Привычная гармония Сейретея слегка нарушилась: в медленном, бесконечном течении времени чувствовалось радостное волнение в преддверии летнего фестиваля. Нечасто в Обществе душ проводились подобные праздники, где можно было вдоволь отдохнуть и повеселиться. И в этом году впервые за всю историю решено было обязательно показаться на празднике в традиционной японской одежде, нарядиться, отбросив форму шинигами, в кимоно или юката. «Обязательно», конечно, вовсе не звучало как приговор — совсем наоборот, девушки с трепетом продумывали свои образы, вертелись у зеркала, желая в кои-то веки покрасоваться перед окружающими. Вот только не все приняли это решение так радостно…
— НИ ЗА ЧТО! Какой олух это придумал?!
Со стороны бараков двенадцатого отряда доносились крики возмущения и негодования. Офицеры и рядовые там напряженно стояли и едва сдерживали улыбку, увидев реакцию своего лейтенанта на это заявление.
— Хиори-сан, это культурное мероприятие, выглядеть нужно соответствующе, — улыбался капитан Урахара.
— Как будто форма шинигами — это некультурная одежда!
— Ну-ну, не стоит придираться к словам. Я лишь хотел сказать, что праздник подразумевает нечто более нарядное, торжественное.
— Чтобы все выглядели как клоуны! — нахмурилась Хиори и рванула прочь. — Я в этом не участвую!
Согнув колени, сгорбив спину и сжав кулаки, она широкими шагами направилась куда-нибудь подальше от радостных, взволнованных дурачков. Вокруг было тепло и чуть живее обычного — сонная атмосфера умиротворения слегка развеялась. Солнце, находясь в самом зените, благодушно озаряло все улочки Сейретея.
— Что за мода вообще такая?! — негодовала Хиори, бурча себе под нос. — Почему бы тогда не делать праздники в спортивных костюмах, к примеру? В этих идиотских нарядах не пошевелиться толком, руки не поднять, не посидеть даже нормально! Да и ходить можно только мелкими шажками, что за бред вообще! «Нарядные»! «Торжественные»! Пф!
— А может, кое-кто просто стесняется показаться неумехой и страшилой, — послышался знакомый голос. Хиори повернула голову — на крыше одного из бараков на корточках сидел Шинджи, подперев щеку рукой и ухмыляясь над ней.
— Что ты сказал, олух?
— А ты не расслышала, глухня?
— Хочешь сказать, что я страшила? — она запрыгнула к нему на крышу и уже подготовила ногу для пинка.
Шинджи, ничего не ответив, бросил на нее усталый взгляд, мол, а сама-то что думаешь. В следующую секунду он уже валялся на земле.
Он поглядел на нее слезящимися от поднявшейся пыли глазами. Ох, она непременно станет красивой потом… Когда-нибудь… Возможно. Когда Хиори вырастет, наверняка станет чертовски привлекательной. Женственной, степенной, нежной… Ему хотелось верить в это.
Шинджи поднялся, отряхивая капитанское хаори, и, запрыгнув обратно на крышу, поравнялся с Хиори. Она напряглась, готовая дальше раздавать ему люли, скрестив руки на груди и широко расставив ноги — о, так нелепо широко даже парни не ставят ноги!
В лучах знойного солнца у нее… не блестели непослушные, торчащие во все стороны соломенные волосы, не сверкали вечно недовольные каре-зеленые глаза, только веснушки пестрили еще больше на неухоженной коже. Шинджи столько красивых девушек видел, столько за ними наблюдал, стольких любил, и эта девчонка… Боже, даже если она вырастет, станет ли хоть каплю привлекательней? Даже если напялит кимоно или юката, сделает прическу…
И все же внутренняя женская загадка, присутствующая в каждой девушке, как правило, всегда немыслимым образом превращала даже не самых привлекательных в очень обаятельных дам. Косметика, прическа… Шинджи не знал, как удавалось девушкам незаметно, но ощутимо меняться из-за такого, становиться привлекательней, что глаз не оторвать. Конечно, Хиори была исключением из этого правила… Ходячим исключением во всем, самой удивительной, непохожей ни на кого, особенной. Но тем не менее если бы она хоть немного постаралась, то, вполне возможно, стала бы очаровательней.
