Все учтено. Глава 14.

_*_*_*_

Темари с тяжелым сердцем зашла в свой дом. Уже было темно — весь день она слонялась по пустому, казалось, городу, на работе все слишком напоминало о нем: о таком близком и неподражаемом, о таком нежном. Воспоминания нахлынули разом, словно огромная ударная волна, которая сшибает с ног и захватывает все твои мысли. Тебе не хочется бежать от нее, так как смысла нет.

Но было слишком больно, слишком близко она восприняла это все. Прощальная ночь была последний подарком, который она хотела получить. В ее голове давно созрела мысль о том, что все зашло слишком далеко. Они никогда не смогут сохранить свое хрупкое счастье.

Темари устало опустилась на стул. Она видела куклу, подаренную ей Канкуро в один из дней, когда он был так весел. Кукла была выполнена из дерева, но в точности повторяла свой прототип. Старший брат подарил такую куклу и Гааре, но тот через несколько дней в приступе гнева испепелил ее на заднем дворе резиденции. Они все понимали, отчего.

Это были не просто изображения хозяев, они олицетворяли все то, что было заперто в душе людей. Канкуро долго учился этой технике, непонятно, правда, зачем, но в конце концов он постиг эту науку. Гаара не смог понять сути куклы, он сразу разозлился, как только увидел, что мирное лицо деревяшки меняется на страх, на гнев, на судорожную оторопь, которую, Но Собаку хранил глубоко в себе.

Когда Гаара кинул свой последний взгляд на ненавистный ему подарок, он увидел там нежную улыбку и печальный взгляд, который был точно направлен на портрет его брата и сестры, висевший в глубине кабинета. Гаара еще не знал, что он никогда не забудет те полуприкрытые глаза, ту радужную улыбку, которая могла быть на его лице.

Единственное, что он хотел и мог сделать — сжечь дотла его секреты, которые были открыто отображены на похожем лице.

И вот, теперь сама Темари смотрела на печальное и неподвижное лицо самой себя. Это было не зеркало, нет. Зеркало отображает лишь то, что видно глазу. Здесь же торжествовала душа. Этот печальный изгиб губ, щеточка ресниц, отбрасывающая неясную тень на молочную кожу, опущенный взгляд побитой и побежденной волчицы — все это кричало о том, что, Но Собаку Темари не такая уж и сильная, не такая уж и стальная. Внутри нее был не железный стержень, а золотой. А чистое золото, знаете, не такой уж и твердый металл…

_*_*_*_

Прошло несколько месяцев, Шикамару все глубже уходил ото всех. Апатия поглотила его полностью.

Он посмотрел на свой застывший дом: вот тот самый диван, на котором лишь единожды сидела Темари, вот маленькая статуэтка невесомого божества, в которого ни один из них не верил. К чему вера, если даже она не способна дать то, что нужно больше всего.

Шикамару посмотрел в зеркало. Боги, как он постарел за это короткое время! Морщинки в уголках глаз больше не казались ему странными и чужими — наоборот, их положение было таким правильным, родным, человечным…

Ты старик в душе, Нара Шикамару. Плевать, что твое тело пышет здоровьем, неважно, что у тебя стальные мускулы — ты старик, старик, старик. И так по коже, за ухом, когда она тебе шептала, старик, старый и немощный…

Он вздохнул. Ни один вдох и выдох не предназначается тебе по праву, правда, Нара Шикамару?

Ты не должен жить без нее, правда?

Глупости. Какие же это глупости. Все проходит, все меняется. Ты должен идти вперед, так говорила тебе она — та, ради которой ты мог бросить все. Но не бросил.

Потому что впереди заря твоей Родины. Ты славный солдат, Нара Шикамару, ты никудышный возлюбленный.

*_*_*_*

— Ты все еще не отдала мне отчеты, Темари. Больше я ждать не намерен. Если это все твои интрижки, то мне глубоко плевать — работу ты должна делать вовремя! — Гаара всегда говорил тихо то, что нужно было бы кричать, вопить и орать. От этого всем становилось страшнее, о да, страшно?

