Жупел. Глава 10.

Странный ветер, принесший с собой откуда-то гниющий запах чей-то плоти, вероятнее всего, погибшего в лесу животного, налетел. Случайно. И как всегда нежданно. Устремляя грозные вихри в небо, чтобы снова нагнать тучи. Завывая, наигрывая мелодию. Жуткую, дающую абстрактное понимание ночи, восприятие темноты. Трогающую самые глубокие уголки подсознания, тревожа фантазию и воображение.
Неизвестность пугала, в то время как завораживала и заманивала в свои глубины.
Тёмное небо зигзагообразно рассекала яркая вспышка, обрисовывая каждый участок, до которого долетал её свет. Слегка встревожив напряжённые нервы девушки.
Спотыкаясь, путаясь в собственных шагах, она продолжала буквально карабкаться по земле. Будто на последнем вздохе, цепляясь за «жизнь», или пытаясь просто удержаться на ватных ногах. Великолепные могучие кроны многолетних деревьев, что воинственно окружали снаружи лес, загородили ей путь. Их не менее крупные макушки склонялись в разные стороны, сгибаемые тяжёлым ветром. И, наверное, могло показаться, что они раскачиваются из стороны в сторону, в такт той странной мелодии. И они слишком будоражили мысли, что походили на живые существа. Они вроде живые, но только растения. Без чувств. Или все же с чувствами. Карин мотнула головой, иногда такие размышления приводили только в большее заблуждение, в лёгкое содрогание всем телом. Было страшно сознавать, что эти деревья сейчас раскачивались, растворяясь в диком плясе, и словно становились чуть ближе друг к другу. Сокращая дистанцию, укорачивая пространство. Это мнимая «теснота» сводила с ума.
Карин страдала клаустрофобией, и воображение у неё всегда было болезненнее, чем у остальных.
Её рука, что уткнулась в один из толстых стволов дуба, тряслась. Один только взгляд на тёмную гущу, что простиралась, внутри этого места, заставляла дрожать всем телом. От страха.
Глаза невольно расширились. Из груди вырвался вздох, когда она буквально почувствовала чьё-то дыхание в области собственного горла. Карин молниеносно обернулась, схватившись за шею, потирая то место, где она почувствовала тёплое дуновение. Она часто задышала, оглядываясь по сторонам. Испуганно озираясь вокруг, не выявив никаких признаков того, что здесь кроме неё ещё кто-то есть. Успокоив бешено колотящееся сердце, она затаила дыхание. И проклиная все, на чем стоит свет, она развернулась обратно в сторону леса. Игнорируя все возгласы инстинкта самосохранения и здравого смысла, который, оказывается, у неё был.
Она что, такая смелая? Ей что, так не терпится отдаться в пасть на съедение диким зверям?
И вообще, какого черта она сюда притащилась?
Карин вдруг остановилась, когда зашла в достаточную глубь леса. Вглядываясь, вслушиваясь в малейший шорох, в малейшее трепыхание листьев. Ей казалось, что она сошла с ума. Иначе, стал бы нормальный человек соваться в беспроглядный лес темной ночью, якобы ища друга, которого быть может, там и нет вовсе. Конечно, что нет.
Но предчувствие твердило обратное. Интуиция трезвонила в барабан, запрещая ей делать ещё один шаг. Логичность её действий отсутствовала.
Ей нужно было, зачем-то. Чтобы убедиться, что с Узумаки все в порядке.
Ветер только «окреп», что окончательно встревожило многолетние, старые деревья, склоняя их все больше к земле.
Почувствовав крайнюю необходимость обернуться назад, Карин дёрнулась. Её тело колыхнулось в воздухе, словно безвольное, и она чуть не упала.
Было уже поздно. Свет, горящий в окнах школы, что являлся для неё маяком, исчез в пучине темной зелени. Оставив в этой тесноте, беспроглядной, плотной, душащей.
И вдруг она осознала, что ей действительно, без «предпосылок», страшно. Страх. Одно простое слово, которое характеризует её внутреннее, психологическое состояние. Чувство, которое заставляет содрогаться, дрожать, трястись от ужаса. Неминуемо охватывающего мозг, заставляющего бежать быстрее кровь по венам, сердце ожесточённо биться в ушах, в глотке, уже не чувствуя его в груди. И это так очевидно, её страх, что Карин истерично хихикнула, отчаянно хватаясь за голову.
Безрассудство съедало её. Глупость ситуации, в которую она сама себя загнала, устроив собственноручно капкан из боязни, уничтожала. Превращая в бездумную жертву, в добычу собственных страхов.

