Жупел. Глава 4.

Вот что на самом деле значит одержимость? Саске мог бы ответить на этот вопрос. Только с одним условием. С условием того, что кто-нибудь потом его избавит от этого сумасшедшего чувства, ощущения, одержимости. Вырвав с корнями из самых глубин его почерневшего сердца, мыслей, души. Но никто ничего не спрашивал, и вероятнее всего, никто и не собирался вытаскивать его из этой чертовой срани. Он был одержим чувством ненависти, что постепенно выжигало из его существа все человеческие качества, превращая в какое-то непонятное нечто с одной лишь целью – мстить. Самому себе.
Почему? Из-за чего? Когда это началось?
Саске сам едва мог ответить на эти вопросы, мучавшие его уже на протяжении нескольких лет. С каждым днем, с каждой секундой, они становились все безответнее, а его ненависть только окрепла. Источник всего этого – семья. Или он заблуждается…
С недавних пор, Саске открыл для себя один очевидный факт. Может даже и не очевидный. Он не был один. Как бы дико это не звучало. Его все время кто-то преследовал. Незаметно. Словно призрак. Несуществующий. Но он чувствовал, как что-то преследует его везде, куда бы он ни пошел, что бы он не сделал. Дыша ему прямо в затылок.
Когда он спал, когда он ел, когда он шел в школу, когда принимал душ. Всегда и везде.
Вначале он каждый раз, когда ощущал близко чье-то присутствие, всегда содрогался, дрожал, что мурашки липли к коже. На лбу проступал пот, руки нервно сжимались в кулак, все действительное вокруг кружилось – страх отчетливо затмевал его разум. Он становился параноиком.
Он думал, что таблетки ему помогают. Избавиться от этих кошмаров. Погрузиться в мир иллюзии, в его детство, где он был счастлив.
Счастье. Он потерял смысл этого слова, потерял все ощущения этого чувства. Обманываясь ложью, что порождали таблетки. Или не таблетки вовсе.
Все еще лежа в своей кровати, Саске ощущал на себе этот невидимый взгляд. Неволей он вздрогнул, почти вырвавшись из своей иллюзии. По телу прошла вибрация дрожи, оставляя после себя холодный пот. Он не очнулся от своих грез.
Все тот же сон…
Та ночь… Итачи снова и снова играл на гитаре. Улыбался потускневшими глазами. Возникало ощущение, что вот-вот должно произойти нечто, что давно уже забыто. Но опять просыпался. Почти задыхаясь. Каждый раз.
В дверь постучали. Саске вскочил на кровати, ошарашенно озираясь вокруг. Широко распахнув глаза, чей взор все еще был затуманен. Зрачки сузились до минимума. Дыхание привычно сбилось. Он почти увидел скрытое во тьме его комнаты лицо…
Почти. Но не успел. Не раздумывая больше не над чем, он бросился к выключателю, но, не нащупав его, потянулся к дверной ручке. Прежде чем его пальцы соприкоснулись с холодным металлом, дверь открылась с обратной стороны.
Он не думал. Точнее совсем не думал над тем, что он делает. Не соображал. В голове все превратилось в сумбур. Он просто схватил за руку того, кто оказался по ту сторону двери. И потянул на себя. Дверь захлопнулась, оставив в комнате тишину, что сводила с ума. И учащённо дышащего парня. И только его дыхание было нарушителем этого почти интимного момента, когда в воздухе повисла пустота. Давящая.

Сакура стояла, забыв обо всем на свете. О том, что она хотела сделать, сказать, попросить. Все, что имело смысл, приобрело блеклый оттенок, оставляя ее в этой серой пучине. Нет. Это была темнота. И в этой темноте она была с ним. Одна. В этот момент она забыла о том, что умеет дышать, существовать вообще. Ее руку жгло от сильной хватки, а она как вкопанная, словно рыба, выброшенная на берег, безмолвно открывала рот. В надежде проглотить, чертов кислород, что перестал поступать в ее лёгкие. Это было сильнее ее. Во много раз. То, что он рядом, здесь. С ней. И от этого она становилась абсолютно беспомощной, теряя рассудок, задыхаясь.
Когда? Когда с ней стало происходить это?