— Все в прошлом, — в голосе сестры слышались стальные нотки.

Зверь показал оскал?

Гаара поднял взгляд на сестру. В его глазах было так отчетливо нарисовано недоумение, что Темари невольно улыбнулась. Так было странно застать его врасплох, что вся ситуация казалась комичной. Да, Темари, юмор у тебя странен.

— Ты уверена? Никаких больше ночных прогулок в несколько километров?

Темари кивнула.

— Я просто… я просто устала, Гаара. Знаешь, от всего этого: склоки между нами, твои обвинения. Я просто хотела немного любви, понимаешь? Совсем чуть-чуть, от нужного человека, в нужное мне время. Сколько мне еще работать в поте лица на безликое будущее? Устала. Я. Устала.

Она бессильно упала в кресло напротив и сжала плечи руками. Взгляд Темари был направлен в сторону, чтобы не видеть лица брата, лица начальника.

Гаара тяжело вздохнул и сцепил руки в замок. Тишина выдавала напряжение. В кабинете стало слишком прохладно для такого жаркого дня. Солнце спряталось за редким облаком, и на несколько минут помещение окунулось в тень. Где-то далеко шумела главная улица, но в головах обоих беседующих стояла звенящая тишина, и каждый ждал слов второго.

Что за нездоровые отношения? Что за жертвенность?

— Темари, — голос Гаары был тих, но на этот раз он не выражал его белой ярости, слепой и бескрайней, как и всегда, — я тоже устал, понимаешь? Как мне нужно поступать? Ты — моя сестра, самый близкий и самый родной, но тебе я доверять не могу! Ты растила меня с тех пор, как наша мама… ушла. Ты давала мне самые нужные советы, но что мне теперь делать, когда ты не можешь даже послужить своему брату, своей стране! — его плечи опустились вниз, голова наклонилась, и Темари видела краем глаза лишь макушку брата. — Как я мог потерять доверие. Я не могу доверять тебе, когда с тобою Шикамару, ведь теперь Учиха вернулся, и кто знает, какие планы он строит…

Темари с болью повернулась, чтобы взглянуть в лицо Гааре.

— Ты считаешь, что Шикамару ради этого… Как ты можешь? Они твои друзья! — словно фурия, Темари вскочила с сидения и оперлась ладонями на столешницу. Гаара поднял на нее беспомощный взгляд, и Темар вспомнила: так он смотрел на нее в детстве, когда не знал, что ему делать. Тогда жизнь казалась им обоим намного легче, намного ярче, намного безопасней.

— Если бы ты знала, как я хочу все исправить, — прошептал Гаара, уже не глядя в глаза сестре. Он смотрел перед собой, но казалось, не замечал ничего — так остекленел его взгляд, — если бы ты знала, как тяжело мне дается каждое решение, каждый разговор с тобой. Ты ничего не замечаешь, кроме своих страданий, но мы когда-нибудь утонем, и это будет твоя вина, Темари. Я боюсь и за тебя, и за весь мой народ. Поэтому я прошу тебя, не нужно больше. Пожалуйста.

Темари закусила губу, и наконец, в ее мыслях оформилось правильное решение.

— Прости меня. Прости меня за все, Гаара, пожалуйста.



Наконец, этот год подошел к концу. Для кого-то он был легким, для кого-то — нет. Коноха медленно, но уверенно, приближалась к тому состоянию, в котором ее и настиг Пейн. Учиха и Узумаки стали основной ударной силой. Саске тщательно восстановил внутреннюю структуру деревни: внутренняя охрана, полиция, суд и администрация. Наруто же располагал внешними связями — это было не так уж и сложно после нескольких визитов Саске в соседние страны.

Облагораживались дома, обустраивались больницы и школы. Улицы уже не напоминали памятники вандализму, а были чистыми и широкими.