**

Воздух, пропитанный сухостью, тяжестью, душил. Горло. Пальцы рук лихорадочно сгибались, ими Саске ударял по деревянной поверхности парты.
Он расстегнул воротник рубашки, чуть не порвав этот жалкий лоскут ткани. Его движения были рваными, неровными. В какой-то момент он почувствовал себя застигнутым врасплох. Нелепое чувство, которое он не привык ощущать. В горле пересохло. Опять. Ему отчаянно хотелось пить, просушить глотку. Выблевать то, что до сих пор ощущалось на его языке. Вкус её дрянной кожи. Её чёртовый запах кожи. Это омерзительно неприличное биение сердца, от чего ему хотелось вырвать из тела кусок механизма, который производил слишком много шума в ушах. Раздражающе. Осознание медленно втекало обратно в голову, так медленно, что он до сих пор ощущал чувство прострации. Он, наверное, уже десятую минуту смотрел неотрывно в одну и ту же точку. В угол, очень тёмный. Пытаясь понять, пытаясь осознать. Почему. Так. Зол.

«Снова исчезла, придурок! Тебе, что, каждую мыслишку на ложечке подавать? Ишь ты, обленился совсем, или отупел, быть может. М-м, даже не знаю, что с тобой. Может, это синдром Дауна? Оно и видно, с тупым выражением лица пялишься на одну точку в стене. Слушай, ты опять не отымел сестрёнку… Смею предположить, что у тебя проблемы с достоинством…»

- Иди к черту, - чисто машинальный ответ. И неважно то, что он разговаривает сам с собой.

«Да я прямо от него. Ну, так что, и вправду проблемы с достоинством? Оно у тебя маленькое, да? Ну не молчи, а? Меня распирает любопытство, что там у тебя? Хи-хи. Не напрягайся так…»

- Заебись, ты, мудак, - смакуя каждое нецензурное слово, он дёрнулся вперёд, со всего взмаху ударяя кулак о парту, от чего она вяло задребезжала. Тупой звук распространился в пустом классе, неприятно отозвавшись в ушах. За ним последовал и второй. Более жёстче, более яростнее. Утробное рычание вырвалось из его лёгких, когда он ударил в третий раз. Почти ободрав кожу до крови. Он усмехнулся. Просто это действительно выглядело смешно. Долбанный класс, долбанный он, эта долбанная реальность, от которой не спрячешься, и в которой не заблудишься.
Смешно до одурения, просто до охренения. То, что с ним происходит.
И как-то совсем не заметил, что голос исчез.
Исчез…
Саске сжал руку в кулак, подняв к лицу, чтобы снова замахнуться. Но, он прекратил какое-либо действие, когда почувствовал лёгкое дуновение. Шуршание. Напряжённо застыл, улавливая каждый звук, каждый шорох. Шум, будто бы замер вместе с ним, уверяя, что это все ему опять чудиться. Что это все проделки воображения, которое в последнее время слишком часто буйствовало, «проказничая».
И совсем невзрачное, невесомое касание его плеча чьих-то холодных пальцев…
Всего какое-то мгновение, чтобы он вздрогнул, ощетинился.
Секунда, чтобы задрожал от нахлынувших чувств…
Но он взял себя в руки, как бы странно это не звучало.
Саске поджал губы, как можно хладнокровнее реагируя на «наличие» чужой руки у себя на плече. Касание, не более. Но пронизывающее, заставляющее невольно холодеть внутри.

- Что тебе нужно? – спросил он, как если бы этот вопрос он задавал Наруто. Лаконично, но с упрёком на то, что его опять кто-то посмел побеспокоить.

- Саске…
Да, как ни банально, но он узнал бы этот голос их тысячи других, нет, из всех, что есть. Голос, звучащий мягко, но звонко. Пробирающий до самых костей, въедающийся в мозг, нервирующий.
И так говорить мог только он. Итачи.
От осознания последнего факта, его начало трясти. Глаза расширились, дыхание чуть рванулось вперёд, нарушив норму. Тёмная картина класса «пестрила» перед взором.