То, что она не может дышать рядом с ним. То, что она задыхается каждый раз, когда чувствует его. Уже не разберешь, уже не поймешь, кто виноват в этом. Это началось с самого начала. А ей следовало бы знать, что так будет и в этот раз. Ничего не изменилось. И вряд ли когда-нибудь измениться. И не стоило ей соваться к нему в комнату. Беспокоилась? К черту. Ему все равно на ее беспокойство. Он Саске. Ее сводный брат, который не скрывает своей ненависти к ним. К ней, к ее матери, даже к своему отцу. Иногда казалось, будто ненависть исходит именно от отца. Поэтому Саске заражен этим отравляющим чувством, что заставляет кровь вскипать, желать смерти. Пугающе. Но Сакура боялась лишь одного - в один прекрасный момент осознать, что уже обречена на погибель от собственных же чувств. Проклятье. Кислород все же поступил в ее мозг и легкие. Так, что она задышала и наконец, осознала, что он держит ее руку, и даже в темноте чувствуется его жгучий взгляд. Будто бы ища спасение и утешение в ощущениях ее присутствия.
- Саске… - нет, это был не ее голос, отчужденный, звучащий словно эхо. – Ты что делаешь?
- А на что это похоже? – он смотрел на нее. Теперь. Точно, как и несколько мгновений назад, когда она так глупо решилась заглянуть к нему, что бы проверить, что случилось. Ведь она слышала, как он мучается во сне. Случайно услышала, когда проходила мимо его двери. Тоже случайно. И это совсем не значит, что она хотела убедиться, что он там. И не значит это, что ее тянуло туда, где есть он.
- Ты выглядишь неважно…
- А что, так заметно в этой темноте? – его голос чуть дрожал. Не от того, что ему было страшно. А от того, что он делал сейчас. Прямо здесь. И это был полный абсурд из всего, что он когда-либо делал. Держать эту ненавистную девчонку за руку, и наблюдать за ней, в глубине души наслаждаясь одной лишь мыслью, что в эту секунду он не один.
- Ты кричал… - добавила Сакура, попытавшись выдернуть руку, ибо ей станет дурно. Еще сильнее. Дурнее, чем могло быть. Это звучало, как оправдание. Оправдание тому, что она оказалась здесь. Но не слишком убедительно.
- Кричал, - повторил он, немного копируя ее голос. В его ладони чувствовалась пульсация ее руки, там, где отчаянно билась жилка.
- Ты просил о помощи… - продолжала она, с каждым уходящим мгновением понимая, что начинает бояться этой близости.
- Не у тебя, - отрезал он, фыркнув. – Не просил тебя, так каково черта ты здесь делаешь?
- Я… Я… - как сложно связать пару букв, пару слов, что бы яснее выразить свою мысль, высказать то, что таится в душе. Нет. В голове нет отчетливо сформулированных мыслей. Она даже сама не знает, что ей хочется ему высказать.
- Ну же, язык проглотила? – он давит. Сильнее. Хочет услышать всего лишь то, что смогло бы облегчить его участь. Саске не хочет верить, что именно его инициатива втащить ее в комнату, где она раньше никогда не бывала. Запрещалось бывать. – Говори, что ты забыла у моей двери?
- Я слышала… как ты кричал, - снова оправдание, но он не верит. Даже сквозь эту тьму видя ее покрасневшее лицо.
- И это дает тебе повод соваться ко мне в комнату?
- Но ведь, но ведь…
- Что? – Саске хотел, что бы она говорила больше. Чтобы эти чертовы слова вылетали из ее уст. Чтобы она не продолжала задыхаться. И это бесило. То, что она ничего толкового сказать не может. И застыла, с трудом сдерживая себя в руках. – Ну?
Без толку. Он может издеваться над ней, сколько ему вздумается. Но это ему не нравится. Пусть катится к черту со своим бедным лексиконом.
- Ничего, я просто хотела, чтобы ты не кричал, и не мешал мне заснуть… - сохранив спокойствие в голосе, сказала Сакура. С огромным усилием ей удалось скрыть дрожь в голосе, однако ноги тряслись.
- Хм, - Саске было забавно. Она все же смогла сказать хоть что-то. Хоть и то, что ему не понравилось. Не указ ее слова, тем более он прекрасно знал, что это была провальная попытка оправдаться и защититься. – Если бы не знал тебя как вонючую маленькую «сестренку», предположил бы, что ты не кусок дерьма, а полный мешок дерьма.
Его слова больно укололи ее кроющуюся где-то в глубине гордость. Сакура встрепенулась, вырывая руку из его хватки. Ни о чем не думая, чтобы не расплакаться, не показать перед ним и так уязвленную стойкость. Не говорить ничего, а лишь сбежать, захлопнув с силой эту противную дверь, к которой она прислонилась в надежде исчезнуть за ней. Но она лишь стукнулась об нее, когда почувствовала свободу. И задышала чуть быстрее, чуть слаще для его слуха.