У Хиори хмурый, придирчивый взгляд. Шинджи готов был поспорить, что не будь ее брови так сморщены до складок на лбу, он бы давно, наверное, потонул в ее глазках — больших и волнующих, светлых и трепетных, солнечных и детских. Он думал, что даже ее маленькие, чуть выпирающие клыки, пестрящие веснушки и вздернутый носик ни капли не испортили бы это очаровательное личико маленькой девочки, если бы не суровый взгляд, из-за которого ее девочкой-то назвать сложно. Девушкой тем более…
Он стал забываться — образ милой, более женственной Хиори, что никогда раньше не удавалось воспроизвести в своих фантазиях, мимолетно промелькнул перед глазами. Она чуть старше, с трепетным блеском в глазах смотрит на него исподлобья, на щеках легкий румянец, губки слегка вытянуты в ожидании поцелуя…
— Что с твоим лицом, олух?! — закричала Хиори. Настоящая. — Твоя лошадиная морда и так страшная, а когда ты так улыбаешься, то похож на поехавшего!
Ох, грезы порой бывают так далеки от реальности…
— Да я так, мечтаю вон о той милой девушке, — кивнул он в сторону проходившей мимо грациозной дамы. — Новенькая в двенадцатом отряде?
Хиори хмыкнула.
— Не пропускаешь ни одной юбки.
— Просто считаю необходимым обратить внимание на настоящую девушку и отметить ее красоту.
— О?! Мою красоту ты никогда не подмечал! Я, значит, не настоящая девушка в таком случае? — Хиори полетела на него с ударами, Шинджи старался уворачиваться.
— С чего бы мне подмечать то, чего нет? — с язвительной улыбкой выдал он.
— Даже за девушку меня не считаешь?! Лошадиная морда!
— Пф! Кто бы говорил, зубастая! У тебя клыки как у собаки!
— Всяко лучше твоих гигантских зубищ, которые в рот еле влезают!
— Зато у меня волосы красивые, в отличие от некоторых.
— Да она все равно не обратит на тебя внимания! Как и кто-либо вообще во всем мире!
— Мужчине не обязательно быть красивым. А вот девушкам важно…
— По-ошел ты! Достал уже! Я красивая! И женственной могу быть! И кимоно напялить — для меня раз плюнуть!
— Да ну? Давай поспорим! Придешь на праздник в подобающем виде, признаю тебя девушкой, а пока ты не далека от пацана какого-то.
— Давай! По рукам!
— Ты еще вести себя подобающе должна. Весь праздник.
— Да легкотня это!
— Отлично. И если не сможешь, то…
— Смогу я! Вот увидишь! — не дала продолжить ему Хиори, спрыгнула с крыши и рванула к себе. Лицо Шинджи растянулось в широченной улыбке.
— Буду ждать, — сказал он вслед, но она вряд ли слышала.
Хирако Шинджи иногда валял дурака, очень редко — как правило, только в ее присутствии. Его многие уважали, а некоторые отзывались о нем как о хитром, скользком парне. Он был умен, осторожен и наблюдателен, вызывал уважение у своих подчиненных и не только, но с Хиори… Ах, как он любил проводить с ней время подобным образом: брать ее на слабо или издеваться. Это приносило столько веселья и интереса. Она скрашивала его мерно текущую жизнь непринужденностью, задором и легкостью. Он ощущал себя немного ребенком, и весь мир как будто становился необъятным. Намного шире, чем раньше. Это необъяснимое чувство, когда ощущаешь себя по-настоящему живым, существующим, когда все вокруг ярче обычного и хочется улыбаться.
Придет она нарядная или нет, ему было почти все равно — он знал, что в любом случае этот праздник будет самым лучшим на свете, хотя бы потому, что они проведут его вместе — ну а что, согласно спору, он ведь должен следить за тем, чтобы она вела себя достойно на протяжении всего фестиваля.
В назначенный день он специально пришел раньше, надеясь застать ее первым. Она наряжалась для него, она этот праздник проведет с ним и для него — равно, как и он для нее.
