Второй после Мадары
Категория: Трагедия/Драма/Ангст
Название: Второй после Мадары
Автор: _monkey
Фэндом: Naruto (Наруто)
Дисклеймер: Кисимото Масаси
Жанр(ы): ангст
Персонажи: Учиха Обито (Тоби) и другие
Рейтинг: R
Предупреждение(я): осторожно, многообито
Размер: миди
Статус: не закончен
Размещение: с указанием автора
Содержание: 387, 391 и 392 серий Shippuuden (655-657 главы манги). Много Обито. Подробнее писать не буду, чтобы тот, кто не дошёл до этих серий, не словил спойлер. Продолжение будет.
От автора: приветствую любую критику, даже самую жёсткую. Критикуйте любое слово.
Автор: _monkey
Фэндом: Naruto (Наруто)
Дисклеймер: Кисимото Масаси
Жанр(ы): ангст
Персонажи: Учиха Обито (Тоби) и другие
Рейтинг: R
Предупреждение(я): осторожно, многообито
Размер: миди
Статус: не закончен
Размещение: с указанием автора
Содержание: 387, 391 и 392 серий Shippuuden (655-657 главы манги). Много Обито. Подробнее писать не буду, чтобы тот, кто не дошёл до этих серий, не словил спойлер. Продолжение будет.
От автора: приветствую любую критику, даже самую жёсткую. Критикуйте любое слово.
Фрагмент I.
And if I fall and crash and burn
At least we both know that I tried
And as I crawl those lessons learned
Yeah they remind me I survived
And I've been hurt and I've been scarred
At least I know that I'm alive
And If I fall and crash and burn
At least we both know that I tried
© Lifehouse - Crash And Burn
Смеркалось. На берегу реки лежал человек, закинув руки за голову и глядя в небо. От нагревшейся за день воды было душно, поэтому он лежал раздетый по пояс прямо на земле. Фиолетовый плащ валялся рядом.
Со стороны могло показаться, что он просто отдыхает, если бы его грудь и живот не пересекали внушительные раны, из которых бежала кровь.
Периодически морщась, Обито прислушивался к ощущениям. Благодаря рефлекторному камуи, он уже много лет не испытывал физической боли. Вспоминал, каково это. Привыкал.
Несмотря на то, что ещё десять минут назад он от боли едва не задыхался, это всё равно не могло сравниться с отходняком после восстановления половины тела восемнадцать лет назад.
От большой потери крови начинало темнеть в глазах. Однако перевязывать раны Обито не пытался не из чистого мазохизма. Он просто понятия не имел, что с ними делать. До обретения камуи все его раны бинтовала Рин. "Где же ты теперь, Рин? Я и так столько лет без тебя держался..."
Сирота, никогда не знавший родителей, потерявший в тринадцать единственного друга и глаз, вынужденный из-за несчастного случая много лет провести вдали от дома и в конце концов наблюдать смерть любимой, - у него не было никого, кто мог бы позаботиться о нынешних порезах. Кому вообще было бы дело до его здоровья.
"Обито, никогда не прячь от меня свои раны... Я всегда буду приглядывать за тобой..." - гулко отдавался в голове строгий и заботливый голос Рин. Обито тяжело вздохнул и закрыл глаза. Настоящие раны были внутри.
Стоило на секунду отключиться, как перед ним предстало недавнее.
Вспышка света, ослепившая шаринган, - лапа Девятихвостого - когти по груди - не успевающее за этим камуи... Обито вздрогнул и часто заморгал.
Хорошо, что в последний момент его всё-таки успело выкинуть. Неожиданно для самого себя он переместился сюда.
Последние полчаса Обито пытался здесь хоть немного прийти в себя. А где-то далеко продолжалась война...
Влажная земля приятно остужала спину. Хоть Обито и догадывался, что пострадала спина не меньше, а может, и больше, и что влажной земля была не иначе как от его же собственной крови, он не мог заставить себя встать. Будет заражение... Да и чёрт с ним.
Он и сам не знал, где тот добродушный, энергичный, восторженный ребёнок в наушниках и оранжевых очках. С годами его душа превратилась в кровавое месиво из тоски, мести, жестокости, одиночества, темноты и боли. И даже образ Рин, периодически всплывающий из памяти, не мог заставить лучиться то, что под рёбрами. Единственное, что все эти годы напоминало Обито о том, что он ещё жив, было чувство боли. Она не оставляла его ни на секунду, сковывала лёгкие, горло и добавляла в голос хрипотцу. Он умер не под завалом. Он умер на обрыве, в луже крови, с темноволосой девочкой на руках.
Раньше его часто преследовала эта картина. Особенно ночью. Потом, когда нервы стали совсем ни к чёрту, он стал ложиться спать только когда полностью вымотается, или не ложился вообще.
В какой-то момент Обито обнаружил, что дрожит от холода. В глазах то и дело возникают яркие всполохи, перемежаясь с темнотой. Сел размять затёкшую поясницу - изображение мгновенно повело в сторону - снова откинулся назад. Плохо дело. На лбу выступает испарина, воздух всё ещё душен, с трудом проталкивается в лёгкие, - значит дело не в погоде. Кажется, это при потере крови свыше определённого объёма начинает знобить...
Вязкие мысли кое-как удалось направить в нужную сторону. Где искать помощи? Стоит ли вообще искать? Каков шанс, что его попросту не добьют? Да и ради чего жить? Возможно, если бы это случилось раньше - не будь камуи, обязательно случилось бы - Обито тоже цепляться за жизнь бы не стал. Будто бы Рин, уходя, нарочно оставила ему мангёкё в виде камуи. Чтобы неуклюжий Обито больше не получал ран. Ведь лечить его будет некому...
Только благодаря Рин он жил все эти годы, только благодаря Рин он решил стараться выжить и сейчас. Кто знает, действительно он ей был небезразличен, или она просто опекала его, как давнего друга и товарища по команде. Что-то подсказывало Обито, что и тут Какаши его обошёл: даже сердце Рин у него украл... От одного воспоминания о взгляде, которым она смотрела на Какаши, Обито скручивало, и казалось, что у него вырывают одно ребро за другим.
Грудь, спину и плечи жгло огнём. Похоже, раны глубокие. Кто с такими справится? В какой деревне сильная медицинская часть, да чтобы поближе, да чтобы Тоби-Обито-Мадару не знали? Да что там, хоть какого-нибудь медика бы... Надолго сил на камуи не хватит. Он вообще сомневался, хватит ли. Ближе всего Коноха. Ага, точно, там-то ему, конечно, помогут. "Здрасте, я Учиха Обито. Ну, герой деревни, умер двадцать лет назад. Почти. Нет, не почти двадцать, а почти умер. Нет-нет, это не я войну устроил. Похож, наверное, просто. Вылечите меня, пожалуйста, и я пойду дальше ваших убивать", - покривлялся он мысленно на манер Тоби.
Невесело усмехнулся - и тут же поперхнулся кровью. Вытер кулаком подбородок. Липкое, красное. Фу.
К чёрту плащ и маску. Тогда, может, не узнают.
- Камуи!..
____________________
"Чёрт, как же больно!.."
Обито ударился боком и плечом о деревянный пол. Сил не хватило материализоваться по-человечески. Сплюнул кровь.
В обе стороны - пустой коридор. И что теперь?
Сконцентрировавшись изо всех сил на том, чтобы встать, Обито не заметил даже приближающихся шагов, гулко отдающихся от стен больницы.
Только когда его робко тронули за плечо ("Больно!"), он поспешно развернулся. От резкого движения потемнело в глазах. Пара секунд ушли на то, чтобы стабилизировать картинку.
На него смотрела маленькая рыжеволосая девочка лет двенадцати со странной высокой причёской. Разглядев в полумраке на лице незнакомца шрамы, девочка инстинктивно отпрянула. Однако через некоторое время убедилась, что незнакомец агрессии не проявляет, и, более того, покачиваясь, едва держится на ногах. Сделала глубокий вдох. Зажмурилась. Выдохнула. Снова открыла глаза, приняв серьёзный вид, и одновременно заставила себя сделать шаг вперёд. "Нас учили, что ниндзя-медик не должна этого пугаться. Нужно помочь человеку".
- Пойдёмте со мной, я вас отведу в приёмное отделение.
И ни одного вопроса.
Обито выдохнул. Спасение!
В приёмном была суматоха. Раненых было столько, что никто не обращал на него внимания. Они были везде - у стен, на каталках, стульях, даже просто на полу. Обито уже смирился с тем, что умереть ему здесь, так как очередь до него точно не дойдёт. А между тем уже нет сил даже стоять. Чтобы ещё хоть на секунду сохранить равновесие, он прислонился лбом к стене. Прохладно, приятно.
К счастью, девочка, похоже, отнеслась к своему долгу даже ответственнее, чем нужно. Она решительно подёргала своего подопечного за штанину (боже, спасибо, что не за плечо!), отчего мокрый лоб Обито едва не соскользнул со стены. Спасительница потащила его куда-то сквозь толпу, явно зная нужное направление. Обито уже не видел, куда шёл, голова раскалывалась, он старался хотя бы не рухнуть прямо на раненых.
Толпа перестала стискивать с боков.
Последнее, что он слышал: "Осторожно!.." - и громкий удар его собственного тела об пол.
____________________
Глаза сильно щипало. Чёрт, почему оба?
А, да. Риннеган.
Бестолковая вещь.
От шарингана проку больше. То же камуи. А тут что - Десятихвостым помыкать? Ну и много он с ним добился?
Обито столько лет носил на левой стороне лица то маску, то повязку, что никак не мог привыкнуть, что снова видит обоими глазами.
Не спеша их открывать, он сделал несколько глубоких вдохов. Дышать всё ещё больно, умопомрачительно больно.
Пришлось разлепить веки, терпя яркий, режущий свет. Первое, во что уткнулся взгляд: какой-то человек в белом поспешно развернулся и вышел в дверь. Торопливые шаги, приглушённый дверьми голос:
- Пришёл в сознание. Анестезию?
- Если только есть лишняя. И не больше пяти кубов. Нам на своих беречь надо, - второй голос женский, командный.
"Что значит "своих"? Узнали?.. Чёртов я идиот! С шаринганом решил спрятаться. Будто Учих не по пальцам пересчитать. И с риннеганом! Конченый я идиот..." - с тоской и злостью заключил Обито.
Между тем женский голос продолжал:
- Если Сакура не занята, поручите ей. Сомневаюсь, что кто-то ещё захочет с ним возиться. А она Учих вроде любит. Может, не откажется.
Только тут Обито осознал, что его руки и ноги чем-то плотно зафиксированы. Пошевелить не удаётся. Молодцы, обезопасились. Сил на камуи, разумеется, ещё долго не будет.
Похоже, кровь остановили - по бокам больше не течёт. Да и голова работает чуть получше. Вот только всё тело адски ноет, а на груди как будто вовсе нет кожи - так сильно больно.
Прошло не меньше двадцати минут, - каждая из которых для Обито текла, как вечность, - прежде чем появилась розоволосая девушка в белом халате и со шприцем в руке. Видимо, упомянутая Сакура.
- Давно не виделись, - взгляд мечет огненные стрелы, рот искривлён в едкой усмешке.
- Ммм? - единственное, что Обито мог выдавить, прежде чем задохнулся от боли.
Кажется, задеты лёгкие - вот почему так больно говорить и дышать, - дошло до него.
Увидев, как страдальчески исказилось лицо пациента, Сакура немного смягчилась и проглотила следующую заготовленную издёвку. В её глазах заискрились жалость и беспокойство. Да и волосы у него вблизи... совсем как у Саске. И глаза... То есть глаз.
- Где больнее всего? - голос уже мягче, но строгость никуда не делась.
Обито кивнул на грудь.
- Посередине? Выше? Ниже? На пальцах покажи.
Не без труда Обито разогнул два пальца на левой руке. Правая всегда слушалась хуже.
- Значит, верхняя треть.
Даже не останавливаясь, чтобы примериться, девушка профессиональным движением перевернула шприц, ввела иглу в большую мышцу груди, чуть выше левого соска, и быстро, совершенно не больно, выпустила лекарство. "Почти в сердце", - подумалось Обито.
- Глаза слезятся. Предполагаю, от перенапряжения... Хотя лучше бы они вообще никогда не открывались, - в её голосе звякнул металл. Сакура сама смутилась своей грубости. – Но раз уж я здесь, осмотрю, - она неуловимым движением извлекла из кармана халата небольшой фонарик и приблизилась к лицу Обито.
В первое мгновение её брови дрогнули - жалость - одна из двух эмоций, которую видел Обито при первом прямом взгляде людей на своё лицо. Вторая - страх. Либо жалость, либо страх. А чаще - сначала страх, затем жалость. Как правило, Обито на это было плевать. Просто таким образом можно было делать выводы о том, кто перед ним.
Отдать должное Сакуре - это выражение возникло всего на долю секунды и мгновенно - профессионально - сменилось серьёзной сосредоточенностью. Страха не было. Девушка повидала всякое.
Обито поддался, Сакура ненадолго ослепила его фонариком. Сначала шаринган. Риннеган смотрела дольше. У Обито затекла шея, он поёрзал. И внезапно осознал, что боль частично отступила. Больше не хочется умереть во время каждого движения.
