Звери

Тобирама рычал, как зверь, дерущийся за территорию, а через мгновение уже захлебнулся воздухом от короткого, но сильного и точного удара в солнечное сплетение – Учиха знал куда бить. Ему не нужен был шаринган, не надо было целиться да примеряться, всё человеческое заменили инстинкты и чутьё.
Мадара открылся лишь на мгновение, и Сенджу с размаху толкнул локтём хрупкую ключицу; помнится, у него там была трещина. На мгновение Учиха от боли потерял ориентацию в пространстве, но Тобираме этого хватило: схватив мужчину за горло, Сенджу впечатал его спиной в забор – сцепились в тёмном грязном переулке – и вклинил колено между ног. Чуть придушенный Мадара втянул, сипя, воздух и со всей дури заехал ему по позвоночнику кулаком, рискуя что-то там сломать и тонко намекая, что тот перебарщивает. Однако Учиха не пытался оттащить его от себя и свести бёдра, поэтому Тобирама отпустил шею, протиснул руку между досками и затылком Мадары и, намотав жёсткие чёрные пряди на кулак, сильнее вжал его в стену. Учиха зашипел, так как ненавидел, когда трогают его волосы, но Сенджу это проигнорировал.
В их отношениях было всего три правила.
Никаких нежностей.
Никаких отказов.
И никаких правил.
А сверху тот, кто первый прижмёт к земле, стене или полу противника.
Хватку в волосах Тобирама всё же ослабил, так как на этот раз Мадара не сыпал проклятиями и сопротивлялся слишком вяло, несмотря на то, что трахать будут именно его. В голову пришло, что это слишком подозрительно, но Учиха уже запустил руки в его волосы в ответ и потянул, запрокидывая голову, поэтому Сенджу быстро приказал себе не думать.
Не до того.
Широким мазком Мадара провёл языком от ярёмной впадины до подбородка и лизнул засечку на подбородке – у каждого свои фетиши. Но ласки затягивать не стоило, хотя они никогда таким не страдали, но улица это не кладовка в доме клана Сенджу, где было так удобно запереться на часок, сбежав от воркующего с супругой Хаширамы, и выплёскивать наружу и друг на друга накопившийся стресс. Впрочем, тогда они всё же друг другу врезали.
У них всегда так. Удар – вызов, без предупреждения, без тупых поблажек; в конце концов, их ничего не связывало, кроме неприязни, драк и горячего секса, а не выживи тогда Изуна, то колкости переросли б в оскорбления, а стычки – в бой. Но агрессия и при живом Учиха-младшем кипела в крови, тело требовало адреналина и избавления от напряжения в мышцах, а любая женщина бы сломалась от такого.
Беззастенчиво лапая бедро Мадары и не давая ему опустить полусогнутую ногу, Тобирама потирался о ненавистного в какой-то мере любовника, в то время как Учиха вылизывал оставленные им же ссадины и, проскользнув руками под водолазку, с издевательской осторожностью прошёлся ладонями в перчатках по свежим синякам; ему нравилась боль, нравилось дарить её, причинять и принимать, нравился солоноватый вкус крови и припухлости отёков гематом. Животное желание долбилось в голову, жгучее дыхание опаляло, а в ногу упирался чужой твёрдый член.
Сенджу запустил руку ему в штаны, оглаживая ягодицу. Мадара скривился и, притянув к себе за ворот, до крови укусил разбитую нижнюю губу. Как только он, смакуя, слизнул выступившие тёмные капли, Тобирама рванул пояс его брюк. Снять их, не отпуская Мадару, оказалось делом хлопотным, поэтому на третьей попытке грязно выругался.
Учиха заржал.
- Что, хочешь, чтобы тебя отымели? – прошептал Сенджу ему в губы и, справившись всё же со штанами – теперь они болтались на правой голени – и приспустив свои с бельём, подхватил Мадару под ягодицы, с наслаждением сминая крепкую плоскую задницу.
Шикнув, Учиха огрызнулся, но было слишком заметно, насколько сильно ему тоже хочется: ни стыда, ни рамок, мужчина и не думал прятать эмоции или стыдиться их.
Тобирама вздёрнул его ноги выше, почти складывая Мадару пополам, потёрся головкой о вход и резко толкнулся внутрь. Учиха запрокинул голову в беззвучном вопле, на который ему не хватало воздуха, и стукнулся затылком о доски. Его пальцы заскребли по плечам Сенджу, который, прикрыв глаза от сильнейшего, до боли – стискивало безумно туго, жарко - наслаждения, невнятно что-то простонал. Давая себе время привыкнуть к такой тесноте, Тобирама невольно дал передышку и Мадаре, поэтому, когда он мучительно медленно задвигался, Учиха ограничился только сипящим:
- С-с-сука...
Долго держать плавный темп не удалось. Впрочем, Сенджу и не собирался, изначально намереваясь этим только разработать Мадару, то и дело выходя почти до конца, плюя на ладонь и смазывая член слюной.
Хрипя, Тобирама уткнулся в острое плечо, куснул через ткань и принялся вбивать разомлевшего бесстыдного Учиха в стену. Сенджу не сдерживался, Мадара – тоже: царапал чуть отросшими ногтями спину, хватал за волосы, грозясь выбрать с корнем клок, сжимал с силой бёдрами и кусался, глуша крик.
Кажется то, что его дерут на улице средь бела дня, его не волновало. Тобираме, в целом, тоже было плевать на возможность обнаружения. Наоборот, это заводило сильнее; перед глазами плыли красные пятна.
Накрывший с головой ярчайший оргазм, который можно было получить только с Мадарой, причём неважно было, в какой позиции находился сам Сенджу – как сейчас или с раздвинутыми ногами перед Учиха – принёс странную ясность мыслей. В помутнённое сознание пробилась холодная искорка ускользающего рассудка...
Какого чёрта он тут занимается сексом с Мадарой, точнее, какого он делает это уже месяц, с их первой драки, когда изгваздались в грязи после ливня и со злости и хмеля начали лизаться прямо в холодной слякоти на полигоне?
Что ему надо? Что-то доказать? Удовлетворить по-животному похоть, зная, что партнёр жаждет того же?
А вдруг Мадара и тут вклинил какой-то подтекст?
Но тут Учиха вскрикнул коротко, кончая себе на живот, и Тобирама отбросил глупые домыслы, так как закатывающий глаза любовник, кусающий припухшие от таких же действий ранее губы, никак не походил на планирующего всё на три шага вперёд политика. Сенджу толкнулся раз, другой и, выдохнув шумно, как-то сразу обессилел.
Тяжесть тела обмякшего в его руках Мадары тянула к земле – Тобирама не стал сопротивляться. Как только он разжал хватку, Учиха брезгливо отодвинулся и прислонился к забору. Пока он так сидел, Сенджу успел отдышаться, подтянуть брюки и оглядеться в поисках ненужных им свидетелей, коих не нашлось.
Тобирама посмотрел на него сверху вниз.
- Может, всё же оденешься? – скептически.
- Да пошёл ты, - с сытым довольством.
Но штаны Мадара всё же натянул, поднялся, встряхнулся и, ухмыльнувшись, посмотрел в упор, ловя взгляд.
- Что тебе?
- Слишком много думаешь, - произнёс он не сразу, будто бы умел читать мысли, и, сунув руки в карманы, удалился по переулку влево. Тобираме пришло в голову, что вряд ли он забивает себе голову сомнениями.
Драться так драться.
Трахаться так трахаться.
Давать вволю звериным инстинктам, которые были спрятаны у сердца в клетке ребёр.
Чёртово животное, которое сделала из младшего Сенджу подобного себе.