония – цитадель разврата!». Когда он заглянул к нам, я обезумела, пряталась, крылась, но в душе надеялась, что он найдет мое имя и выберет меня. Хотя бы на ночь. А он остановился на девушке, которая была записана впереди меня. До сих пор не понимаю, как можно было выбрать Сакурако и не заметить Сакуру… - полицейский еще раз икнул и протянул девушке бутылку бренди, найденную в шкафу с покрывалами. Та отпила и поморщилась.
- Не люблю эту бурду, лучше чаю, - уверенно выдала заключенная, глотком опустошая бутыль наполовину.
- Чаю, так чаю… - вздохнул подкаблучник со стажем и вышел из комнаты для допросов. Можно считать, что он ее допросил, ведь так? Полицейский заварил крепкого чаю и только собрался справить нужду в фикус начальника (на который не была направлена камера слежения), как дверь распахнулась…

Учиха Саске. Пить – плохо, быть трезвенником – хуже!
Учиха выдрал своего личного водителя поздней ночью из кровати для того, чтобы посетить полицейский участок. Машина неслась по улицам ночного Токио, распугивая поздних прохожих и полицейские патрули. Пару раз за ними увязывались эти самые патрули, но стоило им разглядеть надпись на табличке, висевшей вместо номера (Саске смотрит на тебя, как на говно), как весь энтузиазм подыхал на корню.
Учиха нервно закурил. Может быть, сегодня появится возможность расставить все точки над «i». Стоп! Учиха Саске курит? Ну, сегодня курить даже ему. Ведь сегодня особенная ночь, не правда ли, Сакура?
Водитель, имеющий в болячках простатит, геморрой и аллергию на сигаретный дым, страдальчески чихнул, но, ни слова не сказал своему шефу. На деньги, которые ему, несчастному служащему, платят, можно содержать семью из семи человек. А водитель не дурак, потому и терпит даже сверхурочную работу.
Сверкающая даже в темноте машина подъехала к зданию полицейского участка. Серый фасад, кое-где обезображенный граффити неприличного содержания, навевал тошноту и ассоциации с мрачным концом жизни всего человечества.
Господин Учиха сам (!) открыл дверцу машины и фактически бегом кинулся к большой стальной двери, ведущей в участок. Водитель, выполняющий по ночам роль телохранителя, мрачно поплелся следом - нужно же следить кому-то за драгоценной задницей Саске-сама, иначе его старший брат шкуру со всех сдерет. И с самого Саске тоже, между прочим. Учиха Итачи мог быть беспощадным.

Фактически влетевший в помещение Учиха-младший застал дежурного в обнимку с фикусом и к тому же в расстегнутых штанах. Водитель, которого чуть не пришибло дверью, почувствовал желание удавиться самому или удавить Учиха голыми руками, даже за такую зарплату терпеть удары дверьми он был не согласен.
В участке было непривычно тихо и пусто. Всех заключенных увезли в тюрьмы или отпустили под залог – начальник этого участка собрался в отпуск и не хотел омрачать оплачиваемое безделье проститутками и домушниками.

Полицейский едва успел застегнуть ширинку, как его схватили за шкирку.
- Где она? – тихо и вежливо произнес расхристанный молодой человек, продолжая держать полицейского.
- В к-к-комнате… - проблеял несчастный. Хилый с виду паренек вцепился, как дражайшая жена в зарплату, которой, кстати, не предвидится в ближайший месяц. Шеф-то ушел в отпуск…
Учиха метнулся к единственной открытой двери. На пороге дернулся, судорожно застегнул рубашку и пригладил волосы. Зашел уверенным шагом, распространяя запах дорого одеколона. Куча пледов, пустая бутылка из-под бредни, под ней какая-то замурзанная бумажка.
Дверь, ведущая на улицу, прощально скрипнула и захлопнулась, отрезая Учиху от Харуно навсегда.
- На улице пусто? – тихо поинтересовался Саске.
- Откуда мне знать? – поинтересовался водитель.
- Так сходи и проверь! – прошипел Учиха, заранее зная, что на улице не будет никого. Ярость наполнила его (только дым из ушей не повалил). Он смахнул кучу пледов, разбил бутылку о стену, подставив лицо под осколки, и только собрался порвать бумажку, как заметил корявую надпись карандашом: «Саске-куну». Отложив месть листку на неопределенное время, «Саске-кун» замер, словно греческая статуя в музее.
«Я жива. Деньги не верну – сгорели. Не так давно поняла, что никогда никого не любила, кроме тебя, даже себя. Вчера осознала, что не люблю и тебя, потому и позволила себя схватить, надеюсь, этот опус читаешь ты, Саске – кун, а не твой озабоченный продолжением рода Учиха брат. Передай ему спасибо. Большое и дружеское, кстати. Когда я увидела себя в новостях, будто бы погибшей в автокатастрофе, почему-то порадовалась. Но это странно. Я одновременно погибла, но и разыскивалась за воровство, видимо, ты как всегда не согласовал с ним какие-то действия. Будь добр, перешли 50000$ на этот счет. Считай, ты помог нищим, сделай хоть одно доброе дело в своей жизни. И пойми ты, наконец, что не надо гнаться за мной, как за чем-то нужным. Ты прекрасно знаешь, что тебе ничего не надо. Ни меня, ни чего-либо другого, очень сожалею, если нарушила твою игру, которой ты бредил столько времени. Бывшая дура, Харуно Сакура».

Почему-то Учиха отпустило. Он плюхнулся на гору пледов и перечитал письмо еще раз, запоминая номер счета. И еще. И еще. И еще. Аккуратно оторвал цифры от всей записки и поджег ее зажигалкой с именными инициалами U.S. Где-то в груди что-то стукнуло, только сейчас Саске понял, что у него есть сердце. Нет, он знал это и раньше, но ощущал того, что пишут в слащавых романах, мол, сердце сладко затрепетало или сжалось от боли, пропуская удары. Может быть, в арсенал Учиха Саске заползет такое странное слово «душа»? А может и не заползет.
- Нара, мне нужна новая секретарша.
- Что?! Совсем сдурел, Саске? Полчетвертого утра! Где я тебе найду секретаршу, извращенец несчастный? – совершенно справедливо вопила трубка.
- Брюнетка. Третий размер груди и черные глаза.
- Иди на х…
- Иначе, ты больше у меня не работаешь, - последнее гневное слово на том конце телефона проглотили и хмуро подтвердили, что секретарша будет с утра.

***
- Нара, ты совсем сдурел? Кому ты, звонишь в четыре утра? – заспанный голос из вороха одеял и подушек.
- Секретаршу ищу, Учиха Саске что-нибудь говорит, Темари?
- Спал бы ты лучше, идиот, - счастливое сопение из под пухового одеяла, плавно переходящее в нетрезвое похрюкивание.