Благодаря этому теперь Обито мог поднять голову и посмотреть, что с ранами. Почти весь торс перебинтован. Восемьдесят процентов бинтов блестят красным.
Всё время с момента завершения изучения его глаз и пока он себя рассматривал, Сакура напряжённо и задумчиво вглядывалась в его лицо. Казалось, она пытается принять какое-то решение и прикидывает варианты.
Обито прервал её размышления.
- Сакура?.. - дождался кивка. - Скажи, почему я... ещё жив? - голос совсем хриплый, чужой.
"Раз ты до сих пор не попытался сбежать, значит, с чакрой пока проблемы", - размышляла Сакура. Процесс принятия решения был завершён.
- Скажи спасибо. Но не мне. В любом случае, рано радуешься. Сейчас я сделаю перевязку и посмотрю, что там. Насколько я знаю, ран никто не промывал.
Обито терпеливо перенёс снятие бинтов, хоть Сакура и не церемонилась. События на поле боя всё отчётливей проступали в её памяти. Впервые в жизни ей хотелось не облегчить страдания пациента, а усилить. А ещё лучше - свернуть ему шею. За всё, за всех.
Но было пока нельзя.
Сделав глубокий вдох, Сакуре пришлось взять себя в руки.
Раны выглядели плохо. Глубокие V-образные борозды шириной с пол-ладони: две на груди, одна на животе, тянутся от плеча до плеча. За исключением белой половины торса, всё ещё кровоточат. Почти та же картина на спине, только вдобавок кровь смешана с землёй. Её столько, что не видно, есть ли воспаление.
"Наверное, трудно это терпеть", - невольно посочувствовала Сакура, на мгновение забыв, что перед ней убийца. Убийца Неджи, убийца Четвёртого. Встряхнув головой, она снова возродила в себе злость.
С помощью губки и таза с водой Сакура смыла столько земли, сколько смогла, остальное смазала антисептической смесью. Запахло мятой.
На протяжение всей обработки и перевязки Обито шумно дышал, скрипел зубами и один раз даже сорвался, застонал. Нещедрая анестезия только наполовину избавляла от боли.
Перетянув свежие бинты потуже, Сакура опустила на него зелёный огонёк ладоней. Нужно было стараться подлечивать минимально, чтобы не подарить излишка чакры.
Обито устало закрыл глаза. Вдруг острая странная мысль кольнула сознание: "Интересно, что с Какаши?" С сомнением посмотрев на Сакуру - стоит ли что-то спрашивать - Обито решил, что не известно, насколько плохо он будет соображать, когда обезболивающее отойдёт. Поэтому лучше сейчас.
Но вслух сказал другое.
- Что Мадара?
Сакура уставилась на него. Потом хмыкнула.
- Как видишь, если бы твой приятель добился своего, он бы тебе получше цукиёми подарил, чем сейчас, не так ли?
Обито поморщился. Это-то он уже и сам понял. Прогнав из головы тут же выскользнувший образ девочки с фиолетовыми татуировками на щеках, - чтобы не завыть в голос, - он не сдался:
- Убит?
- Исчез. Вместе с Хаширамой-самой. Вскоре после тебя.
- А Какаши? - выпалил Обито.
Сакура в изумлении смотрела на него. Это чудовище беспокоится о ком-то?
- С каких это пор тебе интересно?
Обито не знал, что его воспоминания во время разговора с Наруто прочитал не только лисёныш: по чакре последнего они сами собой транслировались всем отрядам армии шиноби. Если бы он знал, то пришёл бы в ужас. Однако сопереживал ему так или иначе один лишь Наруто. Что ещё более удивительно, потому что кровь его родителей была на руках Тоби. Тоби. Не Обито, Тоби. Так ему почему-то хотелось думать в тот момент. Хотя во время тех событий с Тоби его пока ещё роднила только маска.
Сакура, как и все, была в курсе. Ей нисколько не было жалко мальчика в оранжевых очках, однако почему-то преследовало неловкое чувство, что нельзя упоминать, что она о нём знает. Как будто даже чудовище не заслуживало такого обращения с остатками его души.
Внезапно Сакура почувствовала, что чакра Обито стала расти. Не теряя ни секунды и сохраняя невозмутимое выражение лица, она опустила руку в карман халата, извлекла маленький инъектор и с небольшого размаха точным движением ввела жидкость в его плечо.
Однако инъектор неожиданно легко утонул в плече вместе с её рукой и воткнулся в матрац. На простыне увеличивался мокрый ореол препарата. Прежде чем Сакура успела сообразить, что случилось, никуда не девшийся Обито прошептал:
- Попробуйте ещё раз...
Запасного с собой не было. Чудом взяв себя в руки и сохранив внешне спокойствие, Сакура заявила пациенту, что сейчас вернётся. Уже в коридоре она закусила губу и ускорила шаги.
Пока Обито валялся и предвкушал новую дозу анестезии, в другом конце коридора, неслышимый для него, происходил разговор.
- Цунаде-сама, как себя чувствует Какаши-сенсей? Если может передвигаться, он мне срочно нужен. Передайте, пожалуйста, пусть подойдёт к двери палаты и ждёт моего сигнала. Если сенсей не в состоянии, тогда столько анбу, сколько в порядке. Лучше не меньше десяти. Это срочно. Времени на объяснения нет.
- Хорошо, Сакура. Шизуне!..
Захватив из лаборатории на всякий случай все инъекторы с нужным препаратом, которые нашла, на обратном пути Сакура увидела у двери палаты уже ждавшего её Какаши. Тот стоял, прислонившись к стене. Выглядел он измождённым. Из-под рукава виднелось забинтованное предплечье. Не говоря ни слова, она показала на свой левый глаз. Какаши кивнул.
Зажмурившись и предвкушая недоброе, Сакура толкнула дверь.
_____________
Фрагмент II.
- Я уж думал, ты не вернёшься. Не хотел испугать. Случайно вышло. Честное слово.
Обито сам себе усмехнулся. В конце его извинительной речи только «Тоби хороший» не хватало.
Сакура замерла в дверях и дважды моргнула. Как будто ошиблась палатой. Обито удивлённо вздёрнул бровь.
С задержкой в пару секунд она наконец-то отмерла:
- Я смотрю, тебе уже весело, - скривилась. - Значит, лекарство не нужно.
- Нужно! - боль снова нарастала, Обито категорически не хотел возвращаться в то состояние беспомощного куска мяса с расплавленными мозгами.
Он видел, как она притворяется - из вредности, ясное дело, - что нехотя достаёт из кармана инъектор, и идёт к нему. Нельзя судить её за это, она ничего ему не должна. Вдруг странная вспышка в голове: белая стена, какая-то девушка с чёлкой и молочными глазами...
Прежде чем Обито успел нахмуриться, плечо ужалил инъектор. А спустя несколько мгновений всё - Сакура, дверь, свет из окна - схлопнулось в одно тёмное пятно.
_________________
"Сработало!" - убедилась Сакура и с облегчением выдохнула.
- Какаши-сенсей, - негромко позвала она.
Какаши резко вошёл, однако дверь за ним закрылась не сразу. Из-за его спины в проём нерешительно заглядывала Хината.
- Сакура-чан... Я нужна? Меня Хокаге-сама послала...
Сакура хлопнула себя по лбу.
- Входи, Хината! Конечно, ты нужна. Я должна была сама об этом подумать.
_________________
Как же надоела эта чернота.
Последними яркими пятнышками в его жизни были сиреневые щёки Рин. С тех пор всё было тёмное, глухое, душное. Даже солнце освещало Обито светом, серым как тряпка. Никакие глаза не могли изменить этот фильтр.
Однако эта чернота чем-то отличалась. Обито не сразу понял, что руки больше не привязаны. "Это либо очень хорошо, либо очень плохо..."
Боли тоже не было.
Обито поднял руку, чтобы наконец-то с наслаждением почесать лоб, и наткнулся на повязку шириной от носа до бровей.
Понимание нахлынуло вместе с липким ужасом, словно окатило ледяной водой.
"Нет... Неужели..."
Не было никаких сомнений. У него не было шанса этого избежать.
Коноха оказалась умнее, чем можно было подумать, когда он очнулся привязанным к кровати.
Перестав контролировать себя, Обито заскулил от отчаяния.
Никакого камуи. Теперь он навсегда заперт здесь. Даже не в этом измерении, а в этой черноте, в крошечной каморке своего достигшего апогея персонального ада.
Прошло много времени, в течение которого Обито мысленно метался от одного способа самоубийства до другого. Кровать промокла от пота или от крови из ран, его трясло.
Вдруг чья-то рука коснулась его локтя.
Обито замер и прислушался, насколько позволял гул в висках.
- Как ты?
Обито молчал.
- Я принёс тебе кое-что...
Голос знакомый, но он не сразу осознал, чей. Что-то твёрдое легло в его руку. Обито осторожно ощупал. Не может быть. Очки! Его детские очки. Он столько провёл с ними времени, что никогда бы не ошибся, сколько лет бы ни прошло.
- Какаши...
Внезапно Обито совершил нехитрое открытие - без глаз нельзя плакать. Хотелось выть от тяжести бессилия.
- Это жестоко, Какаши... Зачем они мне теперь?
- Прости, Обито. Я думал... - долгое молчание. - Я хранил их всё это время. Сам не знаю, зачем сейчас взял с собой.
____________
Фрагмент III.
Какаши с детства наблюдал за людьми. Не то чтобы специально - обладая спокойным характером, он просто успевал замечать полезные в жизни вещи, мимо которых более взбалмошные ровесники проносились ураганом, поднимая столпы пыли. Подметив что-то однажды, Какаши аккуратно складывал это в коробочку в голове под названием "правила", его личную коллекцию принципов. Одним из первых важных наблюдений было то, что никогда нельзя проявлять слабость. Иногда она даёт какие-то сиюминутные привилегии, однако в последующем непременно обращается против тебя. Отец никогда не запрещал ему плакать, ссылаясь на то, что "мальчикам нельзя". Какаши сам в этом разобрался, глядя на других детей.
К моменту поступления в академию Какаши успел убедиться, что все вокруг живут как попало. Совершают глупости на каждом шагу, делают что-то настолько лишнее, что у него в голове не укладывалось, как и почему они не замечают очевидных вещей.
Даже отец периодически делал что-то такое. В эти моменты Какаши мог только, застыв на месте, недоумённо на него смотреть. Иногда ему казалось, что это он должен воспитывать отца, а не наоборот. Но вслух Какаши такого никогда не произносил.
Даже когда отец совершил самую большую ошибку в своей жизни.
С тех пор Какаши, напротив, старался как можно меньше обращать внимание на людей. Иначе так недолго было и вовсе разочароваться в жизни. Если бы выяснилось, что равняться совершенно не на кого. Какаши было безопаснее думать, что всё же в этой жизни есть к чему стремиться.
Когда их распределили по командам, волей-неволей снова пришлось обращать внимание на окружающих. От этого зависел успех миссий.
И началось ежедневное разочарование в мире.
Сокомандники оказались чудом - не позавидуешь. Бесполезная девчонка из клана кинологов (кажется, именно у них такие знаки на щеках). Нулевое тайдзюцу. Равно как и гендзюцу. У неё даже собаки не было! Из ниндзюцу только какие-то медицинские техники, в которых и необходимости-то не возникало: Какаши безрассудно не действовал и из сражений выходил почти что невредим. Единственное, куда худо-бедно сгождалась её чакра - затягивать царапины второму горю на Какашину голову, Учихе. Хотя кто знает, может, он и не протянул бы ни одной миссии, если б эта девчонка с ним не нянчилась. Их возня напоминала Какаши "дочки-матери", поэтому как только это начиналось, он старался куда-нибудь самоустраниться, чтобы не стошнило.
Какаши втайне надеялся, что его как лучшего из выпуска вскоре снова переведут в команду постарше, но время шло, и надежда выбраться из детского сада таяла.
Учиха, мало того, что был бестолковый, неорганизованный и совершенно не имевший инстинкта самосохранения, но ещё и плакса. Вот этого Какаши выносить не мог. После нескольких секунд ступора при виде его очередных слёз ("Да как можно так себя вести? Что за слабак? Неужели он не понимает, как жалко выглядит?! И мне с ним побеждать других шиноби? Да кто его испугается?!") Какаши до скрипа в зубах сдерживался, чтобы не дать ему подзатыльник ("Даром что Учиха! Ни огня, ни гендзюцу!").
Действительно, команда подобралась что надо - девчонка-кинолог без собаки и Учиха без шарингана. Какаши все миссии тянул на себе.
Кто знал, что потом дороже этих двоих ему никого не будет... Но только когда они сами перестанут существовать.
_________________
Он был готов поклясться, что плечи перебинтованного почти с ног до головы Обито знакомо дрогнули. В голове Какаши словно взорвалась бомба хвостатого. Так стало оглушительно, непереносимо стыдно.
После всего, что случилось за эти восемнадцать лет, Какаши и в голову не могло прийти слово "плакса" по отношению к другу. Шаринган, риннеган, чёрт знает сколько всего ещё - Обито действительно превзошёл Какаши, превзошёл их всех. Даже Минато-сенсея. Он едва не сравнялся с Рикудо-саннином... Какаши ни на секунду не сомневался, что никто никогда больше не видел его слёз. Его слабость не обратилась против него, а сделала его таким сильным, что - хорошо это или плохо - весь мир как следует тряхнуло. Что бы делал он сам без части этой силы Обито?..