Наруто шел по главной аллее и слышал великолепный запах из «Ичираку Рамен». Дети шумной гурьбой шли за воспитателем в академию шиноби. Один из мальчиков, чей вид явно говорил «Я Бунтарь!», завопил, увидев Наруто.

— Эй, это же Хокаге!

Тотчас со всех сторон послышались детские вопли:

— Хокаге!

— Это же Узумаки Наруто! — мальчики.

— Какой милый!

— У него есть жена! — девочки.

Узумаки с улыбкой проводил взглядом учеников и направился в резиденцию.

К его удивлению, около двери его ожидал Канкуро. Наруто поприветствовал его и пригласил в кабинет.

— С чем пожаловал, Канкуро? Встреча между нашими деревнями запланирована через два месяца, — Наруто расчищал столешницу от лишних бумаг. Тут было все: оригами, фото со свадьбы, черновики документов и просто рабочий хлам.

— Я бы хотел видеть Нара Шикамару, — глухо отозвался Канкуро, комкая конверт в руках.

Наруто напрягся, ведь нечасто в го селение заглядывал советник казекаге, да и просто родной Гаары. Внутри колыхнулось предчувствие чего-то неправильного и до простого обидного, что хотелось наброситься с вопросами.

— Я могу передать ему все, что вы хотите, — будничным тоном отозвался Узумаки, хищно глядя на конверт в руках Канкуро, — он сейчас не в самом лучшем состоянии, понимаешь? Работа, проблемы личного характера, — уклончиво продолжал он, — все это нахлынуло гораздо раньше и сделало Шикамару гораздо слабее, чем ты думаешь, Канкуро. Не нужно беспокоить его по пустякам.

Собеседник Наруто тяжело опустился в кресло перед ним. Его глаза, прежде безмятежные, излучали какое-то беспокойство, какую-то печаль. Плечи Канкуро словно надломились под тяжестью слов Узумаки, что-то проделало брешь в его выхолощенном виде. Он никогда не был хорошим дипломатом с маской вместо лица — Канкуро было легче достать своих кукол и начать бой, нежели тягаться и играть словами.

— Это насчет Темари, Наруто. Мне нужно видеть Нара Шикамару. Немедленно.

Боль внутри этих слов испугала хокаге.

_*_*_

Стук в его пустом жилище был нечастым. По ночам Нара часто просыпался, надеясь услышать чуть-чуть запаха той последней ночи. Но каждый раз перед тем, как сказать заветное имя, Шикамару сжимал до боли кулаки и закусывал губы. Он перестал следить за собой — исхудавший, с распущенными волосами, он походил на собственную тень. Его некогда жилистое тело было теперь тощим, и мышцы, некогда тяжело перекатывающиеся под кожей, были вытянутыми, словно у скаковой лошади. Вены на руках синими дорожками опутывали его предплечья, ключицы дерзко выпячивали вперед. Он привык жить один и не оглядываться в зеркала.

Потому что там не было отражения любимого лица.

И теперь, когда к нему в дверь кто-то стучал, Шикамару быстро надел домашний халат и ринулся к проходу.

На пороге стоял Канкуро, и это было в тысячу раз больнее.

— Привет, — хрипло сказал Канкуро и протянул через порог конверт.

Нара пропустил гостя в дом и забрал тонкий сверток себе. Огромная змея паники заворочалась где-то в животе.

На кухне Канкуро налил себе чаю, не забыв и о хозяине. Но Собаку пододвинул пиалу Нара, но тот только и делал, что гипнотизировал взглядом конверт.

— Это мне? — Шикамару отодвинул его подальше, словно собираясь спрятать его и никогда не смотреть на то что внутри.

— Тебе стоит вскрыть его сразу.

Фраза прозвучала приговором, и Шикамару не смел ослушаться.

На ладонь выпала подвеска Темари, пояс от любимой ей юкаты и маленькая записка.

Она никогда не снимала той подвески — луна, связанная с солнцем.

Она никогда не давала ему своих одежд — считала это компрометирующим.

Стрела понимания остро пронзила его голову. Он захлебнулся чаем, и каждый вдох казался последним.