- Итачи… - начал он. Прекрасно зная, что он увидит, но не поворачиваясь. Брата, которого любил. Обожал до смерти. Трепетал от одного его вздоха. Которого любил больше, чем собственную мать. Но который уже давно мёртв.

- Саске, посмотри на меня, повернись ко мне, - его бархатный голос, столь не свойственный «мертвецам», звенит в ушах, отдаваясь эхом.
«Как умеет только…»
Слова все те же, которые постоянно, как замкнутая пластинка, крутятся в его голове. Подсознательно и сознательно, но все равно остающиеся без внимания, блеклыми в его мыслях. Это был Итачи. И Саске это просто почувствовал.

- Здесь, - сказал он. И его рука исчезла, оставив холодным плечо Саске. – И здесь… И здесь.
Голос брата отзывался отовсюду, но его видно не было.

- Покажись, скажи, что тебе от меня надо? – необычайно громко спросил Саске, трясясь. Не от страха, а от одной только мысли о долгожданной встрече с братом.

- Я здесь, - и снова его дыхание он ощутил возле своего уха. Щекочущее, но не воняющее, как оно могло быть у гниющего трупа. Он обернулся.

- Ты жив? – глупый вопрос. Но Саске было плевать. Он видел, а значит верил в то, что видит.

- Я вижу страх, - вместе ответа сказал брат. Его лицо Саске не мог разглядеть. Было слишком темно. – В твоих глазах. – Спокойный тон, мягкий. И улыбка, добрая, чуть затрагивающая уголки его губ.

- Я так долго ждал, чтобы тебя увидеть… - его руки снова тряслись, голос дрожал. – Увидеть, чтобы избавиться от тебя снова…
Его лицо исказилось в гневе, он замахнулся ударить Итачи. Стереть ещё раз эту до маниакальности раздражающую улыбку. И его пальцы рук почти соприкоснулись с его кожей, но Итачи исчез, словно его здесь никогда и не было. Будто он всегда здесь был один. Растворился, испарился в воздухе.
Саске усмехнулся, вскоре гнетущую тишину прорезал его громкий смех.
- Значит так, - его голос звучал глухо, почти не слышно.

**

Ветер все свирепел, насвистывал и нарастал, запасаясь огромной мощью. Карин качало из стороны в сторону, а пространство для неё все сужалось, все кругом кружилось, и только желание поскорее выбраться из этого «склепа», заставляло двигаться вперёд. Цепляться за каждый кажущийся куст, чтобы ухватиться, удержаться, и дальше вглубь. В надежде вырваться на свет. Она задыхалась, волосы беспрестанно запутывались в ветках, которые беспрерывно ударяли в лицо, словно бы она передвигалась по тесным джунглям. И, наверное, не раз наступала на ядовитые насекомые. Хотя, в такую холодную погоду, они уже давно попрятались в своих норах. Это ещё хорошо, что в лесу нет голодных волков. В принципе, они в зарослях и не водятся.
С каждым длинным шагом, который ей казался мучительно медленным, словно она тащится по земле, как улитка, паника возрастала. Ей все время на пути препятствовали ветки, почему-то такие низкие. Удушающе близкие. Она начала уже визжать, сходя с ума от того, что это длится бесконечно, что лес никак не кончается. Карин бежала, спотыкаясь, запутываясь. Бежала, несмотря на то, что силы вытекали из неё, как воздух из надутого шара. Стремительно. Быстро.
И вконец не выдержав, девушка упала. Звучно, с криком, зацепившись ногой за большой, длинный корень дерева, который из-за нехватки места под землёй вылез наружу. Она шумно дышала, чувствуя, как в рот забилась сырая земля, в которую она упала. Сжала кулаки, схватив в охапку ещё горстку сырой почвы, испачкав руки, но встать так и не смогла. Лежала, и тупо надеялась, что это один из её кошмаров. Что это безобразие ненормальное воображение её мозга. Но действительность была настолько реальной, что она чуть не чихнула, забив на всю эту аномальную заварушку. Оставалось только захныкать от безвыходности и безнадёжности.