А теперь тут Какаши с этими очками... Какого чёрта он вообще сунулся? Что за идиотский поступок?
- Мне правда жаль, Обито...
Прошло не меньше двух минут, прежде чем тот ответил.
- Я знаю.
Снова долгое молчание.
- У тебя все повязки промокли... Я позову кого-нибудь из медиков, - однако в ту же секунду Какаши вспомнил, что пока Цунаде-сама не пнёт кого-нибудь, никто не спешит помогать Обито. Это для него он призрак прошлого - то, что осталось от лучшего друга. Для остальных - монстр. Воплощение ненависти. - Хотя нет, лучше я сам, если ты позволишь.
Он немного владел навыками элементарной медицинской помощи. За годы работы в одиночку приходилось даже несложные раны зашивать на самом себе едва ли не прямо в бою.
Обито кивнул:
- Спасибо.
Казалось, ему всё равно. Он словно был где-то не здесь, нематериален, будто камуи вопреки всему всё ещё было ему доступно.
Во время перевязки Обито не проронил ни слова. Однако к концу её создалось впечатление, что он как-то странно повеселел.
- Какаши? Пожалуйста... Расскажи мне о Рин.
Хлоп. Пузырёк с дезинфицирующей жидкостью не удержался в руках Какаши и теперь блестел осколками на полу.
- Я до сих пор не знаю, сколько времени провёл в том гробу с Мадарой. - Обито поморщился. - А ведь Рин всё это время была жива... Была рядом с тобой. Расскажи что-нибудь! Что угодно! О миссиях. Что она говорила? Изменилась ли она? - после молчания: - Что видел вместо меня... твой шаринган?
Улыбка. Странная улыбка. Как тогда: недвижимый, прижатый камнем, уже подаривший свой "подарок", он улыбался...
У Какаши холодок пробежал по спине. Повинуясь сиюминутному порыву, он резко подался вперёд всем телом и схватил Обито за плечо - материален ли он, не исчезает ли из его жизни снова.
Обито скривился. Похоже, Какаши перестарался.
- Не знаю, Обито... Говорили, между миссиями Рин уходила надолго гулять одна. На заданиях она была немногословна, но внимательна к другим, как и всегда. Однажды обмолвилась, что Цунаде-сама всё чаще её хвалит перед Третьим, говорит, что у неё талант. Если честно... Это она подобрала твои очки. И хранила их... Тоже она. Я - потом.
Какаши смотрел в пол. Он бы и под угрозой гибели не рассказал Обито об их неловком поцелуе: Рин неожиданно приблизилась и... О том, как однажды она замёрзла и, попросив разрешения, всё дежурство прижималась к нему, сидящему на дереве и охраняющему их с Минато-сенсеем сон... О том, как её глаза всегда чуть дольше останавливались на его лице, чем нужно...
Но кое о чём он не мог не рассказать.
- Наверное, тебе всё-таки нужно знать это. Мне же это известно от Минато-сенсея. Спустя три дня после той миссии... Рин пришла к нему и попросила собрать команду сенсоров для поисков. Сенсей был в тот момент снаряжён на важное задание, Третий не дал разрешения отложить ни на час. Он сказал, что команда на поиски твоего... тебя уже отправлялась и вернулась ни с чем. Ей руководил Данзо. - Какаши перевёл дух. - Именно с тех пор Рин начала гулять одна за пределами деревни. Иногда мне кажется, что она искала... И что очки у неё оттуда. Ведь когда мы выбирались из той ямы, я держал её за руку, у неё их точно не было.
Какаши выдохнул. Он не мог себя заставить посмотреть на Обито, как будто тот мог сквозь повязку прочитать на его лице невысказанное.
Когда он все же поднял глаза, то понял, что не зря боялся. Губы Обито были плотно сжаты, брови подрагивали. Он был в ярости.
- Как. Ты. Мог. Отпускать её одну?! За пределы деревни?! Ты дал слово!!!
___________
- Обито! Пожалуйста! - взмолился Какаши.
Что-то в его голосе неожиданно мгновенно остудило Обито. Он всё ещё шумно дышал, но больше не хотел не глядя схватить Какаши за горло и куда-нибудь швырнуть.
________
Так странно было обращаться по имени, этому имени, не к камню, а к чему-то живому. Необъяснимо, но несмотря на все смерти земляков, сквозь которые перед Какаши проступал теперь образ друга, он будто чувствовал там, внутри израненного, искалеченного тела того, кто бесстрастно обрёк на гибель половину шиноби Конохи, что-то живое. Словно сквозь броню жестокости, бессильной ярости, страдания и ненависти едва уловимо пробивалось огненное сияние улыбки того неуклюжего жизнерадостного Учихи.
Особенно когда он произносил имя Рин.
_________
Обито решил, что хватит на сегодня себя пытать новой информацией такого рода, - внутри и так что-то заныло, зашевелилось, ещё чуть-чуть, и будет нестерпимо, - а потому сменил тему:
- Сколько дней я уже здесь?
- Около трёх.
Ого. Трёх.
- А это?.. - вместо озвучивания страшного вслух Обито показал на свою голову.
- Сегодня утром.
"Значит, я был в отключке два дня? Или эта... медик... вчера приходила? Чёрт, ладно, разберёмся с этим позже".
_________
Фрагмент IV.
Из-за отсутствия света он потерял счёт времени. Время сгустилось в вязкую тягучую массу, Обито барахтался в ней, как муха, и с каждым вдохом, с каждым стоном всё больше тонул. А вслед за ним, словно прикованная к нему цепью, шла ко дну надежда когда-нибудь выбраться.
Пустота вокруг, пустота внутри. Разбавить видения из молотом стучавшего в виски прошлого было нечем. Темнота раз за разом засасывала Обито в свои кошмары, лишь изредка отпуская отдышаться.
В эти короткие моменты он почти с наслаждением воспринимал отдающуюся в костях, кислотой разъедающую мышцы и просачивающуюся сквозь кожу в бинты боль. Даже голова раскалывалась почти приятно. Это было лучше подобного его предыдущей маске круговорота многократной подряд, изводящей его до предела смерти Рин.
Со дня того жуткого пробуждения в темноте анестезию ему больше не вводили, оставив на растерзание всей на свете боли. Сочувствие кончилось. Обито их не винил, лишь крепче стискивал зубы.
Одновременно под повязками страшно чесалось. Так, что хотелось лезть на стенку. Рин всегда говорила, что если чешется, значит заживает. Обито смутно догадывался, что тут не обошлось без преимущества клеток Хаширамы. Вряд ли в ином случае ему бы ещё пришлось дышать. Однако спасибо Мадаре за весь этот ад говорить не хотелось. Кто его вообще просил. Сам Обито бы предпочёл умереть тогда, когда ему было положено. Судьба явно пыталась его уберечь от ещё более худшего, пока Мадара ей не помешал.
Во время того, как сам тоже восстанавливался в госпитале, Какаши приходил регулярно. Сначала приносил какую-то еду, но узнав, что Обито уже давно в ней не нуждается (чёрт с тобой, всё же спасибо, Мадара), перестал. Обито уже жалел, что признался в этом. Может быть, тогда он приходил бы чаще — и чаще выдёргивал его из цепких объятий кошмаров.
Периодически чьи-то руки ощупывали его, перевязывали. Редко, гораздо реже, чем приходил Какаши. Обито точно не мог сказать, Сакура это или нет: здороваться с ним не утруждались, о самочувствии не спрашивали.
Вскоре Какаши начали давать миссии, он мог не появляться по несколько — кажется, дней. Существование Обито всё больше стало походить на цукиёми Итачи. В бытность Акацуки он потратил немало времени на изучение способностей соплеменника, движимый, в основном, отчаянной завистью. Его шаринган так и не смог довести гендзюцу до такого уровня, с Сусаноо и аматерасу и вовсе было никак, поэтому Обито Итачи втайне недолюбливал. Борьба с этим преимуществом напоминала ему его вечные детские попытки превзойти Какаши, в связи с чем внутренне приводила его почти что в бешенство. Однако с виду Обито приходилось оставаться абсолютно хладнокровным, каким и надлежало быть главе организации, благо маска облегчала эту задачу.
Он не раз повидал, что происходит с жертвами Итачи, которым не посчастливилось удержаться в его цукиёми хотя бы три секунды. Однако на себе проверить даже в лёгкой форме и ради интереса всё же не решился. Что-то подсказывало, что доверять до конца Итачи вряд ли разумно. В отличие от самого Обито, которому его несчастье придавало сил, Итачи производил впечатление человека, несчастного до полного безразличия к сохранению собственной жизни, до полной беспринципности в отношении всего, что не касалось Конохи. Обито, похоже, в понимании Итачи был вынужденным, необходимым злом. Лишний раз оказываться перед ним беззащитным не хотелось. Однако Обито смог составить довольно полное впечатление о его способностях и без непосредственного участия.
И он готов был поклясться, что выглядело его цукиёми именно так.
Временами собственный разум играл с ним настолько злые шутки, что начинало казаться, будто перевязывает его не очередной бесстрастный медик, а сама Рин. Её нежные руки скользили по телу Обито, где нужно — грея чакрой, где можно — гладя. Эти ласки граничили с тем, о чём тринадцатилетнему мальчику совесть не давала и мечтать.
Обито решил, что лучше будет таким видениям отдаваться до конца, пусть на краешке сознания и продолжала болезненно пульсировать мысль о нереальности происходящего. В эти моменты он был настолько же нестерпимо счастлив, насколько мучительным наступало потом отрезвление от очередного видения с молнией, пронзающей сердце Рин.
И вот это, последнее, повторялось, повторялось и повторялось. Будто он мог забыть!
В конце концов обессиленному этой перемалывающей душу мясорубкой Обито удавалось забыться тяжёлым, как огромный камень, сном.
__________
Фрагмент V.
Из открытого, видимо, нараспашку окна тянуло дождём. Похоже, Какаши, уходя, забыл закрыть. Последние двое суток стояла ужасная жара, и вот не выдержала, взорвалась, разлетясь в разные стороны ливнем. Отчаянно скрипела швыряемая ветром туда-сюда рама. Капли долетали до лица Обито, он рассеянно слизывал их с губ. Встать и закрыть окно не было сил. Обито терпел, мёрз, старался отвлечься и подумать над своим положением, пока голова была на редкость ясной. Стратегия никак не хотела вырисовываться, он перебирал и забраковывал варианты один за другим.
Скрипнула дверь.
Тишина.
Два осторожных шага.
Ещё скрип.
Щелчок мягко закрывающейся двери.
- Я принесла тебе воды... - тихий, как будто неуловимо знакомый голос. - Боже, как здесь холодно!
Звук закрываемого окна.
Что происходит?
- Как ты?
На тебе. Неужели в этом голосе слышится забота?
С левого бока матрац чуть просел. Обито почувствовал, как что-то прижалось к его бедру, да так и осталось.
- Сегодня отец сказал, что моё будущее в качестве шиноби под вопросом... Я совсем забросила тренировки... - Говорящая, казалось, и не ждала ответа на предыдущий вопрос. Будто сама с собой.
У Обито внутри что-то неприятно кольнуло. Скверно ощущать себя мебелью. Между тем волнение нарастало.
- Я очень признателен, но... я вас знаю?
Послышался звук резко втягиваемого воздуха. Выдох не последовал.
Обито ждал. Секунда, две, три, пять... Да что такое.
- Прошу прощения. Только не уходите.
Что-то коснулось его пальцев. И внезапно крепко сжало.
- Наконец-то!
Тут уже Обито совсем обалдел. Стиснул кулак второй руки, впился ногтями в ладонь. Глюки перешли на новый уровень? Нет, вроде больно.
- Я всё ещё не по...
- Тсс!
В коридоре стали различимы гулкие шаги. Девушка бесшумно вскочила с койки и будто растворилась во влажном воздухе палаты.
Шаги миновали дверь Обито и медленно утонули в глубине коридора. Снова долгая тишина. Только он уже решил, что окончательно спятил, и едва не выругался вслух, как тот же голос прошелестел:
- Дежурный... Обход в десять часов. Совсем забыла.
Значит, Обито лишний раз даже не проверяют. Запомним, пригодится. Грустно, правда, конечно. Так что же это за посетительница?
- Я чувствую себя дураком. Представьтесь, пожалуйста.
Девушка хихикнула.
- А я Хьюга Ханаби. Очень приятно!
___________
Фрагмент VI.
— Кайтен! — завизжала Ханаби, и голубой вихрь взметнулся вокруг неё.
Девочка остановилась и засияла широкой счастливой улыбкой, одновременно пытаясь отдышаться. Волосы прилипли к влажному лбу.