Заприметив ее еще издалека, Шинджи решил пока не показываться и просто наблюдал со стороны, осторожной тенью двигаясь за каждым ее шатким, неуверенным шажком из-за узкой юбки и непривычной обуви. Она распустила волосы — они не блестели в свете ярких ночных фонарей, все так же на концах торчали в разные стороны; нелепая заколочка, держащая никак не желающую отрастать челку, не сочеталась с цветом юката. На ее лице были негодование и задетая гордость, но больше — желание доказать ему и целому миру свою красоту. Она хмурилась… однако не как обычно — почти смущенно, почти обиженно. Чертовски мило, что глаз не оторвать. Ощущения неуверенности, стыда и неловкости, на удивление, придавали ей странное очарование. Чуть приподнятые плечи, взгляд исподлобья, смущенный от наглых рассматривающих глаз знакомых, в любую минуту, однако, грозивший всколыхнуть бешенством, маленькая казавшаяся стройнее фигурка, облаченная в голубую льняную юката с тонкими мазками черных и красных цветов — боже, Шинджи готов был весь мир расцеловать, зная, что это все из-за и для него. В какой-то степени.
Когда она вырастет, он непременно сделает ее своей женщиной и не позволит знакомым пускать наглые взгляды в ее сторону.
Шинджи подошел к ней, рассматривая с головы до пят почти раздевающим взглядом, Хиори засияла от переполняющей гордости — она ведь справилась, она ведь красива! Она столько времени угрохала на этот клоунский образ, а как же зла была на этого придурка весь день! Шинджи действительно задрал уже. Никогда не здоровался с ней, не общался нормально, так, как со всеми, не уважал ее совершенно, вечно дразнил и обзывался. Как же хотелось доказать ему, что она способна быть красивой!
Хиори смотрела на него с ликованием, вздернув подбородок, мол, смотри и извиняйся, признавай мою непревзойденную красоту. В ее глазах горело осознание победы и немного злости. А он смотрел на нее сверху вниз со странной улыбкой.
— Ну, чего молчишь? — насупилась она, брови снова грозно нахмурились. Шинджи усмехнулся, остановив свой проникновенный взгляд на ее лице, отчего по спине пробежала легкая дрожь, заглянул в глаза и смотрел так долго и пронзительно, что Хиори почувствовала непривычную слабость в коленках.
— Ты очень красивая, — прошептал он проникновенно, искренне, излишне-излишне искреннее — она не ожидала, и ее охватил жар, веснушки запестрили на покрасневших щечках, все слова и мысли смело куда-то.
— Т… то-то же! — рявкнула она и отвернулась, пытаясь пересилить незнакомое доселе чувство смущения и странной порхающей слабости где-то в животе.
Когда она вырастет, он будет говорить ей это каждый день, каждую минуту, и такого нездорового смущения на комплименты у нее не возникнет более.
Хиори напрягла плечи и поплелась прочь, куда-нибудь подальше от толпы, где прохладней и спокойней.
— И чего ты прешься за мной?! — слегка повернув голову, чтобы не встречаться с ним глазами, буркнула она.
— Ты забыла? Я за тобой весь вечер буду приглядывать. А то одеться — это только половина дела, ты еще вести себя должна подобающе.
— Пошел ты! — оскорбилась она и повернулась всем корпусом. Его взгляд… О, слава богу, он перестал быть таким, от которого мурашки по телу, не по себе, не по себе. Лицо Шинджи снова выражало дурацкую издевку, в глазах читалась язвительность.
— Ну вот, ты уже проиграла спор! Какая красивая девушка так некультурно выражаться будет?
Хотелось вмазать ему, но эта чертова клоунская одежда не давала двигаться должным образом. Все рассчитал, гад! Специально ее «обезвредил» и пошел в наступление!
В глазах Хиори заплясало бешенство, взгляд снова стал грозный и хмурый.
Когда она вырастет… Да кого Шинджи обманывает? Когда она вырастет, весь мир перевернется, все уже будет не так, его самого не станет, наверное. Она же — вот такая — неженственная, лохматая, нелепая пацанка, вечный ребенок, над которым издеваться одна радость, и он — вот такой дурак, любящий ее всем сердцем, тоже ребенок.
