Жупел. Глава 11.

«Жителей префектуры Вакаяма повергло в шок известие о том, что произошло в доме семьи Учиха Фугаку. Ещё недавно малоизвестный доктор переехал жить в Вакаяма вместе с семьей. В целях открыть собственное дело. Спустя полгода он открыл свою поликлинику в городе. Все шло как нельзя хорошо. Карьера, семья, деньги, растущая известность. Но в одну роковую ночь все окрасилось в кровавое пятно. Старший сын доктора Учиха Итачи убил свою родную мать, а потом покончил жизнь самоубийством. Причина этого преступления до сих пор неясна. Но по последним сведениям стало известно, что очевидцем данного зверского злодеяния явился их младший сын».

Строчки разбегались перед глазами, размазываясь, расплываясь. С каждой прочитанной буквой, с каждой отпечатывающейся строчкой в мозгу что-то больно тянуло сердце вниз. Рука, сжимавшая старую газетную страницу, дрожала. Реальность становилась расплывчатой, вырисовывая в голове картины минувшего прошлого, принося с собою боль, отчаяние, разочарование, пустоту. И злость.
В ту ночь произошло то, что навсегда изменило его жизнь, что навсегда превратило его в никчемное дерьмо, наполненное гниющей ненавистью. Навсегда погребло под обломками его рухнувшего «идеала».
Он продолжал читать, дрожа всем телом, ощущая холод. Чувствуя, как отчуждается от мира, как закрывается в мнимом вакуумном пространстве, где нет кислорода.

«Младший сын Учиха Саске, как сообщают следователи, находится в шоковом состоянии. Он ни на что не реагирует. Его состояние оценивается как критическое, возможно даже, что он впал в ступор».

Пальцы судорожно скомкали бумагу. Саске вздохнул, часто заморгав. Это словно удар в спину или нож в сердце. Воспоминания, яростно вторгаясь в мысли, заставляя вспоминать ту холодную, черную, сырую ночь, начали всплывать в голове. Тогда он впервые почувствовал запах крови, впервые ощутил ее на вкус. Мокрая, липкая кровь, залепившая ему глаза, забившаяся в рот. Резкий запах «сырого» железа. Несдерживаемая дрожь в коленках, во всем теле.
Он помнил, как, забившись в угол стола, раскачиваясь из стороны в сторону, уткнувшись в свои худощавые трясущиеся руки, слышал треск топора. Слышал звук разрывающейся плоти матери. Она не кричала, потому что была уже мертва.
Он все сидел под столом, все так же раскачиваясь, не способный, как и ранее, унять дрожь, успокоить рваное дыхание. Его губы беззвучно повторяли имя старшего брата. Внутри замерзало, тело покрывалось мурашками. Перед глазами зависла картина, где с края стола свисает обагренная рука. С нее мерно стекала, капля за каплей, темная жидкость, ритмично ударяясь о пол. Этот звук, выворачивающий все его внутренности наизнанку, стягивающий все нервные узлы, давил.
Он никогда не стал бы нормальным. Никогда. Инстинкт самосохранения, что присущ всему живому, сработал. В призрачном омуте памяти он видел, как дотягивается до ножа, упавшего почти к его ногам. Как тянется его рука за ним, расплывчато, как чувствует прикосновение холодной стали…

Саске очнулся. Его глаза резко распахнулись, и тут же он зажмурился от непривычно яркого света, который пробился сквозь открытое окно. Невольно, неосознанно он снова повторял его имя. Так ненавистно и в то же время нуждаясь в нем, в том, кто носил его.