Хиаши удовлетворённо смотрел на дочь. Всё-таки Неджи успел поставить ей никак не дающийся кайтен. Окончательно довела до ума его она, конечно, сама, пока Хиаши с племянником сражались в рядах армии Альянса. Было время, когда он едва не разочаровался в обеих дочерях. Однако это позволило ему по-другому взглянуть на племянника. Он признал, что помощь Неджи просто необходима ему для тренировок обеих наследниц. Не только Хинаты. Иногда глядя на серьёзного, сдержанного, не по годам талантливого парня он видел в нём сына, которого у него никогда не было. Хиаши в глубине души чувствовал некоторую вину за то, что Неджи рос замкнутым. В детстве он часто был более чем строг с ним, даже однажды применил силу проклятой метки… Однако Хиаши успокаивал себя тем, что всё так или иначе пошло племяннику только на пользу, что мужчина, а тем более шиноби, и должен быть таким: немногословным, собранным, вдумчивым и упорным.
«Прости, меня, Хизаши… Я снова ничего не смог предотвратить. Неджи достоин называться твоим сыном. Моя семья навсегда останется в неоплатном долгу перед твоей».
Из грустных мыслей Хиаши выдернул звонкий голос. Дочь сосредоточенно старалась сложить какие-то печати, смешно морща нос и помогая себе комментариями всех действий вслух. Или она обращалась к нему? ..
— Ханаби? — девочка встрепенулась и выжидательно замерла. Значит, не ему. — Твои тренировки стали показывать хорошие результаты. Продолжай в том же духе.
Хиаши направился к выходу из тренировочного зала, намереваясь прилечь отдохнуть. Прошла всего неделя с тех пор как его выписали из госпиталя, и всего две со дня наступления внезапного перерыва в войне. Окончанием никто это называть не смел, слишком непредсказуемые попались противники и слишком внезапно они отступили. Не похоже это было на конец. Хотя говорят, что одного из врагов всё же взяли в плен. И даже якобы собираются предать опытам Орочимару… Змееобразный нукенин неожиданно переметнулся на сторону Конохи, чем заслужил нечто вроде временного прощения, и околачивался теперь где-то поблизости. Ходили слухи, что он даже бывает нередким гостем в резиденции Хокаге-сама. Должно быть, это была ложь, потому что из-за огромного количества раненых Пятая целыми днями пропадала в госпитале. Включать бьякуган Хиаши медиками было на некоторое время строжайше запрещено, поэтому убедиться во всём самому пока не получалось. Да Хиаши и не стремился. Наверное, сказывался возраст, но хотя бы на короткое время истово хотелось выкинуть из головы всё, что связано с войной.
Заметив, что отец уходит, Ханаби приуныла, но природная непоседливость уже через минуту подхватила её за шкирку и выкинула на улицу. От избытка энергии активировав бьякуган и представив, что преследует целую группу вражеских шиноби, Ханаби стремительно припустила по направлению к больнице, вытянувшись вперёд и отведя прямые руки за спину для быстроты. Ей не терпелось похвастаться успехами перед сестрой.
_________
Благодаря тому, что отец ещё не отказался от намерения сделать Ханаби в будущем главой клана, её уделом было домашнее обучение. Однако это мягкое название совершенно не соответствовало колоссальным нагрузкам, каких не знали подрастающие шиноби в Академии. Клан Хьюга ко всему подходил серьёзно и обстоятельно, до войны очень многие тренировки проводил для неё сам отец. Живая и любознательная Ханаби страдала от дефицита общения с ровесниками. Все остальные дети Хьюга обучались в Академии, а её одногодок в клане и вовсе не было. Между тем в её день было упаковано столько тренировочных часов, что казалось, он им мал и скоро лопнет, как резинка. Неджи и Хината были часто заняты на миссиях, однако иногда всё же удавалось их где-нибудь достать и оккупировать хотя бы на пару часов. Тогда Ханаби была счастлива, придумывала кучу занятий и тараторила без умолку, стремясь выплеснуть все свои мысли, накопленные за время разлуки.
Начало Четвёртой Мировой Войны ознаменовалось для Ханаби величайшим разочарованием — несмотря на то, что она была всего на два года младше Хинаты, которой только недавно стукнуло семнадцать*, на войну её не взяли. Она впахивала как проклятая, она старалась быть лучшей среди молодых шиноби в клане, хотя бы после Неджи. Но от Хокаге поступил чёткий приказ: все, кто младше шестнадцати, остаются охранять Коноху. Времена, когда детей отправляли воевать, давно прошли — назло Ханаби. А ей ведь уже в этом году будет шестнадцать! .. Несправедливо.
Однако очень скоро Ханаби обнаружила в сложившейся ситуации плюсы. Во-первых, тренировки больше не норовили отобрать у неё всё свободное время. Более того, они стали его продолжением — и только. Все её сенсеи отправились на фронт. Ханаби упражнялась тогда, когда сама считала нужным. Ей доставало самостоятельности и ответственности для того, чтобы не лениться, и увлечённости — для того, чтобы не терять интерес к саморазвитию. Однако сколько теперь было свободы для новых дел и приключений!
Во-вторых, стены квартала больше не были преградой. Раньше ей не разрешалось надолго покидать их пределы (Хьюги ещё не оправилась от двух похищений старшей дочери главы клана), но теперь следить за ней стало почти некому, и Ханаби активно и самозабвенно исследовала деревню. Ловила деловые стайки мелких, которым доверили патрулирование Конохи, и важно ими командовала, периодически припугивая бьякуганом. Время от времени устраивала им массовые соревнования, заливисто ухохатываясь над их ниндзюцу. Малышня не обижалась, они чувствовали в ней лидера, который чуть уменьшал пустоту покинутости их сейчас многими взрослыми. Пару раз Ханаби даже попыталась снарядить экспедицию наружу — да хотя бы в лес — однако выбраться удавалось лишь ей одной. Мелкие то ли были ещё слишком неуклюжи, то ли боялись быть замеченными и наказанными, а потому не слишком старались. Никто не признавался вслух, что не хочет быть похищенным или убитым вражескими шиноби. Сказать такое значило опозориться перед сверстниками. Ханаби этой гордостью мелких мысленно восхищалась. Сама она тоже боялась за родных, но не за себя, и чуть что — пулей бы вылетела на фронт, на подмогу. Даже если бы это означало ослушаться опостылевшего уже приказа.
Но из деревни всё казалось мирным и спокойным, старшие если и получали новости с фронтов, то не подавали вида. Всё, что Ханаби знала — что войну объявил старичок-нукенин Учиха Мадара, родоначальник коноховских Учих. И что толком не ясно, как он до сих пор жив и что у него за войско, но большим оно вряд ли может быть. Сама Ханаби втайне считала бьякуган гораздо могущественнее шарингана, поэтому всегда усмехалась напыщенности Учих и много раз представляла, как появляется на поле боя и одна с лёгкостью разносит в пух и прах этого Мадару.
___________
Стоило только войскам вернуться в Коноху, как ловушка кланового квартала снова захлопнулась, кровожадно чавкнув, проглотив Ханаби и закусив её свободой. Население Конохи заметно поредело, но с ранеными Ханаби столкнуться не успела — их незамедлительно переправили в больницу.
Известие о смерти Неджи заставило Ханаби ощутить, словно прямо над её ухом ударили в гонг, и от этого звука весь её мир вокруг начал осыпаться, как штукатурка со стен. Он крошился, крошился много дней.
В конце концов окружающее пространство стало напоминать мятую бумагу. Будто все декорации сжали в комки, чтобы выбросить, как неудавшиеся рисунки. Спустя неделю Ханаби спохватилась, нашарила картинки в мусорном ведре своего пыльного отчаяния и кое-как разгладила их, чтобы хоть чем-то заклеить пустоту вокруг. Получилось плохо: краска на них облупилась и потускнела, а на неизгладившихся сгибах и вовсе отсутствовала. Но по крайней мере стало не настолько промозгло, как было.
Понемногу начиная приходить в себя, Ханаби стала ощущать изменения атмосферы в деревне. Напряжение, запах скорби в воздухе достигли своего апогея и стали размягчать всё вокруг каким-то наведённым, неестественным безразличием — в том числе стены квартала. Все были тревожно заняты своими делами, за Ханаби так и не был толком установлен строгий присмотр. Разве что Хината запретила соваться в госпиталь, сказав, что за отцом она там достаточно присматривает, его скоро выпишут, а ужасы войны Ханаби стоит стремиться не видеть как можно дольше. Ханаби не хотелось перечить и расстраивать сестру, она была счастлива, что та вернулась живой, и не стала создавать ей лишних проблем.
После выписки отца ничего не изменилось. Его обычная, ещё «довоенная» отстранённость приобрела оттенок потерянности: он, казалось, почти не замечал не только Ханаби, но и вообще ничего вокруг. Скользил по дому как привидение — ещё чуть и чуть — и будет ходить сквозь стены. Ханаби надоедало болтаться по кварталу и она периодически мигрировала за пределы, уже не боясь встретить сопротивление родни. Из сумбурных рассказов немногих более или менее подлеченных и уже выписанных очевидцев мало что было понятно. Мадара оказался не Мадарой, вернулись отступники Орочимару, Учиха Саске, воскрешены и убиты множество бывших Каге, водили хороводы, в кого только не вселяясь, хвостатые демоны, причём-то там был какой-то Лунный План… У Ханаби голова шла кругом, создалось впечатление, что все шиноби были разбросаны по разным фронтам или частям фронтов, потому истории не вязались. Она всё пыталась встретить какого-нибудь более или менее адекватного рассказчика, но те, кто наблюдал эпицентр событий (если таковой был), либо находились сейчас при смерти, либо были страшно заняты и совершенно не попадались на глаза. Хината же возвращалась домой заполночь и сразу засыпала. Говорить о войне она отказывалась напрочь.
Ханаби вернулась к тренировкам, они помогали приводить мысли и эмоции в порядок. Совсем недавно стал почти идеально удаваться кайтен, что на какое-то время и вовсе ввело её в эйфорию. На волне бушующей энергии Ханаби даже рискнула притащить отца и уговорила его посмотреть. Она чувствовала себя пятилетней девочкой, изо всех сил старающейся заслужить гордость папы. И — о, счастье! — преуспела в этом.
__________
На входе в госпиталь разогнавшаяся Ханаби чуть не впечаталась в как раз покидающую его Моэги — девчонку из команды внука Третьего, одну из мелких, с кем она забавлялась в Конохе во время войны. «Странно, это ведь было совсем недавно…» — пронзила мозг неповоротливая мысль.
— Ой. А ты что тут делаешь?
— Я… Помогаю, Ханаби-сан. Я же медицинские техники изучаю…
Ханаби округлила глаза. Значит, малявкам можно тут, а ей нельзя?
— А если… без техник? Ну то есть просто руками? Как ты думаешь, мне разрешат помогать? — признаваться малышне в том, что в клане Хьюга почему-то мало кого учат медицине, да и то специфической, было неприятно. Но очень обрадовала забрезжившая перспектива проводить побольше времени с сестрой.
Моэги задумалась.
— Вообще все ирьёнины постоянно жалуются на то, что нам не хватает рук. Поэтому, думаю, любая помощь будет нелишней. К тому же, у тебя бьякуган! Ты можешь видеть чакру! — она восторженно улыбнулась. — Но лучше тебе всё-таки спросить кого-то из старших…
— Ты Хинату не видела? — перебила уже мысленно убежавшая вперёд Ханаби.
Моэги опять помедлила перед ответом. Пятая точка Ханаби уже требовала приключений и страшно раздражалась такой неоперативности.
— Кажется, я видела её на втором этаже… Но не уверена. Ханаби-сан, спроси у дежурного на входе, он обычно в курсе, за кем какие палаты…
Нетерпеливо кивнув, Ханаби исчезла в дверях госпиталя.
________________to be continued____________________
And if I fall and crash and burn
At least we both know that I tried
And as I crawl those lessons learned
Yeah they remind me I survived
And I've been hurt and I've been scarred
At least I know that I'm alive
And If I fall and crash and burn
At least we both know that I tried
© Lifehouse - Crash And Burn
Смеркалось. На берегу реки лежал человек, закинув руки за голову и глядя в небо. От нагревшейся за день воды было душно, поэтому он лежал раздетый по пояс прямо на земле. Фиолетовый плащ валялся рядом.
Со стороны могло показаться, что он просто отдыхает, если бы его грудь и живот не пересекали внушительные раны, из которых бежала кровь.
Периодически морщась, Обито прислушивался к ощущениям. Благодаря рефлекторному камуи, он уже много лет не испытывал физической боли. Вспоминал, каково это. Привыкал.
Несмотря на то, что ещё десять минут назад он от боли едва не задыхался, это всё равно не могло сравниться с отходняком после восстановления половины тела восемнадцать лет назад.
От большой потери крови начинало темнеть в глазах. Однако перевязывать раны Обито не пытался не из чистого мазохизма. Он просто понятия не имел, что с ними делать. До обретения камуи все его раны бинтовала Рин. "Где же ты теперь, Рин? Я и так столько лет без тебя держался..."
Сирота, никогда не знавший родителей, потерявший в тринадцать единственного друга и глаз, вынужденный из-за несчастного случая много лет провести вдали от дома и в конце концов наблюдать смерть любимой, - у него не было никого, кто мог бы позаботиться о нынешних порезах. Кому вообще было бы дело до его здоровья.
"Обито, никогда не прячь от меня свои раны... Я всегда буду приглядывать за тобой..." - гулко отдавался в голове строгий и заботливый голос Рин. Обито тяжело вздохнул и закрыл глаза. Настоящие раны были внутри.
Стоило на секунду отключиться, как перед ним предстало недавнее.