- Карин, что ты здесь делаешь? – раздался голос. Карин не поверила своему слуху, который всегда был очень чутким. Нет, она не могла ослышаться. Вздрогнув, девушка попыталась поднять голову. Надеясь и боясь одновременно. Всю её пробирала дрожь, что просто поднять голову она так и не смогла. Тело словно отказывалось подчиняться, оно не отзывалось на её приказы. Безвольное и крайне тяжёлое. Тошнотворный привкус во рту усугублял положение, что решившись что-то сказать, она вместо слов издала непонятные хрипы.

- Ты…

- Карин, - настойчиво повторил голос. Знакомый до боли, до рези в ушах. Почему-то такой спокойный и ровный. И почему-то обладатель этого тона совсем не спешил ей помогать. – Поднимайся, что ты здесь забыла?

- Тпф… штотпф… - попыталась она пробурчать, выплёвывая мерзость, что попала в рот. Она снова упёрла кулаки в землю, собрав все силы, что ещё оставались в ней. И тут её подхватили чьи-то крепкие руки, и подняли с земли. На миг растерявшись, Карин вяло открыла глаза. Местность мутно вырисовалась перед глазами, размалёванные жёлтые огоньки впереди, странный запах. – Где мои силы… - смогла она таки сказать, прежде чем вновь закрыть глаза.

- Я не собираюсь тащить тебя, открывай глаза, - жёстко приказали ей. – Вставай на ноги и иди в школу.

- Я не могу, ноги не слушаются… - от попытки поставить её на землю, ноги вновь напружинились, и она опять потеряла равновесие, повиснув на плече того, кто ей якобы сейчас помогал. – Я же потерялась, мы в лесу…

- Не понимаю, что за бред ты несёшь, но меня это начинает раздражать, - она видела его силуэт, чувствовала болезненное прикосновение его кожи через ткань вещей. Она должна была радоваться? Нет, не так. Он шёл по тропинке, закинув её руку себе на плечо, временами поднимая над землёй, чтобы она окончательно не раскисла. Но почему он оказался в лесу? Нет, это ведь уже не лес, она на тропинке. На очень знакомой тропинке, которая ведёт в школу. Значит, она упала обессиленная тогда, когда нашла обратный выход. Случайно. Но ведь она искала…

- Где Наруто? – её голос звучал тихо, но он расслышал. И вздрогнул при упоминании имени друга.

- Достала, - и больше ни звука. Дойдя до дверей школы, он остановился, отпустив её. И безмолвно развернулся, идя к своей машине. Его движения были резкими, походка нервной. Каждый его шаг сочился раздражением, каждый его вздох плевался угрюмой злостью. Карин как-то несвойственным ей голосом лишь тихо промолвила:

- Саске…

А он исчез.

**

Вставшее солнце дохло осветило мрачную комнату Саске. Свет сам по себе редкий гость в этом «помещении», он будто бы побаивается заглянуть в этот мрак. Но иногда бывает «навещает».
Сон без сновидений большая редкость. Учитывая, что спит он вообще беспокойно, постоянно ворочаясь на кровати, сползая с неё, грохаясь на жёсткие доски пола. И это достаточный раритет, что сегодня в голове абсолютная пустошь, что если ударить по черепу, то можно услышать даже звон. Никаких мыслей, никаких воспоминаний. И, несмотря на такую необычную «пустоголовость», что-то там нудило, отзываясь тупой болью.
Саске перевернулся на другой бок, заворочался, стискивая в руках простыни. Перекатившись два раза, он с грохотом упал на пол, ударившись затылком.

- Что за хрень?.. – выплюнул язык. Парень лениво открыл глаза, с неохотой поворачиваясь в сторону постели. Внимание не сразу привлекло нечто, что лежало под кроватью: скомканный кусок бумаги. Рука с ленцой потянулась к ней, потревожив пыль. Немедля взял, и вытянул обратно. Часто заморгав глазами, он внимательно всмотрелся в бумагу, тщательно смятую.
«Страница очень старой газеты», - подумал он, нахмурив взгляд. На одной из части виднелась дата: 22.08.2005 гг. И только тогда, медленно ползя, что-то возвращалось в старательно стёртую на время память.