- Почему?..- такой обыкновенный простой вопрос, звучащий так странно для него, на который он так и не нашел ответа. Единственный вопрос, который до сих пор преследовал его.
Таблетки.
Один щелчок, и он вспомнил про них. Словно кто-то включил свет, как загорается лампочка в голове мультяшных героев. Эти красные «капельки крови», с них все и началось. Все его галлюцинации, все эти странности. Они виноваты в его сумасшествии, что он не может отличить реальность от иллюзии. И потребовалось ровно пять секунд, чтобы Саске кинулся к шкафчику, в котором валялись безделушки и всякая «муть», пара обгрызанных карандашей и всего одна половинка сигареты. Не нашел. Их не было. Он перекопал все, но белой коробки так и не нашлось.
Издав непонятный рык, он со злостью опрокинул все, что стояло на трельяже с зеркалом. Яростно пнув их ногой. Все, что его окружало, казалось неправильным, все это настолько было омерзительно для него, настолько отравляюще, что он продолжал все выворачивать вверх дном. Словно пытаясь уничтожить, раскромсать, превратить в пыль. Просто чтобы все исчезло, не раздражало его. Он почувствовал, как что-то соленое попало ему в рот. Он выплюнул. И совсем не осознал, что это его собственные слезы. Незримые. Затягивающие все глубже. Итачи…
- Предательство… Почему… – повторяли его губы, так же невольно, как и текли слезы из его глаз, гонимые болью, что трепыхалась внутри, ища пути наружу. Ее вытесняла ненависть, черная, всепоглощающая, жгучая. Ненависть на самого себя, что он не может забыть его образ. Его идеал. Его смысл жизни. Болезненно. Вспоминать предательство брата, без которого он не представлял своей жизни.

«Ах, сатана, не смей сходить во мне с ума, жалкий кусок дерьма. О, смотри, в рифму!»