Вспышка света, ослепившая шаринган, - лапа Девятихвостого - когти по груди - не успевающее за этим камуи... Обито вздрогнул и часто заморгал.
Хорошо, что в последний момент его всё-таки успело выкинуть. Неожиданно для самого себя он переместился сюда.
Последние полчаса Обито пытался здесь хоть немного прийти в себя. А где-то далеко продолжалась война...
Влажная земля приятно остужала спину. Хоть Обито и догадывался, что пострадала спина не меньше, а может, и больше, и что влажной земля была не иначе как от его же собственной крови, он не мог заставить себя встать. Будет заражение... Да и чёрт с ним.
Он и сам не знал, где тот добродушный, энергичный, восторженный ребёнок в наушниках и оранжевых очках. С годами его душа превратилась в кровавое месиво из тоски, мести, жестокости, одиночества, темноты и боли. И даже образ Рин, периодически всплывающий из памяти, не мог заставить лучиться то, что под рёбрами. Единственное, что все эти годы напоминало Обито о том, что он ещё жив, было чувство боли. Она не оставляла его ни на секунду, сковывала лёгкие, горло и добавляла в голос хрипотцу. Он умер не под завалом. Он умер на обрыве, в луже крови, с темноволосой девочкой на руках.
Раньше его часто преследовала эта картина. Особенно ночью. Потом, когда нервы стали совсем ни к чёрту, он стал ложиться спать только когда полностью вымотается, или не ложился вообще.
В какой-то момент Обито обнаружил, что дрожит от холода. В глазах то и дело возникают яркие всполохи, перемежаясь с темнотой. Сел размять затёкшую поясницу - изображение мгновенно повело в сторону - снова откинулся назад. Плохо дело. На лбу выступает испарина, воздух всё ещё душен, с трудом проталкивается в лёгкие, - значит дело не в погоде. Кажется, это при потере крови свыше определённого объёма начинает знобить...
Вязкие мысли кое-как удалось направить в нужную сторону. Где искать помощи? Стоит ли вообще искать? Каков шанс, что его попросту не добьют? Да и ради чего жить? Возможно, если бы это случилось раньше - не будь камуи, обязательно случилось бы - Обито тоже цепляться за жизнь бы не стал. Будто бы Рин, уходя, нарочно оставила ему мангёкё в виде камуи. Чтобы неуклюжий Обито больше не получал ран. Ведь лечить его будет некому...
Только благодаря Рин он жил все эти годы, только благодаря Рин он решил стараться выжить и сейчас. Кто знает, действительно он ей был небезразличен, или она просто опекала его, как давнего друга и товарища по команде. Что-то подсказывало Обито, что и тут Какаши его обошёл: даже сердце Рин у него украл... От одного воспоминания о взгляде, которым она смотрела на Какаши, Обито скручивало, и казалось, что у него вырывают одно ребро за другим.
Грудь, спину и плечи жгло огнём. Похоже, раны глубокие. Кто с такими справится? В какой деревне сильная медицинская часть, да чтобы поближе, да чтобы Тоби-Обито-Мадару не знали? Да что там, хоть какого-нибудь медика бы... Надолго сил на камуи не хватит. Он вообще сомневался, хватит ли. Ближе всего Коноха. Ага, точно, там-то ему, конечно, помогут. "Здрасте, я Учиха Обито. Ну, герой деревни, умер двадцать лет назад. Почти. Нет, не почти двадцать, а почти умер. Нет-нет, это не я войну устроил. Похож, наверное, просто. Вылечите меня, пожалуйста, и я пойду дальше ваших убивать", - покривлялся он мысленно на манер Тоби.
Невесело усмехнулся - и тут же поперхнулся кровью. Вытер кулаком подбородок. Липкое, красное. Фу.
К чёрту плащ и маску. Тогда, может, не узнают.
- Камуи!..
____________________
"Чёрт, как же больно!.."
Обито ударился боком и плечом о деревянный пол. Сил не хватило материализоваться по-человечески. Сплюнул кровь.
В обе стороны - пустой коридор. И что теперь?
Сконцентрировавшись изо всех сил на том, чтобы встать, Обито не заметил даже приближающихся шагов, гулко отдающихся от стен больницы.
Только когда его робко тронули за плечо ("Больно!"), он поспешно развернулся. От резкого движения потемнело в глазах. Пара секунд ушли на то, чтобы стабилизировать картинку.
На него смотрела маленькая рыжеволосая девочка лет двенадцати со странной высокой причёской. Разглядев в полумраке на лице незнакомца шрамы, девочка инстинктивно отпрянула. Однако через некоторое время убедилась, что незнакомец агрессии не проявляет, и, более того, покачиваясь, едва держится на ногах. Сделала глубокий вдох. Зажмурилась. Выдохнула. Снова открыла глаза, приняв серьёзный вид, и одновременно заставила себя сделать шаг вперёд. "Нас учили, что ниндзя-медик не должна этого пугаться. Нужно помочь человеку".
- Пойдёмте со мной, я вас отведу в приёмное отделение.
И ни одного вопроса.
Обито выдохнул. Спасение!
В приёмном была суматоха. Раненых было столько, что никто не обращал на него внимания. Они были везде - у стен, на каталках, стульях, даже просто на полу. Обито уже смирился с тем, что умереть ему здесь, так как очередь до него точно не дойдёт. А между тем уже нет сил даже стоять. Чтобы ещё хоть на секунду сохранить равновесие, он прислонился лбом к стене. Прохладно, приятно.
К счастью, девочка, похоже, отнеслась к своему долгу даже ответственнее, чем нужно. Она решительно подёргала своего подопечного за штанину (боже, спасибо, что не за плечо!), отчего мокрый лоб Обито едва не соскользнул со стены. Спасительница потащила его куда-то сквозь толпу, явно зная нужное направление. Обито уже не видел, куда шёл, голова раскалывалась, он старался хотя бы не рухнуть прямо на раненых.
Толпа перестала стискивать с боков.
Последнее, что он слышал: "Осторожно!.." - и громкий удар его собственного тела об пол.
____________________
Глаза сильно щипало. Чёрт, почему оба?
А, да. Риннеган.
Бестолковая вещь.
От шарингана проку больше. То же камуи. А тут что - Десятихвостым помыкать? Ну и много он с ним добился?
Обито столько лет носил на левой стороне лица то маску, то повязку, что никак не мог привыкнуть, что снова видит обоими глазами.
Не спеша их открывать, он сделал несколько глубоких вдохов. Дышать всё ещё больно, умопомрачительно больно.
Пришлось разлепить веки, терпя яркий, режущий свет. Первое, во что уткнулся взгляд: какой-то человек в белом поспешно развернулся и вышел в дверь. Торопливые шаги, приглушённый дверьми голос:
- Пришёл в сознание. Анестезию?
- Если только есть лишняя. И не больше пяти кубов. Нам на своих беречь надо, - второй голос женский, командный.
"Что значит "своих"? Узнали?.. Чёртов я идиот! С шаринганом решил спрятаться. Будто Учих не по пальцам пересчитать. И с риннеганом! Конченый я идиот..." - с тоской и злостью заключил Обито.
Между тем женский голос продолжал:
- Если Сакура не занята, поручите ей. Сомневаюсь, что кто-то ещё захочет с ним возиться. А она Учих вроде любит. Может, не откажется.
Только тут Обито осознал, что его руки и ноги чем-то плотно зафиксированы. Пошевелить не удаётся. Молодцы, обезопасились. Сил на камуи, разумеется, ещё долго не будет.
Похоже, кровь остановили - по бокам больше не течёт. Да и голова работает чуть получше. Вот только всё тело адски ноет, а на груди как будто вовсе нет кожи - так сильно больно.
Прошло не меньше двадцати минут, - каждая из которых для Обито текла, как вечность, - прежде чем появилась розоволосая девушка в белом халате и со шприцем в руке. Видимо, упомянутая Сакура.
- Давно не виделись, - взгляд мечет огненные стрелы, рот искривлён в едкой усмешке.
- Ммм? - единственное, что Обито мог выдавить, прежде чем задохнулся от боли.
Кажется, задеты лёгкие - вот почему так больно говорить и дышать, - дошло до него.
Увидев, как страдальчески исказилось лицо пациента, Сакура немного смягчилась и проглотила следующую заготовленную издёвку. В её глазах заискрились жалость и беспокойство. Да и волосы у него вблизи... совсем как у Саске. И глаза... То есть глаз.
- Где больнее всего? - голос уже мягче, но строгость никуда не делась.
Обито кивнул на грудь.
- Посередине? Выше? Ниже? На пальцах покажи.
Не без труда Обито разогнул два пальца на левой руке. Правая всегда слушалась хуже.
- Значит, верхняя треть.
Даже не останавливаясь, чтобы примериться, девушка профессиональным движением перевернула шприц, ввела иглу в большую мышцу груди, чуть выше левого соска, и быстро, совершенно не больно, выпустила лекарство. "Почти в сердце", - подумалось Обито.
- Глаза слезятся. Предполагаю, от перенапряжения... Хотя лучше бы они вообще никогда не открывались, - в её голосе звякнул металл. Сакура сама смутилась своей грубости. – Но раз уж я здесь, осмотрю, - она неуловимым движением извлекла из кармана халата небольшой фонарик и приблизилась к лицу Обито.
В первое мгновение её брови дрогнули - жалость - одна из двух эмоций, которую видел Обито при первом прямом взгляде людей на своё лицо. Вторая - страх. Либо жалость, либо страх. А чаще - сначала страх, затем жалость. Как правило, Обито на это было плевать. Просто таким образом можно было делать выводы о том, кто перед ним.
Отдать должное Сакуре - это выражение возникло всего на долю секунды и мгновенно - профессионально - сменилось серьёзной сосредоточенностью. Страха не было. Девушка повидала всякое.
Обито поддался, Сакура ненадолго ослепила его фонариком. Сначала шаринган. Риннеган смотрела дольше. У Обито затекла шея, он поёрзал. И внезапно осознал, что боль частично отступила. Больше не хочется умереть во время каждого движения.
Благодаря этому теперь Обито мог поднять голову и посмотреть, что с ранами. Почти весь торс перебинтован. Восемьдесят процентов бинтов блестят красным.
Всё время с момента завершения изучения его глаз и пока он себя рассматривал, Сакура напряжённо и задумчиво вглядывалась в его лицо. Казалось, она пытается принять какое-то решение и прикидывает варианты.
Обито прервал её размышления.
- Сакура?.. - дождался кивка. - Скажи, почему я... ещё жив? - голос совсем хриплый, чужой.
"Раз ты до сих пор не попытался сбежать, значит, с чакрой пока проблемы", - размышляла Сакура. Процесс принятия решения был завершён.
- Скажи спасибо. Но не мне. В любом случае, рано радуешься. Сейчас я сделаю перевязку и посмотрю, что там. Насколько я знаю, ран никто не промывал.
Обито терпеливо перенёс снятие бинтов, хоть Сакура и не церемонилась. События на поле боя всё отчётливей проступали в её памяти. Впервые в жизни ей хотелось не облегчить страдания пациента, а усилить. А ещё лучше - свернуть ему шею. За всё, за всех.
Но было пока нельзя.
Сделав глубокий вдох, Сакуре пришлось взять себя в руки.
Раны выглядели плохо. Глубокие V-образные борозды шириной с пол-ладони: две на груди, одна на животе, тянутся от плеча до плеча. За исключением белой половины торса, всё ещё кровоточат. Почти та же картина на спине, только вдобавок кровь смешана с землёй. Её столько, что не видно, есть ли воспаление.
"Наверное, трудно это терпеть", - невольно посочувствовала Сакура, на мгновение забыв, что перед ней убийца. Убийца Неджи, убийца Четвёртого. Встряхнув головой, она снова возродила в себе злость.
С помощью губки и таза с водой Сакура смыла столько земли, сколько смогла, остальное смазала антисептической смесью. Запахло мятой.
На протяжение всей обработки и перевязки Обито шумно дышал, скрипел зубами и один раз даже сорвался, застонал. Нещедрая анестезия только наполовину избавляла от боли.
Перетянув свежие бинты потуже, Сакура опустила на него зелёный огонёк ладоней. Нужно было стараться подлечивать минимально, чтобы не подарить излишка чакры.
Обито устало закрыл глаза. Вдруг острая странная мысль кольнула сознание: "Интересно, что с Какаши?" С сомнением посмотрев на Сакуру - стоит ли что-то спрашивать - Обито решил, что не известно, насколько плохо он будет соображать, когда обезболивающее отойдёт. Поэтому лучше сейчас.
Но вслух сказал другое.
- Что Мадара?
Сакура уставилась на него. Потом хмыкнула.
- Как видишь, если бы твой приятель добился своего, он бы тебе получше цукиёми подарил, чем сейчас, не так ли?
Обито поморщился. Это-то он уже и сам понял. Прогнав из головы тут же выскользнувший образ девочки с фиолетовыми татуировками на щеках, - чтобы не завыть в голос, - он не сдался:
- Убит?
- Исчез. Вместе с Хаширамой-самой. Вскоре после тебя.
- А Какаши? - выпалил Обито.
Сакура в изумлении смотрела на него. Это чудовище беспокоится о ком-то?
- С каких это пор тебе интересно?
