Все учтено. Глава 17.

Он смотрит на нее слишком пристально, пытаясь найти знакомые черты, но нет, все напрасно. В ней нет ни отблеска ее дивных глаз, лишь только улыбка напоминает о Темари. А вот же время, Нана - это Темари. Темари, которая была рядом все это время, которая видела, как он сломался под тяжестью этой ноши. Темари видела многое, Нана же видела все. Начиная с момента, когда начинается утро Нара Шикамару, в пьяном бреду, без него - неважно. Весь этот год и даже больше Темари была рядом с ним, она не была мертва! Она жива-жива-живаживажива... Все это пролетает за миг в голове у ниндзя.
А затем он смотрит на собеседницу. Она тиха, она ждет приговор. Щемящее чувство надежды, чувство, что все только начинается, не покидает Нара Шикамару, самого логичного ниндзя деревни. Темари ждет, когда ее персональный судья вынесет ей приговор. Считаться ли ей погибшей или восстать, словно фениксу из той золы, что поглотила ее предполагаемое тело.

Тишина становится чересчур тяжелой. Темари робко комкает салфетку и миг за мигом наружность Наны становится наружностью Темари. Вряд ли она хотела сказать это таким образом. Наверняка в ее мыслях это было совсем по-другому. Пафосно? Романтично? С намеком на надежду и возрождения?

Нара Шикамару нечего возрождать. Он и так любил ее всю свою жизнь, словно чертово солнце.

Он неловко начинает, откашлявшись:
- Когда ты умерла, я думал, что и мне стоит, - Шикамару говорит медленно, слова будто вытекают из него с трудом, он часто прочищает горло и смотрит куда-то мимо Темари, - я думал, что все кончилось. Я хотел покончить с собой, потом не хотел, конечно. Я был на самом дне, не спал, не ел, моя жизнь была похожа на жалкую пародию. Я до сих пор не верю, что все это на самом деле, - Нара встал и нервно прошелся по комнате, - я в смятении, я не знаю, что я должен делать... Я хочу заплакать, но слез уже давно нет, Темари, - вопреки своим словам, на глазах мужчины появились слезы, голос дрогнул, и весь он будто сжался, словно перед страшным судом.

Темари затихла.

- Что мне еще оставалось делать, Шикамару? - жалобно спросила она.

- А что мне делать сейчас, Темари? - закричал Шикамару. - Я так долго предавался трауру, так долго желал, чтобы ты оказалась жива, и вот она ты... А я не знаю, что мне делать? Скажи мне, Темари! Может быть, ты знаешь? Мне тоже стоит инсценировать свою смерть, чтобы разбить тебя вдребезги? - Шикамару бессильно опустился у стены на пол, смотря ей в глаза. Мокрое от слез лицо, обессиленная поза... Это ли тот Нара Шикамару, что был здесь десять минут назад?

- Я не знаю, Шикамару, - начала Темари, - я знаю только одно: я хочу быть рядом, но мое лицо... Я не могу быть Темари рядом с тобой. Я могу быть только безликой Наной, что баюкала тебя по ночам. Я могу быть рядом по-настоящему, Шикамару. И ты знаешь это. Остается один вопрос: чего хочешь ты?

Их голоса дрожали, они были оба на грани срыва. Словно бикфордовы шнуры, готовые взорваться от напряжения, если прикоснутся друг к другу...

Шикамару в гневе швырнул кружку о стену.

- Год! Целый год! - яростно шептал он. - Столько ты обманывала меня, Темари. Целый год лжи.

Он приблизился к ней, смыкая руки на ее горле, чувствуя, как бьется жилка на шее, как быстро она бьется. Темари смотрела прямо ему в глаза, собираясь не то убежать, не то остаться в его руках до конца жизни.

Укус, с которого начался поцелуй, был болезненным. Они пили друг друга, словно путники в пустыне, нашедшие бездонный колодец. Ее руки крепко сжимали плечи Нара Шикамару, едва ли не раздирая одежду. Если бы они расцепились, то не удивились бы, что из губ обоих течет кровь, яркая, как рассвет. Он царапал ее бока, оглаживал жестко спину, чувствуя ее реальность, ее настоящее тело. Так сладко снова чувствовать ее, но злая горечь поднимается откуда-то изнутри: целый год рядом, а она говорит это только сейчас! Обманщица, но какая искусная, какая великолепная и желанная!

Он с трудом отрывается от ее губ, теперь по полному праву принадлежащих ей. Эти слова даются с трудом.

-Уходи, - глухо говорит он, - уходи сейчас.

Темари стоит, словно оглушенная громом, который начался так не вовремя. Недавно ушедшие слезы возвращаются так быстро...

- Так легко? - она закусывает губу и качает головой. - Ты отпускаешь меня так легко? - слезы скатываются по щекам, падают вниз, но она не замечает их, зло смаргивая

Шикамару опирается о стену и долго смотрит на нее.

- Однажды ты покинула меня, так покинь и сейчас, Но Собаку Темари. Мне слишком больно.

Когда у выхода она снова принимает вид Наны, сердце Шикамару почти не выдерживает тяжести. Обман, снова обман... Когда-нибудь ему будет не так больно смотреть на это, но сейчас...

Дверь запирается, и Шиакамару слышит ее полустон-полувсхлип, с которым она садится прямо на крыльцо возле двери и скребет ногтями по двери, промокая насквозь.

Волчица всегда находит путь домой. Пусть и не сразу.