- Кусок дерьма… - повторил Саске, и сию же секунду боль резко, молниеносно ударила в голову, заставив упасть на колени. Прогнувшись, он схватился за волосы, будто пытаясь выдернуть их вместе с клочьями. Казалось, так боль уйдет. Но в то же время он не хотел ее лишаться. Боль физическая. Она проглатывала то чувство, гложущее, что убивало морально. Он вскрикнул.
Чье-то несмелое прикосновение смыло это ощущение, вытащив его из чертова проклятья.
Холодные, тоненькие, ложащиеся на плечи руки. И почему-то вонючий «аромат» для него, потому что он не хотел признавать этот запах. Просто его тошнило, когда он чувствовал его.
- Саске, что с тобой случилось? – такой уверенный голос, такой «заботливый» вопрос, что его передернуло. Все его «страдания» вмиг улетучились, оставив наедине с этим презрением. И… вожделением.
Резко. Неожиданно. Сам того не понимая, Саске развернулся, перехватил ее руки, опрокинул на пол и навис над ней сверху. Ее широко распахнутые глаза, чуть приоткрытый рот. Неистово вздымающаяся грудь, скрытая под тонкой тканью пижамы. Он почувствовал эту жизнь под собой. Он видел смятение, удивление, растерянность в этих зеленых глазах. Она не боялась.
Его взгляд был прикован к ней, как будто видел он ее в первый раз. И с каждой секундой понимал, как его бесит. Все в ней бесит. До такой степени, что хочется… еще крепче прижать к себе, еще сильнее впечатать в пол, слиться с ней. Чтобы больше не видеть этого раздражающего цвета ее глаз, розового цвета ее волос.
- Я… я… - мысли путались в голове, все значимое просто вылетело из нее. Язык не слушался, заставляя заикаться. Неожиданная близость, к которой она сама же себя подтолкнула, выбила из колеи, растоптала, заставила вымученно глотнуть воздух. Его вес давил, дышать становилось трудно. Ее начинала бить дрожь. А его взгляд зачаровывал, заставлял сердце биться сильнее.
- Немногословна, - одно слово, и сердце поскакало еще быстрее. – Тупая. Или тоже тупая.
- Нет, я… слышала крики…
- И поэтому ты опять, как в тот раз, ворвалась в мою комнату и кинулась в объятья?
- Я не кидалась в объятья, я всего лишь хотела тебя предупредить, что родители…
- За последствия я не отвечаю, - его голос прозвучал совсем тихо, но Сакура все отчетливо расслышала. Что-то нормальное и путное в голову не лезло, перед взором в буквальном смысле зависло лицо «брата». Вчерашняя ночь вновь вклинилась в разум.
Взгляд невольно обращался к губам. Заостряя на них внимание. Они не целовались, но их губы касались. И его слова… Странные, волнующие, въедающиеся. И она отлично понимала, что ей сейчас помочь некому. Угроза с его стороны. Потаенный смысл. Изучающий взгляд, словно током прошибающий.
- Что это значит?..
- Не стоило врываться ко мне в комнату. - Его глаза на удивление ничего не выражали. А губы двигались лишь по инерции. За секунду все внутри девушки замерло, будто готовясь к чему-то. В томительном ожидании. Страха все не было. Предвкушение. Но она не видела в нем того Саске, которого знала. Другое выражение, другой взгляд. Томный.
- Я хочу уйти…
- Поздно.
Хватка на руках стала только сильнее, словно он собирался высосать из нее жизнь. Уверенность, что ей не страшно, вдруг побагровела, покрываясь липучим страхом. Но он сразу же сменился недоумением и смущением, когда Саске склонился и положил голову ей на плечо. Он дышал. Его дыхание щекотало ей шею. Сакура перестала двигаться, поддавшись, расслабившись. Необъяснимо, но факт, что она ясно слышала, как он дышит. Странное тепло разливалось внутри нее, стягивая живот волнующим чувством. Неловко, неудобно, но очень приятно. И сладостно.
- Мне нужно… уйти, - прошептал ее голос.
- Я знаю, что было написано у тебя в дневнике.
Вдруг окружающее перестало казаться настоящим. Все почернело. В ее глазах. Воспоминания о драгоценном дневнике, о том, что было в нем, всплыли в воспаленном мозгу. Он должен был забыть о нем, почему же он тогда помнит? Он не должен был знать…
- И что же?..
- Ты сука дрянная, влюбленная в собственного брата. Хочешь меня, грезишь обо мне днями и ночами. Я бы мог дать тебе то, чего ты хочешь. Но есть одна проблема: я тебя не хочу.
Обжигающее пламя распространялось во всем теле Саске, от каждого ее вздоха, от каждого вида ее вздымающейся груди. От каждого движения губ и от того, что он говорил. Это так здорово и мучительно. Хотеть и не получать того, что ты хочешь. Его тело оцепенело, словно готовясь к броску. На этот раз он знал, о чем говорил. И от собственной лжи ему становилось дико смешно. Он слышал, как учащается ее пульс, слушал и наслаждался мыслью, что может пытать ее, издеваться над ней. Что она словно марионетка: стоит подергать за нужную ниточку, и она беспрекословно будет исполнять все его прихоти. Но он не хотел, чтобы все было так просто. Мучительное, томительное ожидание. Тягучее темное желание, что росло в нем, ему нравилось. И оно бы потеряло свой вкус, если бы желаемое далось так легко. Уголки его губ чуть приподнялись в ухмылке. Это было просто до сумасшествия охуенно. Это чувство, подливающее масло в огонь. Он хотел его продлить. Саске чуть приподнялся над ней, почувствовал, как она начала шевелиться под ним.
Тело, придавленное весом парня, начало затекать, Сакуре было тяжело, она предприняла попытку выползти из-под него. И сразу же почувствовала, как он напрягся, словно застыв. Его слова эхом отдавались в мыслях, отдаленно заставляя ежиться.
- Ты ошибаешься, я нисколько тебя не хочу, никогда не хотела, и ты несешь чушь… - Сакура не прекращала попытки столкнуть с себя Саске, но тот лишь усмехнулся в ответ на ее старания.
- Это легко проверить. - Кажется, его ухмылка стала шире при последних словах. Она напряглась. И тотчас же почувствовала ледяное прикосновение его пальцев к ее бедру.
- Не смей… - ее глаза расширились, губы задрожали, и она шумно выдохнула. Все внутри моментально натянулось, как струны, к коже прилипли мурашки. Его пальцы щекотливо прошлись вверх, задрав ткань пижамы.
- Первый признак того, что ты меня хочешь: ты напряглась. Второй: ты дрожишь. Третий: ты покраснела. Мне перечислять? – его голос звучал слишком спокойно, проникновенно, чуть предупреждающе. Сакура зажмурила глаза.