Обито не знал, что его воспоминания во время разговора с Наруто прочитал не только лисёныш: по чакре последнего они сами собой транслировались всем отрядам армии шиноби. Если бы он знал, то пришёл бы в ужас. Однако сопереживал ему так или иначе один лишь Наруто. Что ещё более удивительно, потому что кровь его родителей была на руках Тоби. Тоби. Не Обито, Тоби. Так ему почему-то хотелось думать в тот момент. Хотя во время тех событий с Тоби его пока ещё роднила только маска.
Сакура, как и все, была в курсе. Ей нисколько не было жалко мальчика в оранжевых очках, однако почему-то преследовало неловкое чувство, что нельзя упоминать, что она о нём знает. Как будто даже чудовище не заслуживало такого обращения с остатками его души.
Внезапно Сакура почувствовала, что чакра Обито стала расти. Не теряя ни секунды и сохраняя невозмутимое выражение лица, она опустила руку в карман халата, извлекла маленький инъектор и с небольшого размаха точным движением ввела жидкость в его плечо.
Однако инъектор неожиданно легко утонул в плече вместе с её рукой и воткнулся в матрац. На простыне увеличивался мокрый ореол препарата. Прежде чем Сакура успела сообразить, что случилось, никуда не девшийся Обито прошептал:
- Попробуйте ещё раз...
Запасного с собой не было. Чудом взяв себя в руки и сохранив внешне спокойствие, Сакура заявила пациенту, что сейчас вернётся. Уже в коридоре она закусила губу и ускорила шаги.
Пока Обито валялся и предвкушал новую дозу анестезии, в другом конце коридора, неслышимый для него, происходил разговор.
- Цунаде-сама, как себя чувствует Какаши-сенсей? Если может передвигаться, он мне срочно нужен. Передайте, пожалуйста, пусть подойдёт к двери палаты и ждёт моего сигнала. Если сенсей не в состоянии, тогда столько анбу, сколько в порядке. Лучше не меньше десяти. Это срочно. Времени на объяснения нет.
- Хорошо, Сакура. Шизуне!..
Захватив из лаборатории на всякий случай все инъекторы с нужным препаратом, которые нашла, на обратном пути Сакура увидела у двери палаты уже ждавшего её Какаши. Тот стоял, прислонившись к стене. Выглядел он измождённым. Из-под рукава виднелось забинтованное предплечье. Не говоря ни слова, она показала на свой левый глаз. Какаши кивнул.
Зажмурившись и предвкушая недоброе, Сакура толкнула дверь.
_____________
Фрагмент II.
- Я уж думал, ты не вернёшься. Не хотел испугать. Случайно вышло. Честное слово.
Обито сам себе усмехнулся. В конце его извинительной речи только «Тоби хороший» не хватало.
Сакура замерла в дверях и дважды моргнула. Как будто ошиблась палатой. Обито удивлённо вздёрнул бровь.
С задержкой в пару секунд она наконец-то отмерла:
- Я смотрю, тебе уже весело, - скривилась. - Значит, лекарство не нужно.
- Нужно! - боль снова нарастала, Обито категорически не хотел возвращаться в то состояние беспомощного куска мяса с расплавленными мозгами.
Он видел, как она притворяется - из вредности, ясное дело, - что нехотя достаёт из кармана инъектор, и идёт к нему. Нельзя судить её за это, она ничего ему не должна. Вдруг странная вспышка в голове: белая стена, какая-то девушка с чёлкой и молочными глазами...
Прежде чем Обито успел нахмуриться, плечо ужалил инъектор. А спустя несколько мгновений всё - Сакура, дверь, свет из окна - схлопнулось в одно тёмное пятно.
_________________
"Сработало!" - убедилась Сакура и с облегчением выдохнула.
- Какаши-сенсей, - негромко позвала она.
Какаши резко вошёл, однако дверь за ним закрылась не сразу. Из-за его спины в проём нерешительно заглядывала Хината.
- Сакура-чан... Я нужна? Меня Хокаге-сама послала...
Сакура хлопнула себя по лбу.
- Входи, Хината! Конечно, ты нужна. Я должна была сама об этом подумать.
_________________
Как же надоела эта чернота.
Последними яркими пятнышками в его жизни были сиреневые щёки Рин. С тех пор всё было тёмное, глухое, душное. Даже солнце освещало Обито светом, серым как тряпка. Никакие глаза не могли изменить этот фильтр.
Однако эта чернота чем-то отличалась. Обито не сразу понял, что руки больше не привязаны. "Это либо очень хорошо, либо очень плохо..."
Боли тоже не было.
Обито поднял руку, чтобы наконец-то с наслаждением почесать лоб, и наткнулся на повязку шириной от носа до бровей.
Понимание нахлынуло вместе с липким ужасом, словно окатило ледяной водой.
"Нет... Неужели..."
Не было никаких сомнений. У него не было шанса этого избежать.
Коноха оказалась умнее, чем можно было подумать, когда он очнулся привязанным к кровати.
Перестав контролировать себя, Обито заскулил от отчаяния.
Никакого камуи. Теперь он навсегда заперт здесь. Даже не в этом измерении, а в этой черноте, в крошечной каморке своего достигшего апогея персонального ада.
Прошло много времени, в течение которого Обито мысленно метался от одного способа самоубийства до другого. Кровать промокла от пота или от крови из ран, его трясло.
Вдруг чья-то рука коснулась его локтя.
Обито замер и прислушался, насколько позволял гул в висках.
- Как ты?
Обито молчал.
- Я принёс тебе кое-что...
Голос знакомый, но он не сразу осознал, чей. Что-то твёрдое легло в его руку. Обито осторожно ощупал. Не может быть. Очки! Его детские очки. Он столько провёл с ними времени, что никогда бы не ошибся, сколько лет бы ни прошло.
- Какаши...
Внезапно Обито совершил нехитрое открытие - без глаз нельзя плакать. Хотелось выть от тяжести бессилия.
- Это жестоко, Какаши... Зачем они мне теперь?
- Прости, Обито. Я думал... - долгое молчание. - Я хранил их всё это время. Сам не знаю, зачем сейчас взял с собой.
____________
Фрагмент III.
Какаши с детства наблюдал за людьми. Не то чтобы специально - обладая спокойным характером, он просто успевал замечать полезные в жизни вещи, мимо которых более взбалмошные ровесники проносились ураганом, поднимая столпы пыли. Подметив что-то однажды, Какаши аккуратно складывал это в коробочку в голове под названием "правила", его личную коллекцию принципов. Одним из первых важных наблюдений было то, что никогда нельзя проявлять слабость. Иногда она даёт какие-то сиюминутные привилегии, однако в последующем непременно обращается против тебя. Отец никогда не запрещал ему плакать, ссылаясь на то, что "мальчикам нельзя". Какаши сам в этом разобрался, глядя на других детей.
К моменту поступления в академию Какаши успел убедиться, что все вокруг живут как попало. Совершают глупости на каждом шагу, делают что-то настолько лишнее, что у него в голове не укладывалось, как и почему они не замечают очевидных вещей.
Даже отец периодически делал что-то такое. В эти моменты Какаши мог только, застыв на месте, недоумённо на него смотреть. Иногда ему казалось, что это он должен воспитывать отца, а не наоборот. Но вслух Какаши такого никогда не произносил.
Даже когда отец совершил самую большую ошибку в своей жизни.
С тех пор Какаши, напротив, старался как можно меньше обращать внимание на людей. Иначе так недолго было и вовсе разочароваться в жизни. Если бы выяснилось, что равняться совершенно не на кого. Какаши было безопаснее думать, что всё же в этой жизни есть к чему стремиться.
Когда их распределили по командам, волей-неволей снова пришлось обращать внимание на окружающих. От этого зависел успех миссий.
И началось ежедневное разочарование в мире.
Сокомандники оказались чудом - не позавидуешь. Бесполезная девчонка из клана кинологов (кажется, именно у них такие знаки на щеках). Нулевое тайдзюцу. Равно как и гендзюцу. У неё даже собаки не было! Из ниндзюцу только какие-то медицинские техники, в которых и необходимости-то не возникало: Какаши безрассудно не действовал и из сражений выходил почти что невредим. Единственное, куда худо-бедно сгождалась её чакра - затягивать царапины второму горю на Какашину голову, Учихе. Хотя кто знает, может, он и не протянул бы ни одной миссии, если б эта девчонка с ним не нянчилась. Их возня напоминала Какаши "дочки-матери", поэтому как только это начиналось, он старался куда-нибудь самоустраниться, чтобы не стошнило.
Какаши втайне надеялся, что его как лучшего из выпуска вскоре снова переведут в команду постарше, но время шло, и надежда выбраться из детского сада таяла.
Учиха, мало того, что был бестолковый, неорганизованный и совершенно не имевший инстинкта самосохранения, но ещё и плакса. Вот этого Какаши выносить не мог. После нескольких секунд ступора при виде его очередных слёз ("Да как можно так себя вести? Что за слабак? Неужели он не понимает, как жалко выглядит?! И мне с ним побеждать других шиноби? Да кто его испугается?!") Какаши до скрипа в зубах сдерживался, чтобы не дать ему подзатыльник ("Даром что Учиха! Ни огня, ни гендзюцу!").
Действительно, команда подобралась что надо - девчонка-кинолог без собаки и Учиха без шарингана. Какаши все миссии тянул на себе.
Кто знал, что потом дороже этих двоих ему никого не будет... Но только когда они сами перестанут существовать.
_________________
Он был готов поклясться, что плечи перебинтованного почти с ног до головы Обито знакомо дрогнули. В голове Какаши словно взорвалась бомба хвостатого. Так стало оглушительно, непереносимо стыдно.
После всего, что случилось за эти восемнадцать лет, Какаши и в голову не могло прийти слово "плакса" по отношению к другу. Шаринган, риннеган, чёрт знает сколько всего ещё - Обито действительно превзошёл Какаши, превзошёл их всех. Даже Минато-сенсея. Он едва не сравнялся с Рикудо-саннином... Какаши ни на секунду не сомневался, что никто никогда больше не видел его слёз. Его слабость не обратилась против него, а сделала его таким сильным, что - хорошо это или плохо - весь мир как следует тряхнуло. Что бы делал он сам без части этой силы Обито?..
А теперь тут Какаши с этими очками... Какого чёрта он вообще сунулся? Что за идиотский поступок?
- Мне правда жаль, Обито...
Прошло не меньше двух минут, прежде чем тот ответил.
- Я знаю.
Снова долгое молчание.
- У тебя все повязки промокли... Я позову кого-нибудь из медиков, - однако в ту же секунду Какаши вспомнил, что пока Цунаде-сама не пнёт кого-нибудь, никто не спешит помогать Обито. Это для него он призрак прошлого - то, что осталось от лучшего друга. Для остальных - монстр. Воплощение ненависти. - Хотя нет, лучше я сам, если ты позволишь.
Он немного владел навыками элементарной медицинской помощи. За годы работы в одиночку приходилось даже несложные раны зашивать на самом себе едва ли не прямо в бою.
Обито кивнул:
- Спасибо.
Казалось, ему всё равно. Он словно был где-то не здесь, нематериален, будто камуи вопреки всему всё ещё было ему доступно.
Во время перевязки Обито не проронил ни слова. Однако к концу её создалось впечатление, что он как-то странно повеселел.
- Какаши? Пожалуйста... Расскажи мне о Рин.
Хлоп. Пузырёк с дезинфицирующей жидкостью не удержался в руках Какаши и теперь блестел осколками на полу.
- Я до сих пор не знаю, сколько времени провёл в том гробу с Мадарой. - Обито поморщился. - А ведь Рин всё это время была жива... Была рядом с тобой. Расскажи что-нибудь! Что угодно! О миссиях. Что она говорила? Изменилась ли она? - после молчания: - Что видел вместо меня... твой шаринган?
Улыбка. Странная улыбка. Как тогда: недвижимый, прижатый камнем, уже подаривший свой "подарок", он улыбался...
У Какаши холодок пробежал по спине. Повинуясь сиюминутному порыву, он резко подался вперёд всем телом и схватил Обито за плечо - материален ли он, не исчезает ли из его жизни снова.
Обито скривился. Похоже, Какаши перестарался.
- Не знаю, Обито... Говорили, между миссиями Рин уходила надолго гулять одна. На заданиях она была немногословна, но внимательна к другим, как и всегда. Однажды обмолвилась, что Цунаде-сама всё чаще её хвалит перед Третьим, говорит, что у неё талант. Если честно... Это она подобрала твои очки. И хранила их... Тоже она. Я - потом.
Какаши смотрел в пол. Он бы и под угрозой гибели не рассказал Обито об их неловком поцелуе: Рин неожиданно приблизилась и... О том, как однажды она замёрзла и, попросив разрешения, всё дежурство прижималась к нему, сидящему на дереве и охраняющему их с Минато-сенсеем сон... О том, как её глаза всегда чуть дольше останавливались на его лице, чем нужно...
Но кое о чём он не мог не рассказать.