— Отлично выглядите, капитан Хирако, — учтиво поклонилась проходившая мимо девушка — воплощение женской красоты, право. Хиори хмыкнула, готовая съязвить, когда она уйдет, что выглядит капитан Хирако как всегда — как олух. Но он провожал эту красавицу немигающим взглядом, немного похожим на тот, от которого у нее минуту назад вдруг пробежала дрожь по телу, и как-то противно стало.
— Чего пялишься? Она это из вежливости сказала, а так ей плевать! — пробурчала она, насупившись, и Шинджи перевел на ее смущенно-недовольное лицо умиленный взгляд.
— Она красавица, — пролепетал он. — Моя первая любовь.
Хиори громко хмыкнула, скрестив руки на груди, и отвернулась.
— Какая по счету? — сквозившая в голосе ревность, которую она сама едва ли осознавала, заставляла Шинджи улыбаться до ушей.
Хиори, поджав губы, недовольно разглядывала землю, убеждая себя, что та красавица комплимент этому олуху сделала в целях подлизаться, не больше. Неосознанная ревность вовсю бурлила в ней, небольшой страх того, что Шинджи вдруг действительно кому-то понравился и теперь бросится навстречу долгожданному счастью, подкаблучник чертов, проедал ее и заставлял обиженно хмуриться, покусывая пересохшие губы. Кто, как не он, всегда веселился с ней, принимал ее удары и строил рожицы в ответ. Никого не было в Сейретее, кто мог бы дурачиться с ней так же, пусть и порой изрядно накаляя. Хиори не понимала, что так привыкла к нему, что он особенный, что она ревнует и боится его потерять. Просто чувствовала раздражение и небольшой страх, обиду и смущение.
— Не важно… — услышала она у самого-самого уха его вкрадчивый шепот, от неожиданности вздрогнула, а далее… с закрытыми глазами вялыми попытками пыталась перебороть вспыхнувший в груди жар и тягуче-порхающую слабость в животе, пока он целовал ее пересохшие губы.
Не важно… Последней… Единственной и настоящей всегда была и будет Хиори.
— НИ ЗА ЧТО! Какой олух это придумал?!
Со стороны бараков двенадцатого отряда доносились крики возмущения и негодования. Офицеры и рядовые там напряженно стояли и едва сдерживали улыбку, увидев реакцию своего лейтенанта на это заявление.
— Хиори-сан, это культурное мероприятие, выглядеть нужно соответствующе, — улыбался капитан Урахара.
— Как будто форма шинигами — это некультурная одежда!
— Ну-ну, не стоит придираться к словам. Я лишь хотел сказать, что праздник подразумевает нечто более нарядное, торжественное.
— Чтобы все выглядели как клоуны! — нахмурилась Хиори и рванула прочь. — Я в этом не участвую!
Согнув колени, сгорбив спину и сжав кулаки, она широкими шагами направилась куда-нибудь подальше от радостных, взволнованных дурачков. Вокруг было тепло и чуть живее обычного — сонная атмосфера умиротворения слегка развеялась. Солнце, находясь в самом зените, благодушно озаряло все улочки Сейретея.
— Что за мода вообще такая?! — негодовала Хиори, бурча себе под нос. — Почему бы тогда не делать праздники в спортивных костюмах, к примеру? В этих идиотских нарядах не пошевелиться толком, руки не поднять, не посидеть даже нормально! Да и ходить можно только мелкими шажками, что за бред вообще! «Нарядные»! «Торжественные»! Пф!
— А может, кое-кто просто стесняется показаться неумехой и страшилой, — послышался знакомый голос. Хиори повернула голову — на крыше одного из бараков на корточках сидел Шинджи, подперев щеку рукой и ухмыляясь над ней.
— Что ты сказал, олух?
— А ты не расслышала, глухня?
— Хочешь сказать, что я страшила? — она запрыгнула к нему на крышу и уже подготовила ногу для пинка.