Все, что когда-либо возводилось для защиты, рухнуло в один миг, как самый паршивый карточный дом в мире. Канкуро смотрел вдаль, смотрел выжидающе, и его взгляд — точный и въедливый, как кислота — растворял все мысли Нара Шикамару, лучшего аналитика деревни Листа.

— Что с ней? — дрожащим голосом спросил молодой человек.

Канкуро оглянулся на него. Шикамару сидел за столом, склонившись почти до самой столешницы, волосы его закрывали лицо, но Канкуро точно видел заострившиеся скулы и взгляд, устремленный в никуда.

Плечи его ломаной линией четко выделялись на светлой стене, и жгучий аромат страха распространился по комнате, отчего сразу стало холодно.

Аромат безысходности и жадности жизни, которая всегда повисает над разрушенными городами, запах горелой плоти и влажной от крови земли.

Все это витало в воздухе, как витает сгоревшая пыль на поле брани. Силуэт Шикамару грозовым облаком очерчивался на стене позади, Канкуро видел скульптурную четкость тела, угловатые плечи, выглянувшие из халата. Возможно, настолько нагим, физически и морально, его видела только Темари. Каждый миллиметр тела как оголенный нерв, как бикфордов шнур, как проводник той печали, которая разрушает мир понемногу.

— Что с ней? — громче спросил Нара.

Канкуро молчал, он не мог сказать это вслух. Он сам еще не до конца поверил в происходящее. Но по коже уже двигались тени этого погребенного утра, сжимали его горло, и Канкуро почувствовал, как он задыхается, как он сам истерично хрипит «Отпусти!».

На лице Шикамару рисовалось откровенное безумие, он сжимал руки все крепче в своей пляске, и, Но Собаку почти на сто процентов узнал смертельность дзюцу теней.

Театр теней имени Нара Шикамару.

— Я не мог ничего поделать, я не мог ничего поделать, она сама-сама-сама-сама, — шептал Канкуро, пятясь куда-то в прихожую, ведомый то ли своим страхом, то ли тенями Нары.

Он торопливо одевался и шептал извинения. Внезапно Шикамару отпустил тени и уставился страшным взглядом в его лицо.

О, какой это был взгляд! Уничтожающий, полный боли и отчаяния, спрашивающий справедливости, но не находящий ее, почти обезумевший и шепчущий проклятия кому угодно. Нара Шикамару стоял на грани безумия, на грани жизни и смерти.

Ее имя Темари, и она никогда не будет с тобой.

— Что с ней? — в последний раз отчаянно крикнул Шикамару и опустился на пол в беззвучном крике.

Канкуро закрыл глаза и отвернулся от него. Глубокий вдох вряд ли мог помочь, но так ему стало немного легче. Ком в горле никуда не делся, но теперь он мог рассказывать о том, что навсегда поменяло русло нескольких жизней.

Одна река больше никогда не зашумит.

-В том крыле начался пожар, мы быстро хотели потушить его, но… она сама… сама, понимаешь, — Канкуро шептал сбивчиво и непонятно, но Шикамару еще никогда так ясно не слышал слов собеседника, — она сама устроила пожар, Шикамару. Мы пытались… мы могли бы, но она сама-сама-сама-сама… Она горела и горела, а мы никак не могли ей помочь, — в голосе слышались слезы, но Канкуро продолжал, — она кричала нам, чтобы мы ушли и выставила барьер, а потом сказала найти конверт и отдать тебе. К тому времени… мы не успели… там ничего не осталось, лишь только тело… она… Шикамару, мы не могли… я не хотел… никогда не хотел, чтобы это было так…

Долгий выход разрезал тишину. И с криком Нара Шикамару закрыл лицо ладонями, и стон его вырвался на свободу, острый и звенящий, словно струна, натянутая до предела.

Рядом лежала записка, состоящая всего из двух предложений.

«Не догоняй ветер с запахом моря. Однажды он подует прямо тебе в лицо».