- Наверное, тебе всё-таки нужно знать это. Мне же это известно от Минато-сенсея. Спустя три дня после той миссии... Рин пришла к нему и попросила собрать команду сенсоров для поисков. Сенсей был в тот момент снаряжён на важное задание, Третий не дал разрешения отложить ни на час. Он сказал, что команда на поиски твоего... тебя уже отправлялась и вернулась ни с чем. Ей руководил Данзо. - Какаши перевёл дух. - Именно с тех пор Рин начала гулять одна за пределами деревни. Иногда мне кажется, что она искала... И что очки у неё оттуда. Ведь когда мы выбирались из той ямы, я держал её за руку, у неё их точно не было.
Какаши выдохнул. Он не мог себя заставить посмотреть на Обито, как будто тот мог сквозь повязку прочитать на его лице невысказанное.
Когда он все же поднял глаза, то понял, что не зря боялся. Губы Обито были плотно сжаты, брови подрагивали. Он был в ярости.
- Как. Ты. Мог. Отпускать её одну?! За пределы деревни?! Ты дал слово!!!
___________
- Обито! Пожалуйста! - взмолился Какаши.
Что-то в его голосе неожиданно мгновенно остудило Обито. Он всё ещё шумно дышал, но больше не хотел не глядя схватить Какаши за горло и куда-нибудь швырнуть.
________
Так странно было обращаться по имени, этому имени, не к камню, а к чему-то живому. Необъяснимо, но несмотря на все смерти земляков, сквозь которые перед Какаши проступал теперь образ друга, он будто чувствовал там, внутри израненного, искалеченного тела того, кто бесстрастно обрёк на гибель половину шиноби Конохи, что-то живое. Словно сквозь броню жестокости, бессильной ярости, страдания и ненависти едва уловимо пробивалось огненное сияние улыбки того неуклюжего жизнерадостного Учихи.
Особенно когда он произносил имя Рин.
_________
Обито решил, что хватит на сегодня себя пытать новой информацией такого рода, - внутри и так что-то заныло, зашевелилось, ещё чуть-чуть, и будет нестерпимо, - а потому сменил тему:
- Сколько дней я уже здесь?
- Около трёх.
Ого. Трёх.
- А это?.. - вместо озвучивания страшного вслух Обито показал на свою голову.
- Сегодня утром.
"Значит, я был в отключке два дня? Или эта... медик... вчера приходила? Чёрт, ладно, разберёмся с этим позже".
_________
Фрагмент IV.
Из-за отсутствия света он потерял счёт времени. Время сгустилось в вязкую тягучую массу, Обито барахтался в ней, как муха, и с каждым вдохом, с каждым стоном всё больше тонул. А вслед за ним, словно прикованная к нему цепью, шла ко дну надежда когда-нибудь выбраться.
Пустота вокруг, пустота внутри. Разбавить видения из молотом стучавшего в виски прошлого было нечем. Темнота раз за разом засасывала Обито в свои кошмары, лишь изредка отпуская отдышаться.
В эти короткие моменты он почти с наслаждением воспринимал отдающуюся в костях, кислотой разъедающую мышцы и просачивающуюся сквозь кожу в бинты боль. Даже голова раскалывалась почти приятно. Это было лучше подобного его предыдущей маске круговорота многократной подряд, изводящей его до предела смерти Рин.
Со дня того жуткого пробуждения в темноте анестезию ему больше не вводили, оставив на растерзание всей на свете боли. Сочувствие кончилось. Обито их не винил, лишь крепче стискивал зубы.
Одновременно под повязками страшно чесалось. Так, что хотелось лезть на стенку. Рин всегда говорила, что если чешется, значит заживает. Обито смутно догадывался, что тут не обошлось без преимущества клеток Хаширамы. Вряд ли в ином случае ему бы ещё пришлось дышать. Однако спасибо Мадаре за весь этот ад говорить не хотелось. Кто его вообще просил. Сам Обито бы предпочёл умереть тогда, когда ему было положено. Судьба явно пыталась его уберечь от ещё более худшего, пока Мадара ей не помешал.
Во время того, как сам тоже восстанавливался в госпитале, Какаши приходил регулярно. Сначала приносил какую-то еду, но узнав, что Обито уже давно в ней не нуждается (чёрт с тобой, всё же спасибо, Мадара), перестал. Обито уже жалел, что признался в этом. Может быть, тогда он приходил бы чаще — и чаще выдёргивал его из цепких объятий кошмаров.
Периодически чьи-то руки ощупывали его, перевязывали. Редко, гораздо реже, чем приходил Какаши. Обито точно не мог сказать, Сакура это или нет: здороваться с ним не утруждались, о самочувствии не спрашивали.
Вскоре Какаши начали давать миссии, он мог не появляться по несколько — кажется, дней. Существование Обито всё больше стало походить на цукиёми Итачи. В бытность Акацуки он потратил немало времени на изучение способностей соплеменника, движимый, в основном, отчаянной завистью. Его шаринган так и не смог довести гендзюцу до такого уровня, с Сусаноо и аматерасу и вовсе было никак, поэтому Обито Итачи втайне недолюбливал. Борьба с этим преимуществом напоминала ему его вечные детские попытки превзойти Какаши, в связи с чем внутренне приводила его почти что в бешенство. Однако с виду Обито приходилось оставаться абсолютно хладнокровным, каким и надлежало быть главе организации, благо маска облегчала эту задачу.
Он не раз повидал, что происходит с жертвами Итачи, которым не посчастливилось удержаться в его цукиёми хотя бы три секунды. Однако на себе проверить даже в лёгкой форме и ради интереса всё же не решился. Что-то подсказывало, что доверять до конца Итачи вряд ли разумно. В отличие от самого Обито, которому его несчастье придавало сил, Итачи производил впечатление человека, несчастного до полного безразличия к сохранению собственной жизни, до полной беспринципности в отношении всего, что не касалось Конохи. Обито, похоже, в понимании Итачи был вынужденным, необходимым злом. Лишний раз оказываться перед ним беззащитным не хотелось. Однако Обито смог составить довольно полное впечатление о его способностях и без непосредственного участия.
И он готов был поклясться, что выглядело его цукиёми именно так.
Временами собственный разум играл с ним настолько злые шутки, что начинало казаться, будто перевязывает его не очередной бесстрастный медик, а сама Рин. Её нежные руки скользили по телу Обито, где нужно — грея чакрой, где можно — гладя. Эти ласки граничили с тем, о чём тринадцатилетнему мальчику совесть не давала и мечтать.
Обито решил, что лучше будет таким видениям отдаваться до конца, пусть на краешке сознания и продолжала болезненно пульсировать мысль о нереальности происходящего. В эти моменты он был настолько же нестерпимо счастлив, насколько мучительным наступало потом отрезвление от очередного видения с молнией, пронзающей сердце Рин.
И вот это, последнее, повторялось, повторялось и повторялось. Будто он мог забыть!
В конце концов обессиленному этой перемалывающей душу мясорубкой Обито удавалось забыться тяжёлым, как огромный камень, сном.
__________
Фрагмент V.
Из открытого, видимо, нараспашку окна тянуло дождём. Похоже, Какаши, уходя, забыл закрыть. Последние двое суток стояла ужасная жара, и вот не выдержала, взорвалась, разлетясь в разные стороны ливнем. Отчаянно скрипела швыряемая ветром туда-сюда рама. Капли долетали до лица Обито, он рассеянно слизывал их с губ. Встать и закрыть окно не было сил. Обито терпел, мёрз, старался отвлечься и подумать над своим положением, пока голова была на редкость ясной. Стратегия никак не хотела вырисовываться, он перебирал и забраковывал варианты один за другим.
Скрипнула дверь.
Тишина.
Два осторожных шага.
Ещё скрип.
Щелчок мягко закрывающейся двери.
- Я принесла тебе воды... - тихий, как будто неуловимо знакомый голос. - Боже, как здесь холодно!
Звук закрываемого окна.
Что происходит?
- Как ты?
На тебе. Неужели в этом голосе слышится забота?
С левого бока матрац чуть просел. Обито почувствовал, как что-то прижалось к его бедру, да так и осталось.
- Сегодня отец сказал, что моё будущее в качестве шиноби под вопросом... Я совсем забросила тренировки... - Говорящая, казалось, и не ждала ответа на предыдущий вопрос. Будто сама с собой.
У Обито внутри что-то неприятно кольнуло. Скверно ощущать себя мебелью. Между тем волнение нарастало.
- Я очень признателен, но... я вас знаю?
Послышался звук резко втягиваемого воздуха. Выдох не последовал.
Обито ждал. Секунда, две, три, пять... Да что такое.
- Прошу прощения. Только не уходите.
Что-то коснулось его пальцев. И внезапно крепко сжало.
- Наконец-то!
Тут уже Обито совсем обалдел. Стиснул кулак второй руки, впился ногтями в ладонь. Глюки перешли на новый уровень? Нет, вроде больно.
- Я всё ещё не по...
- Тсс!
В коридоре стали различимы гулкие шаги. Девушка бесшумно вскочила с койки и будто растворилась во влажном воздухе палаты.
Шаги миновали дверь Обито и медленно утонули в глубине коридора. Снова долгая тишина. Только он уже решил, что окончательно спятил, и едва не выругался вслух, как тот же голос прошелестел:
- Дежурный... Обход в десять часов. Совсем забыла.
Значит, Обито лишний раз даже не проверяют. Запомним, пригодится. Грустно, правда, конечно. Так что же это за посетительница?
- Я чувствую себя дураком. Представьтесь, пожалуйста.
Девушка хихикнула.
- А я Хьюга Ханаби. Очень приятно!
___________
Фрагмент VI.
— Кайтен! — завизжала Ханаби, и голубой вихрь взметнулся вокруг неё.
Девочка остановилась и засияла широкой счастливой улыбкой, одновременно пытаясь отдышаться. Волосы прилипли к влажному лбу.
Хиаши удовлетворённо смотрел на дочь. Всё-таки Неджи успел поставить ей никак не дающийся кайтен. Окончательно довела до ума его она, конечно, сама, пока Хиаши с племянником сражались в рядах армии Альянса. Было время, когда он едва не разочаровался в обеих дочерях. Однако это позволило ему по-другому взглянуть на племянника. Он признал, что помощь Неджи просто необходима ему для тренировок обеих наследниц. Не только Хинаты. Иногда глядя на серьёзного, сдержанного, не по годам талантливого парня он видел в нём сына, которого у него никогда не было. Хиаши в глубине души чувствовал некоторую вину за то, что Неджи рос замкнутым. В детстве он часто был более чем строг с ним, даже однажды применил силу проклятой метки… Однако Хиаши успокаивал себя тем, что всё так или иначе пошло племяннику только на пользу, что мужчина, а тем более шиноби, и должен быть таким: немногословным, собранным, вдумчивым и упорным.
«Прости, меня, Хизаши… Я снова ничего не смог предотвратить. Неджи достоин называться твоим сыном. Моя семья навсегда останется в неоплатном долгу перед твоей».
Из грустных мыслей Хиаши выдернул звонкий голос. Дочь сосредоточенно старалась сложить какие-то печати, смешно морща нос и помогая себе комментариями всех действий вслух. Или она обращалась к нему? ..
— Ханаби? — девочка встрепенулась и выжидательно замерла. Значит, не ему. — Твои тренировки стали показывать хорошие результаты. Продолжай в том же духе.
Хиаши направился к выходу из тренировочного зала, намереваясь прилечь отдохнуть. Прошла всего неделя с тех пор как его выписали из госпиталя, и всего две со дня наступления внезапного перерыва в войне. Окончанием никто это называть не смел, слишком непредсказуемые попались противники и слишком внезапно они отступили. Не похоже это было на конец. Хотя говорят, что одного из врагов всё же взяли в плен. И даже якобы собираются предать опытам Орочимару… Змееобразный нукенин неожиданно переметнулся на сторону Конохи, чем заслужил нечто вроде временного прощения, и околачивался теперь где-то поблизости. Ходили слухи, что он даже бывает нередким гостем в резиденции Хокаге-сама. Должно быть, это была ложь, потому что из-за огромного количества раненых Пятая целыми днями пропадала в госпитале. Включать бьякуган Хиаши медиками было на некоторое время строжайше запрещено, поэтому убедиться во всём самому пока не получалось. Да Хиаши и не стремился. Наверное, сказывался возраст, но хотя бы на короткое время истово хотелось выкинуть из головы всё, что связано с войной.
Заметив, что отец уходит, Ханаби приуныла, но природная непоседливость уже через минуту подхватила её за шкирку и выкинула на улицу. От избытка энергии активировав бьякуган и представив, что преследует целую группу вражеских шиноби, Ханаби стремительно припустила по направлению к больнице, вытянувшись вперёд и отведя прямые руки за спину для быстроты. Ей не терпелось похвастаться успехами перед сестрой.
_________
Благодаря тому, что отец ещё не отказался от намерения сделать Ханаби в будущем главой клана, её уделом было домашнее обучение. Однако это мягкое название совершенно не соответствовало колоссальным нагрузкам, каких не знали подрастающие шиноби в Академии. Клан Хьюга ко всему подходил серьёзно и обстоятельно, до войны очень многие тренировки проводил для неё сам отец. Живая и любознательная Ханаби страдала от дефицита общения с ровесниками. Все остальные дети Хьюга обучались в Академии, а её одногодок в клане и вовсе не было. Между тем в её день было упаковано столько тренировочных часов, что казалось, он им мал и скоро лопнет, как резинка. Неджи и Хината были часто заняты на миссиях, однако иногда всё же удавалось их где-нибудь достать и оккупировать хотя бы на пару часов. Тогда Ханаби была счастлива, придумывала кучу занятий и тараторила без умолку, стремясь выплеснуть все свои мысли, накопленные за время разлуки.