Шинджи, ничего не ответив, бросил на нее усталый взгляд, мол, а сама-то что думаешь. В следующую секунду он уже валялся на земле.
Он поглядел на нее слезящимися от поднявшейся пыли глазами. Ох, она непременно станет красивой потом… Когда-нибудь… Возможно. Когда Хиори вырастет, наверняка станет чертовски привлекательной. Женственной, степенной, нежной… Ему хотелось верить в это.
Шинджи поднялся, отряхивая капитанское хаори, и, запрыгнув обратно на крышу, поравнялся с Хиори. Она напряглась, готовая дальше раздавать ему люли, скрестив руки на груди и широко расставив ноги — о, так нелепо широко даже парни не ставят ноги!
В лучах знойного солнца у нее… не блестели непослушные, торчащие во все стороны соломенные волосы, не сверкали вечно недовольные каре-зеленые глаза, только веснушки пестрили еще больше на неухоженной коже. Шинджи столько красивых девушек видел, столько за ними наблюдал, стольких любил, и эта девчонка… Боже, даже если она вырастет, станет ли хоть каплю привлекательней? Даже если напялит кимоно или юката, сделает прическу…
И все же внутренняя женская загадка, присутствующая в каждой девушке, как правило, всегда немыслимым образом превращала даже не самых привлекательных в очень обаятельных дам. Косметика, прическа… Шинджи не знал, как удавалось девушкам незаметно, но ощутимо меняться из-за такого, становиться привлекательней, что глаз не оторвать. Конечно, Хиори была исключением из этого правила… Ходячим исключением во всем, самой удивительной, непохожей ни на кого, особенной. Но тем не менее если бы она хоть немного постаралась, то, вполне возможно, стала бы очаровательней.
У Хиори хмурый, придирчивый взгляд. Шинджи готов был поспорить, что не будь ее брови так сморщены до складок на лбу, он бы давно, наверное, потонул в ее глазках — больших и волнующих, светлых и трепетных, солнечных и детских. Он думал, что даже ее маленькие, чуть выпирающие клыки, пестрящие веснушки и вздернутый носик ни капли не испортили бы это очаровательное личико маленькой девочки, если бы не суровый взгляд, из-за которого ее девочкой-то назвать сложно. Девушкой тем более…
Он стал забываться — образ милой, более женственной Хиори, что никогда раньше не удавалось воспроизвести в своих фантазиях, мимолетно промелькнул перед глазами. Она чуть старше, с трепетным блеском в глазах смотрит на него исподлобья, на щеках легкий румянец, губки слегка вытянуты в ожидании поцелуя…
— Что с твоим лицом, олух?! — закричала Хиори. Настоящая. — Твоя лошадиная морда и так страшная, а когда ты так улыбаешься, то похож на поехавшего!
Ох, грезы порой бывают так далеки от реальности…
— Да я так, мечтаю вон о той милой девушке, — кивнул он в сторону проходившей мимо грациозной дамы. — Новенькая в двенадцатом отряде?
Хиори хмыкнула.
— Не пропускаешь ни одной юбки.
— Просто считаю необходимым обратить внимание на настоящую девушку и отметить ее красоту.
— О?! Мою красоту ты никогда не подмечал! Я, значит, не настоящая девушка в таком случае? — Хиори полетела на него с ударами, Шинджи старался уворачиваться.
— С чего бы мне подмечать то, чего нет? — с язвительной улыбкой выдал он.
— Даже за девушку меня не считаешь?! Лошадиная морда!
— Пф! Кто бы говорил, зубастая! У тебя клыки как у собаки!
— Всяко лучше твоих гигантских зубищ, которые в рот еле влезают!
— Зато у меня волосы красивые, в отличие от некоторых.
— Да она все равно не обратит на тебя внимания! Как и кто-либо вообще во всем мире!
— Мужчине не обязательно быть красивым. А вот девушкам важно…
— По-ошел ты! Достал уже! Я красивая! И женственной могу быть! И кимоно напялить — для меня раз плюнуть!
— Да ну? Давай поспорим! Придешь на праздник в подобающем виде, признаю тебя девушкой, а пока ты не далека от пацана какого-то.