- Ты… Да кто ты такой? – она дрожала уже открыто. Потому, что боялась. Он не такой. Совсем не такой, какой был раньше. Или она раньше воображала себе его таким, каким он никогда не являлся. Что-то темное было в нем, разрастающееся с каждой секундой, с каждым вздохом.
- Убирайся… - прохрипел он, взглядом прожигая ее насквозь. Ее заразное тепло он чувствовал на своей коже, обжигающее, заставляющее сохнуть горло. Желать воды. – Убирайся! – повторил он. И Сакура больше не заставила его говорить. Трясущимися руками, открыв дверь, спотыкаясь, она скрылась в той же темноте. Оставляя после себя витающее в воздухе тепло, вонючее тепло.
Саске выдохнув сквозь зубы, закрыв глаза, поддаваясь ощущению свободы, которое он получил после ее ухода. Оказывается, ему не хочется чувствовать рядом эту зловонную девчонку. Не видеть ее, ни слышать. А завтра еще чертов Хэллоуин.
**
Следующий день - пятница. Саске проснулся довольно рано. Если быть точнее, ни в свет, ни в ночь, а в пять утра. Чувствуя полное внутреннее опустошение, головокружение, и сумасбродное ощущение, что кто-то его не раз пережевывал. Какой-нибудь смердящий монстр, активно продолжающий не мыть зубы, но любящий жевать Учих, а потом их выплевывать. Убитый морально, он поднялся с постели, и отправился в ванну. Умылся. Причесался. Почистил зубы. Оделся. Перекусил что-то на кухне. В общем, сделал все как обычно, по привычке. К тому времени, когда он засобирался выйти на улицу, предварительно взяв ключи машины, на часах стукнуло полседьмого. Рано. Но так даже лучше. И да, перед всем выше перечисленным, он обязательно плюнул в сторону родительского ложе, чтобы совесть на целый день была чиста. И его не мучила жажда прикончить их к возвращению «домой». Не то, чтобы он это специально делал. Просто так надо. Стало надобным с недавних пор, когда он начал подозревать в себе некоторые отклонения в психике. И окрестив эту процедуру, как «молитвенный обряд», он щёлкнул автоматически замок на двери машины, открывая ее.
Утро было туманное, облачное. Не странно, если к вечеру польет дождь как из ведра, ибо есть для этого основательное количество испарившейся влаги, что вскоре не сможет задержаться в воздухе, и обрушиться обратно, с силой на землю. Заставляя содрогаться ее тяжелыми каплями, которые станут падать с бешеной скоростью. Не жалея. Не щадя. Потому, что некого щадить, потому, что это дождь. Всего лишь дождь. И у него нет чувств, как если бы могли они быть у Саске.
Машина неслась. Как всегда. Временами, проскальзывая на неровной поверхности дороги, немного встряхивая водителя, чье лицо сохраняло спокойствие. Он любил скорость. Ехать быстрее, если даже иногда становилось страшно. Просто это драйв, который дает мимолетное чувство полета и свободы. И он ни за что не откажется от скоростной езды. Возможно, когда-нибудь причиной его смерти послужит именно это пристрастие. Кругом давил лес. Со всех сторон обрисовав и так кривую дорогу высокими деревьями, которые тянулись все ввысь, и вширь. Туман слегка размазал путь впереди, и Саске чуть было не съехал с дороги, не увидев какое-то мелкое животное. Перебегающее дорогу. Но, оно тут же исчезло, открыв ему путь. Это повторялось. Так было уже. Дежа вю. Нет. Иное. То, что уже было, но повторяется с другим исходным концом. В прошлый раз сбил, а сейчас это животное успело убежать. Иными словами – спастись. Где-то в глубине его, что-то хотело раздавит это существо. Еще раз почувствовать омерзение от собственных действий, лицезреть разорванное и раздавленное тельце крохотного зайца, или кролика. А может оно было и чуть поздоровее. Мерзость. Мерзость. И еще сто тысяч раз мерзость.
Саске на секунду закрыл глаза, отдаваясь ветру, что просочился в щели чуть спущенного окна машины. Волосы растрепались. Еще чуть-чуть, и наверное он окончательно сбрендит. Даже будучи в аморальном для него самого состоянии, он понимал, что творится с ним что-то неладное. В его голове будто рой мыслей, и одна абсурднее другой. Тем хуже, иногда они безрассудны и страшны даже в воображении.