Начало Четвёртой Мировой Войны ознаменовалось для Ханаби величайшим разочарованием — несмотря на то, что она была всего на два года младше Хинаты, которой только недавно стукнуло семнадцать*, на войну её не взяли. Она впахивала как проклятая, она старалась быть лучшей среди молодых шиноби в клане, хотя бы после Неджи. Но от Хокаге поступил чёткий приказ: все, кто младше шестнадцати, остаются охранять Коноху. Времена, когда детей отправляли воевать, давно прошли — назло Ханаби. А ей ведь уже в этом году будет шестнадцать! .. Несправедливо.
Однако очень скоро Ханаби обнаружила в сложившейся ситуации плюсы. Во-первых, тренировки больше не норовили отобрать у неё всё свободное время. Более того, они стали его продолжением — и только. Все её сенсеи отправились на фронт. Ханаби упражнялась тогда, когда сама считала нужным. Ей доставало самостоятельности и ответственности для того, чтобы не лениться, и увлечённости — для того, чтобы не терять интерес к саморазвитию. Однако сколько теперь было свободы для новых дел и приключений!
Во-вторых, стены квартала больше не были преградой. Раньше ей не разрешалось надолго покидать их пределы (Хьюги ещё не оправилась от двух похищений старшей дочери главы клана), но теперь следить за ней стало почти некому, и Ханаби активно и самозабвенно исследовала деревню. Ловила деловые стайки мелких, которым доверили патрулирование Конохи, и важно ими командовала, периодически припугивая бьякуганом. Время от времени устраивала им массовые соревнования, заливисто ухохатываясь над их ниндзюцу. Малышня не обижалась, они чувствовали в ней лидера, который чуть уменьшал пустоту покинутости их сейчас многими взрослыми. Пару раз Ханаби даже попыталась снарядить экспедицию наружу — да хотя бы в лес — однако выбраться удавалось лишь ей одной. Мелкие то ли были ещё слишком неуклюжи, то ли боялись быть замеченными и наказанными, а потому не слишком старались. Никто не признавался вслух, что не хочет быть похищенным или убитым вражескими шиноби. Сказать такое значило опозориться перед сверстниками. Ханаби этой гордостью мелких мысленно восхищалась. Сама она тоже боялась за родных, но не за себя, и чуть что — пулей бы вылетела на фронт, на подмогу. Даже если бы это означало ослушаться опостылевшего уже приказа.
Но из деревни всё казалось мирным и спокойным, старшие если и получали новости с фронтов, то не подавали вида. Всё, что Ханаби знала — что войну объявил старичок-нукенин Учиха Мадара, родоначальник коноховских Учих. И что толком не ясно, как он до сих пор жив и что у него за войско, но большим оно вряд ли может быть. Сама Ханаби втайне считала бьякуган гораздо могущественнее шарингана, поэтому всегда усмехалась напыщенности Учих и много раз представляла, как появляется на поле боя и одна с лёгкостью разносит в пух и прах этого Мадару.
___________
Стоило только войскам вернуться в Коноху, как ловушка кланового квартала снова захлопнулась, кровожадно чавкнув, проглотив Ханаби и закусив её свободой. Население Конохи заметно поредело, но с ранеными Ханаби столкнуться не успела — их незамедлительно переправили в больницу.
Известие о смерти Неджи заставило Ханаби ощутить, словно прямо над её ухом ударили в гонг, и от этого звука весь её мир вокруг начал осыпаться, как штукатурка со стен. Он крошился, крошился много дней.
В конце концов окружающее пространство стало напоминать мятую бумагу. Будто все декорации сжали в комки, чтобы выбросить, как неудавшиеся рисунки. Спустя неделю Ханаби спохватилась, нашарила картинки в мусорном ведре своего пыльного отчаяния и кое-как разгладила их, чтобы хоть чем-то заклеить пустоту вокруг. Получилось плохо: краска на них облупилась и потускнела, а на неизгладившихся сгибах и вовсе отсутствовала. Но по крайней мере стало не настолько промозгло, как было.
Понемногу начиная приходить в себя, Ханаби стала ощущать изменения атмосферы в деревне. Напряжение, запах скорби в воздухе достигли своего апогея и стали размягчать всё вокруг каким-то наведённым, неестественным безразличием — в том числе стены квартала. Все были тревожно заняты своими делами, за Ханаби так и не был толком установлен строгий присмотр. Разве что Хината запретила соваться в госпиталь, сказав, что за отцом она там достаточно присматривает, его скоро выпишут, а ужасы войны Ханаби стоит стремиться не видеть как можно дольше. Ханаби не хотелось перечить и расстраивать сестру, она была счастлива, что та вернулась живой, и не стала создавать ей лишних проблем.
После выписки отца ничего не изменилось. Его обычная, ещё «довоенная» отстранённость приобрела оттенок потерянности: он, казалось, почти не замечал не только Ханаби, но и вообще ничего вокруг. Скользил по дому как привидение — ещё чуть и чуть — и будет ходить сквозь стены. Ханаби надоедало болтаться по кварталу и она периодически мигрировала за пределы, уже не боясь встретить сопротивление родни. Из сумбурных рассказов немногих более или менее подлеченных и уже выписанных очевидцев мало что было понятно. Мадара оказался не Мадарой, вернулись отступники Орочимару, Учиха Саске, воскрешены и убиты множество бывших Каге, водили хороводы, в кого только не вселяясь, хвостатые демоны, причём-то там был какой-то Лунный План… У Ханаби голова шла кругом, создалось впечатление, что все шиноби были разбросаны по разным фронтам или частям фронтов, потому истории не вязались. Она всё пыталась встретить какого-нибудь более или менее адекватного рассказчика, но те, кто наблюдал эпицентр событий (если таковой был), либо находились сейчас при смерти, либо были страшно заняты и совершенно не попадались на глаза. Хината же возвращалась домой заполночь и сразу засыпала. Говорить о войне она отказывалась напрочь.
Ханаби вернулась к тренировкам, они помогали приводить мысли и эмоции в порядок. Совсем недавно стал почти идеально удаваться кайтен, что на какое-то время и вовсе ввело её в эйфорию. На волне бушующей энергии Ханаби даже рискнула притащить отца и уговорила его посмотреть. Она чувствовала себя пятилетней девочкой, изо всех сил старающейся заслужить гордость папы. И — о, счастье! — преуспела в этом.
__________
На входе в госпиталь разогнавшаяся Ханаби чуть не впечаталась в как раз покидающую его Моэги — девчонку из команды внука Третьего, одну из мелких, с кем она забавлялась в Конохе во время войны. «Странно, это ведь было совсем недавно…» — пронзила мозг неповоротливая мысль.
— Ой. А ты что тут делаешь?
— Я… Помогаю, Ханаби-сан. Я же медицинские техники изучаю…
Ханаби округлила глаза. Значит, малявкам можно тут, а ей нельзя?
— А если… без техник? Ну то есть просто руками? Как ты думаешь, мне разрешат помогать? — признаваться малышне в том, что в клане Хьюга почему-то мало кого учат медицине, да и то специфической, было неприятно. Но очень обрадовала забрезжившая перспектива проводить побольше времени с сестрой.
Моэги задумалась.
— Вообще все ирьёнины постоянно жалуются на то, что нам не хватает рук. Поэтому, думаю, любая помощь будет нелишней. К тому же, у тебя бьякуган! Ты можешь видеть чакру! — она восторженно улыбнулась. — Но лучше тебе всё-таки спросить кого-то из старших…
— Ты Хинату не видела? — перебила уже мысленно убежавшая вперёд Ханаби.
Моэги опять помедлила перед ответом. Пятая точка Ханаби уже требовала приключений и страшно раздражалась такой неоперативности.
— Кажется, я видела её на втором этаже… Но не уверена. Ханаби-сан, спроси у дежурного на входе, он обычно в курсе, за кем какие палаты…
Нетерпеливо кивнув, Ханаби исчезла в дверях госпиталя.
________________to be continued____________________
<
Как же приятно читать такие отзывы!
Рада, что мы с Вами единомышленники) Действительно, всё так и есть, я жуткий обитоман и меня тоже всегда разочаровывает крайне малое количество фанфиков о нём, таких, каких хотелось бы))
Обновила, включив продолжение. Надеюсь, оно Вам понравится)))
Что касается «отходняка». Меня ужасно не устраивает это слово, оставила его в тексте до лучших времён, когда придёт в голову подходящая замена с тем смыслом, который я пытаюсь передать.
«Смешение слов рассказчика с мыслями самого персонажа» - обожаю этот приём. Кстати, не всем он по душе почему-то.
Я рада, что Вы пишете, что у меня нет перебора с лирикой и недостатка экшна. Да, я, пожалуй, скорее не эпик, хотя стараюсь уравновешивать тексты в эту сторону. Однако всё же меня больше интересуют мысли и чувства персонажей. Поэтому боялась за возможный некомфорный для читателя перекос в эту сторону. Рада, что этого не случилось))
Камуи – техника переноса самого себя/вещей/людей в другое измерение. Благодаря автоматическому бессознательному переносу и возвращению отдельных частей тела туда и оттуда, Обито в бою почти неуязвим. По поводу частого повторения, пожалуй, согласна, спасибо за замечание))
Ещё раз благодарю за отличный отзыв!!!
Рада, что мы с Вами единомышленники) Действительно, всё так и есть, я жуткий обитоман и меня тоже всегда разочаровывает крайне малое количество фанфиков о нём, таких, каких хотелось бы))
Обновила, включив продолжение. Надеюсь, оно Вам понравится)))
Что касается «отходняка». Меня ужасно не устраивает это слово, оставила его в тексте до лучших времён, когда придёт в голову подходящая замена с тем смыслом, который я пытаюсь передать.
«Смешение слов рассказчика с мыслями самого персонажа» - обожаю этот приём. Кстати, не всем он по душе почему-то.
Я рада, что Вы пишете, что у меня нет перебора с лирикой и недостатка экшна. Да, я, пожалуй, скорее не эпик, хотя стараюсь уравновешивать тексты в эту сторону. Однако всё же меня больше интересуют мысли и чувства персонажей. Поэтому боялась за возможный некомфорный для читателя перекос в эту сторону. Рада, что этого не случилось))
Камуи – техника переноса самого себя/вещей/людей в другое измерение. Благодаря автоматическому бессознательному переносу и возвращению отдельных частей тела туда и оттуда, Обито в бою почти неуязвим. По поводу частого повторения, пожалуй, согласна, спасибо за замечание))
Ещё раз благодарю за отличный отзыв!!!
<
Я очень люблю Обито, я сострадаю ему, я чувствую к нему какую-то особенную связь. И я была крайне заинтересована, когда увидела, что кто-то точно так же, возможно, как и я, любит этого персонажа. О таких, как он, пишут мало, и чаще всего не очень деловито, либо вовсе опровергая все каноны, раздувая столько ООСа, сколько умещается на печатном листе.
Но я бы сказала вы со своей задачей справились.
Вы сумели заинтересовать, вы смогли оправдать ожидания от прочтения шапки, и это на самом деле не так часто встретишь в данное время, как-то все фикрайтеры будто вымерли. Чего-то все время не хватает, что-то да не так, не по душе.
Слог. Об этом хотелось бы поговорить больше. Читать приятно. Читать легко. Но какая-то нестыковочка идет. Раз уж вы все-таки делаете уклон более на художественный стиль, как-то более возвышенный, старайтесь не использовать такие низкие слова как "отходняк", если только это не диалог или мысли персонажа. Я на этих моментах неприятно морщилась, может, это и недолго, но все же было, и общее впечатление малость принижает. Не стоит смешивать такое.
Что мне точно понравилось, так это смешание слов рассказчика с мыслями самого персонажа. Я очень люблю такой ход, сама им частенько даже злоупотребляю, но все же это кажется мне абсолютно естественным и приятным. Главное - это правильно этим ходом воспользоваться. У вас получается.
Порадовало течение событий. Я не могу сказать о каком-то сюжете, потому что не хочу ожидать многого, чтобы быть потом разочарованной. Но что точно меня радует, так это действие, которое происходит. Оно есть, есть движение, а не одночастные мысли персонажа о том, как мир несправедлив, и упущение развития событий вслед уходящему концу. Типа хэппи енда, а читатель в дураках - что произошло, никто не понял, но вроде как все хорошо, за исключением того, что прочитано двадцать страниц, а из них действия лишь страницы на полторы, куда входило "он подумла, он ушел, он пришел".
Какое еще замечание. Я немного пропустила общие действия манги, хотя, в целом, все еще не выпала из общей ситуации, не совсем уверена, что помню точное определение и предназчание "камуи". НО ЧТО ТОЧНО МНЕ НЕ НРАВИТСЯ, что вы в начале текста то и дело упоминаете о нем, прям, не знаю, сосредоточились на этом слове гораздо больше, чем на самом персонаже. Масло масленное, используйте его меньше, что ли.
В общем, мне понравилось, я с удовольствием прочитаю продолжение, когда вы его напишите.
С ув. ваш читатель.