- Неправда, я тебя ненавижу…
- Неправда?.. – Саске склонился чуть ближе к ее лицу и коснулся мокрым языком ее щеки, заставив вздрогнуть. – Ну?
Сакура молчала, просто боялась сделать вздох. На щеке чувствовался остывающий мокрый след.
- В твоей комнате беспорядок, - ляпнула она первое, пришло на ум. Саске резко дернулся и моментально встал с нее. Непонимающе озираясь кругом, он оглядывал «бардак», созданный им же. Эти щелчки в мозгу. Эти чертовы переключатели, регулирующие его «настроение». Непонятно, неясно, запутывающе. Он посмотрел на Сакуру и опомнился. Он совсем забыл, что она здесь. За эту секунду будто снова выпал из реальности.
Девушка не спешила, она поднялась и медленными шагами попятилась назад. К двери.
Это игра. Для него. С его разумом.
- Никуда. Ты. От. Меня. Не. Денешься, – выразился он ясно, расставляя каждое слово. Сакура исчезла за дверью, но его слова достигли ее слуха, режущие, звучащие с угрозой.
Действительность нещадно обрушилась на них обоих. Засасывая.
Игра, смешавшая прошлое и настоящее.
Он знал, что произошло семь лет назад. Никогда и не забывал. Эти воспоминания взращивали в нем ненависть ко всему. Но увидеть это снова…
Заставило всколыхнуться в груди старые раны. Замершие. И снова, снова, снова появлялся его образ в голове. Никогда не оставлял в покое.
- Проклятье.

**

После вчерашней ночи Карин плохо спала. Не помогла даже таблетка от бессонницы. Она ворочалась на кровати, закрыв лицо подушкой. Ноги, выглядывающие из-под одеяла, непривычно мерзли. Будто сквозняк лизнул лодыжки. Она поджала их, укрыв. И убрала подушку с лица. Взгляд сразу же сконцентрировался на открытом окне, которое она вроде и не открывала.
- Ма-ам, ты опять в мою комнату заходила?! Ну сколько можно повторять, чтобы не ступала на мою неприкосновенную «территорию». Это мое… - громко начала Карин, но тут же осеклась, вспомнив, что матери не должно быть дома. Иначе бы давно ее разбудила и заставила делать уборку, мол, выходной, бери в руки тряпку и швабру. К тому же, она еще вчера уехала к сестре, оставив дом на нее и старшего брата. Припоминая, открывала она окно или нет, девушка вскочила с кровати. Пожала плечами, подошла и закрыла. Потому, что очень сквозило. И это особенно неприятно по утрам, тем более в такое осеннее холодное утро. Комната сохраняла порядок, значит, все в «норме». Первым делом ей захотелось в ванную. Желудок не железный, смешивание разных напитков зловредно действовало на организм. И все же, сквозняк не переставал преследовать ее.

- О, Карин, ты уже проснулась? - будничным тоном отозвался старший брат, когда она решила «что-нибудь» перекусить на кухне. Как всегда, там восседал Дейчи, с газетой в руках, в очках, в отличие от нее, у него действительно было плохо со зрением. А не для «имиджа». И со стаканом молока на столе, которое он так любил.
- А ты, как я вижу, опять работу ищешь? – шаркая ногами, Карин меланхолично открыла дверцу холодильника и скептически осмотрела почти пустую кабинку. – И пожрать нечего…
- Подработки. Кстати, молоко есть, если хочешь. – Он поднял стакан, ей сразу стало дурно, ибо от молока ее воротило.
- Ты же знаешь, я не пью эту гадость! Ты это специально? – спросила она. Дейчи ухмыльнулся, когда девушка с раздражением захлопнула дверцу и злостно вперила в него взгляд. Но не стал ничего говорить и углубился в чтение. – Невозможен, ведешь себя как маленький ребёнок. Когда же ты повзрослеешь?! И неудивительно, что девушка тебя снова бросила…
- Не ворчи, ты уже мне все уши заложила. К тому же, это я ее бросил, - с улыбкой на губах отвечал брат, краем глаза наблюдая за действиями сестры. – Рыба в духовке, хлеб в шкафу, чайник на плите, сахар на столе. А где посуда, думаю, не стоит объяснять, – продолжил он со вздохом.
- Ну, спасибо. - Карин, последовав указаниям брата, достала еду, поставила на деревянную поверхность и через несколько минут с усердием начала ее поглощать.
- Не подавись.
- Заткнись.
- Ты когда вчера домой пришла? – отложив, наконец, газету, поинтересовался Дейчи. Она прекратила жевать и внимательно уставилась на него.
- Что это значит «когда»? Ночью и пришла домой, ты ведь в курсе, что вчера был Хэллоуин. И я, как президент студсовета, была ответственна за праздник, - ответила она с недоумением на лице. И уже через секунду принялась за рыбу.
- Да, но почему тогда тебя вчера спрашивал твой одноклассник? Я понимаю, мы живем недалеко от школы и ты могла бы втихоря слинять домой. Но сюда ты не пришла, потому что здесь я. А тот парень говорил, что тебя нет в школе.
- Кто? – Карин вскочила со стула, чуть не опрокинув на себя завтрак. Что-то ей подсказывало, что-то неумолимо шептало, что это…
- Блондинчик такой, загорелый, э… зовут его, кажись, Нори. Нет, - Дейчи нахмурился.
- Наруто, да? – отгадала девушка. – Это он?
- Да, точно, это был именно он. Так что скажешь? Я же все-таки твой брат и должен волноваться о том, где ты шляешься, когда тебя нет ни в школе, ни дома. - Он сложил руки на груди и выжидающе посмотрел ей в глаза. В упор. Строя из себя строгого старшего брата.
- Прости, Дейчи, но мне пора. - Быстро допив чай, Карин вылетела из кухни, оставив брата со «строгим выражением лица».
- Эй, я вообще-то не договорил, - его голос потонул в вдруг застывшей тишине.