_*_*_

В дверь уже долго стучали. Сакура через окно видела закрытую повозку. Исами и Саске отдыхали в другой комнате, но сейчас настал час икс.

Неважно, чего хотели родители, отступать от своего собственного плана было безрассудно. Сакура постаралась запомнить, как выглядят эти двое в своем единении. Саске любовно смотрит на своего сына, руки тесно сплелись в объятии. Так не хотелось нарушать эту идиллию...

- Время, - Сакура вошла с плохими новостями.

Исами резко вскинул голову и посмотрел на маму. Кинулся ей в ноги, обнимая где-то в районе коленок, обдавая горячим дыханием, почти дрожа и цепляясь за короткое кимоно.

- Я буду хорошим ниндзя, - без устали продолжал говорить Исами, - вы будете мною гордиться! Я ведь Учиха!

Сакура присела и посмотрела в черные глаза Исами. Саске прикрыл рот ладонью и зажмурил глаза, и Сакура была готова поспорить, что он сейчас как никогда близок тому, чтобы расплакаться. Но медлить было уже поздно. За стеною уже ждали работники лаборатории, которые заберут сына, заберут навсегда, и не было путей к отступлению, как любила Сакура, нельзя было оглядываться назад и искать возможные пути. Их ребенок - надежда для остальных, и теперь все это было так близко к совершению, что страх пронизывал тело с головы до пят. Мама Исами едва могла сдержать слезы, слезы гордости, печали, заранее выученной тоски по сыну, глядя на его гордое лицо, на его порыв стать великим. Наверное, когда-то и Саске так смотрел на мир: с широко открытыми глазами, старающийся преуспеть во всем, а теперь... Теперь он обнимает сына, спрятавшись в собственной детской, посреди безлюдного квартала, где слышно, как ожидает их следующий шаг плана.

- Мы гордимся тобой, Учиха Исами, - говорит Саске, и у них у всех сердце уходит куда-то в пятки. В дверь еще раз стучат.

Исами бесстрашно выходит в утреннюю темноту коридора, и Сакура еще раз восхищается им, не понимая, что он - решение их с Саске уравнения, искомое их потерянной любви, это они сделали его таким. Но все эти мысли проходят мимо нее, когда она видит, как Саске открывает дверь, а на пороге оказываются чужие люди в черных одеждах без нашивок. Секретный отдел лабораторий. Раньше Сакура работала там, а теперь ей страшно, потому что она видела результаты экспериментов.

Саске просит еще десять минут, на что секретники понимающе кивают и снова покидают их крыльцо.

Они прощаются прямо там, в коридоре, где почти нет света, а до повозки - рукой подать.

Исами еще раз жмется к родителям, повторяя, что он не станет позором семьи, и Сакуре хочется в слезах раскричаться, и сказать наконец-то Исами, что он и есть самый смелый член их семьи, но вместо этого она слышит ободряющий голос мужа и отца:

- Ты и так самый смелый из нас, сын. Ты самый сильный ниндзя, которого я когда-либо встречал, - и Саске почти не врет. Силы у Исами почти что неземные, - ты станешь величайшим, запомни это. Помни нас: меня, маму... Мама у тебя тоже смелая, она многое сделала для нас с тобой, Исами. Будь сильным и смелым, как я тебе говорил. Мы любим тебя, - эти слова прорезают эту тишину, и Сакура беззвучно ахает.

- Мы любим тебя, Учиха Исами, - тепло повторяет мать и видит, как еще больше расцветает улыбка на лице сына.

Саске тепло улыбается, глядя в глаза Исами, и тот неловко смеется, и тоже говорит, что он любит их. На глаза Сакуры еще наворачиваются слезы, и она ругает себя за то, что стала плаксой. Но те ли это слезы?

Исами тянет ее вниз, и теперь они сидят на полу в темном коридоре, почти чувствуя, как текут минуты. Сакура прижимает своего единственного сына к своей груди и чувствует его горячее дыхание рядом со своим сердцем, ему все же страшно. Его рука крепко сжимает ее пальцы, но он не смеет показать свой страх. Господи, за что? Ему ведь только четыре года...

Мама целует Исами в макушку, в последний раз приглаживает непослушный ежик волос на затылке, и тут Саске крепко прижимает его к себе, и все они оказываются в одном сильном объятии, над которыми бы бессердечные посмеялись. И когда они понимают, что это - в последний раз, у Саске вырывается бессильный вздох, и в дверь снова стучат.

Втроем они поднимаются на ноги, Исами крепко держится за их руки, и они вместе выходят их дома на крыльцо, чтобы туда возвратилось только двое. Семья Учиха доходит до повозки, и никогда Сакуре и Саске не было так больно, когда маленькие ручки Исами высвобождаются из их взрослых ладоней и исчезают в темноте перчаток секретников. Все происходит медленно, и Сакура успевает отметить благодарственную речь одного из лаборатории, они в ответ неловко кивают, только Саске становится железно собран, но все же глаза родителей обеспокоенно направлены на лицо Исами, который тихо и спокойно улыбается, глядя на Сакуру и Саске.

Понимание того, что они видят своего сына в последний раз, слишком медленно распускается в их душах леденящим цветком.

Повозка отъезжает от дома Саске, Сакура долго не может оторвать взгляд от повозки, где сидит их сын, который едет в неизвестность с одним только знанием - родители любят его.

- Вот и все, - говорит Саске, все еще глядя вдаль, туда, где клубы пыли скрывают улыбающееся лицо их сына.