И вот школа. Наконец-то. Казалось, прошло полвека, прежде чем Саске успел сюда доехать. Она приоткрывала перед ним двери, вежливо пропуская вовнутрь, встречая высокими стенами, что накопили в себе немало знаний, что хватит даже для дальнейшего сотого поколения. Зеркала, что висят в коридорах, отобразили его во множество раз. Не страшно. Совсем. Ведь это не для страха, а для «изыска». А дальше начиналось самое «веселое», по всем углам развешены плакаты, нарисованные криворукими художниками. Свет не горит, однако, солнце тоже дремлет, скрывшись в белом облаке тумана. Освещение было как раз для таких праздников, как Хэллоуин. Все в темноте, с зеркалами в пустоте, и картинками на стенах, с изображениями нелепых существ. Якобы темных, и не очень хороших. Нечисть. Разве что тыква еще не навещали, и свечки не зажгли. Атмосфера мрачная, безлюдная, и по нраву Саске.
Стрелка на часах еле сместилась с цифры семь на несколько миллиметров ближе к цифре восемь. Что уже означало приближение к началу занятий. Соответственно, школьники потянутся в школу, как пчелы на мед, будто ни в жизнь не знавали о праздниках, любопытствуя. Естественно не горя желанием грызть гранит науки, а скорее налить желудки подпольным алкоголем, что им чисто случайно удалось протащить в это «святое место». Без надзора. Музыка, страшилки и бабы. А для кого-то «мужики». Это еще удивительно, что Саске до сих пор один. Что никто не проснулся раньше него.
Саске за своими мыслями не следил, поэтому не совсем осознал, как добрался до третьего этажа и нашел дверь в кабинет. Открыл эту дверь, а за ней показалось пыльное помещение, заброшенное хламом, и всякой сломавшейся «мебелью», то бишь партами. Полу-обвалившаяся доска, что еле висела у стены, доживая свой час. И да, швабры. Много швабр в углу. Класс вполне сойдет за коморку для швабр. Вероятнее всего оно так и есть. Он усмехнулся. Правда, немного нервно, что может чихнуть из-за этой пыли. Которая и пахнет-то не совсем приятно.
Саске внезапно обнаружил необходимость проглотить еще одну таблетку. После вчерашней дозы он спал нехорошо, тем более учитывая то, что с ним происходило тогда…
Он сжал руки в кулаки, чтобы такая необходимость отпала сама собой. Таблетки остались дома, к тому же пачка пустеет. А что потом? Он же не может вечно их принимать… Есть ограничения, потому, что он не сможет их больше найти.
Парень, зажав зубами язык, подошел к окну и распахнул его. Свежий воздух ударил в нос, принося ясность мыслям. Что-то подсказывало, что-то кричало, отчаянно, что прямо сейчас он не один. И что сейчас на него устремлен чей-то взор. Как в прошлый раз, как в позапрошлый раз. И много-много раз назад. Не испугавшись, на сей раз, Саске поднял глаза на впередистоящее дерево. Он мог бы поклясться, если конечно верил в Бога, что ворон смотрел прямо на него, прямо в его душу. Эти красные глаза… Он видел в них свое отражение, с каждой уходящей секундой понимая, что кожа холодеет, покрываясь мурашками. А ворон все смотрел, не мигая, не моргая, и он не улетел как тогда, продолжая гипнотизировать и выворачивать наизнанку всю потрескавшуюся душу парня. Словно выискивая трещины, сквозь которые он смог бы просочиться.
Саске становилось неуютно от этого взора. Некомфортно, и именно поэтому он слегка вздрогнул, когда птица расправила крылья, будто готовясь к чему-то.
- Что тебе надо? – как бы глупо и нелепо это не звучало, все же спросил Учиха. Ворон, что и следовало ожидать от птицы, ничего не ответил. Лишь встрепенулся и продолжил глядеть на него. Саске хмыкнул, понимая, что недолго осталось ждать того дня, когда он абсолютно и бесповоротно сойдет с ума. Но через какое-то промежуточное время, птица вновь встрепыхнулась, расправляя громадные крылья. Взметнула вверх и разом понеслась прямо на него.
Саске стоял на месте. Он не мог ни шелохнуться, ни что-либо сказать. Зачарованный он смотрел лишь на то, как ворон со всей скоростью приближался к его лицу. За считанные миллисекунды. Прямо. Точно. Словно в замедленной съемке, все плыло вокруг. Три. Два. Один…
Столкновение.
И в те же жалкие секунды, словно со стороны, он явился наблюдателем за тем, как это огромное нечто забирается ему в рот. В глотку, а затем в кишки и прямо в душу. Сметая все преграды, пытаясь познать все чертовы глубины. Кипящие, гнилые глубины его существа. Огромное черное пятно постепенно исчезало, по мере того, как его проглатывал Саске. Растворяясь в нем. Полностью.
Заполненный нечто отвратным, он повалился на грязные доски, прибитые к полу.