**

Сакура не помнила, как быстро добежала до своей комнаты. Как быстро заперлась в ней, чтобы ни звука не слышать. Чтобы ни звука не слышала. Дыхание никак не успокаивалось, поэтому уже начало покалывать в области легких. Сердце сильно билось, застряв где-то между ребер. Каждый вздох приносил боль, руки начали дрожать. Единственное, что могло ее сейчас спасти, - лекарство. Она бросилась к шкафу, где стоял маленький флакончик и, судорожно схватив его, прыснула себе в рот содержимое.
Через несколько секунд дыхание почти выровнялось, а сердце кое-как успокоилось. Она закрыла глаза и села на кровать. Обстановка комнаты выглядела какой-то серой и скучной, ничто не цепляло взгляд. В душе что-то скребло, в памяти отрывками всплывали моменты, произошедшие несколько ранее. Она тряхнула головой, потому что это ненормально. Она и Саске. Быть того не может. Но его прикосновения она чувствовала до сих пор. Его дыхание, его вес...
Она продолжала его чувствовать, и это сводило с ума. И это мучительно.
Неужели он был прав?
Зажмурив глаза, она сжала руки на груди, пытаясь так забыться. Или забыть его губы, произносящие эти запретные слова.

**

Карин спешила, она почти бежала. Наспех нацепив на себя ветровку, потому что холодный ветер только усилился. Предположения, где бы мог быть Узумаки, были неоднозначны. С одной стороны, он, возможно, был дома. А это полчаса ходьбы пешком. С другой…
Он мог быть у Саске или поехал с ним куда-то. Разрываясь между тем, куда ей пойти, она пошла наобум, выбрав наиближайший путь. То есть к Наруто. Спустя двадцать минут, запыхавшись от спешки, она была уже у небольшого дома. И каково было ее удивление, когда обнаружила, что это вовсе не дом Узумаки. Потому что он был нежилой. Старый, обветшавший. «Облезлый», одним словом. Удивление сменилось недоумением, она внимательно всмотрелась в окрестность, по сторонам. Напоминая себе, когда была здесь в последний раз. Полтора года назад. Тогда Узумаки жил здесь. Правда, сам, без родителей. Он это объяснял тем, что взрослый и может сам о себе позаботиться. А у родителей бизнес в другом городе. Иногда его навещал брат. Но этого мистического брата Карин так и не удалось ни разу встретить. Вообще, когда она об этом задумалась именно сейчас, все стало казаться очень странным. Наруто никогда не говорил о своей жизни. Никогда не упоминал. Значит, он, должно быть, переехал.
Карин непонимающе захлопала глазами, пытаясь сообразить что-нибудь. Но мысли расходились в голове, никак не собираясь в одну кучу. И она не могла сосредоточиться на своих воспоминаниях о друге. Все было расплывчато и размазанно. Она тряхнула головой, словно зомбированная, направляясь в обратную сторону. Похоже, ей снова не повезло найти друга.
Но факт есть факт, она не могла припомнить, что Наруто делал все это время. Его образ словно размывался и терялся в темной гуще памяти.
Девушка даже не заметила за раздумьями, как очутилась у порога своего дома.