— Давай! По рукам!
— Ты еще вести себя подобающе должна. Весь праздник.
— Да легкотня это!
— Отлично. И если не сможешь, то…
— Смогу я! Вот увидишь! — не дала продолжить ему Хиори, спрыгнула с крыши и рванула к себе. Лицо Шинджи растянулось в широченной улыбке.
— Буду ждать, — сказал он вслед, но она вряд ли слышала.
Хирако Шинджи иногда валял дурака, очень редко — как правило, только в ее присутствии. Его многие уважали, а некоторые отзывались о нем как о хитром, скользком парне. Он был умен, осторожен и наблюдателен, вызывал уважение у своих подчиненных и не только, но с Хиори… Ах, как он любил проводить с ней время подобным образом: брать ее на слабо или издеваться. Это приносило столько веселья и интереса. Она скрашивала его мерно текущую жизнь непринужденностью, задором и легкостью. Он ощущал себя немного ребенком, и весь мир как будто становился необъятным. Намного шире, чем раньше. Это необъяснимое чувство, когда ощущаешь себя по-настоящему живым, существующим, когда все вокруг ярче обычного и хочется улыбаться.
Придет она нарядная или нет, ему было почти все равно — он знал, что в любом случае этот праздник будет самым лучшим на свете, хотя бы потому, что они проведут его вместе — ну а что, согласно спору, он ведь должен следить за тем, чтобы она вела себя достойно на протяжении всего фестиваля.
В назначенный день он специально пришел раньше, надеясь застать ее первым. Она наряжалась для него, она этот праздник проведет с ним и для него — равно, как и он для нее.
Заприметив ее еще издалека, Шинджи решил пока не показываться и просто наблюдал со стороны, осторожной тенью двигаясь за каждым ее шатким, неуверенным шажком из-за узкой юбки и непривычной обуви. Она распустила волосы — они не блестели в свете ярких ночных фонарей, все так же на концах торчали в разные стороны; нелепая заколочка, держащая никак не желающую отрастать челку, не сочеталась с цветом юката. На ее лице были негодование и задетая гордость, но больше — желание доказать ему и целому миру свою красоту. Она хмурилась… однако не как обычно — почти смущенно, почти обиженно. Чертовски мило, что глаз не оторвать. Ощущения неуверенности, стыда и неловкости, на удивление, придавали ей странное очарование. Чуть приподнятые плечи, взгляд исподлобья, смущенный от наглых рассматривающих глаз знакомых, в любую минуту, однако, грозивший всколыхнуть бешенством, маленькая казавшаяся стройнее фигурка, облаченная в голубую льняную юката с тонкими мазками черных и красных цветов — боже, Шинджи готов был весь мир расцеловать, зная, что это все из-за и для него. В какой-то степени.
Когда она вырастет, он непременно сделает ее своей женщиной и не позволит знакомым пускать наглые взгляды в ее сторону.
Шинджи подошел к ней, рассматривая с головы до пят почти раздевающим взглядом, Хиори засияла от переполняющей гордости — она ведь справилась, она ведь красива! Она столько времени угрохала на этот клоунский образ, а как же зла была на этого придурка весь день! Шинджи действительно задрал уже. Никогда не здоровался с ней, не общался нормально, так, как со всеми, не уважал ее совершенно, вечно дразнил и обзывался. Как же хотелось доказать ему, что она способна быть красивой!
Хиори смотрела на него с ликованием, вздернув подбородок, мол, смотри и извиняйся, признавай мою непревзойденную красоту. В ее глазах горело осознание победы и немного злости. А он смотрел на нее сверху вниз со странной улыбкой.
— Ну, чего молчишь? — насупилась она, брови снова грозно нахмурились. Шинджи усмехнулся, остановив свой проникновенный взгляд на ее лице, отчего по спине пробежала легкая дрожь, заглянул в глаза и смотрел так долго и пронзительно, что Хиори почувствовала непривычную слабость в коленках.
— Ты очень красивая, — прошептал он проникновенно, искренне, излишне-излишне искреннее — она не ожидала, и ее охватил жар, веснушки запестрили на покрасневших щечках, все слова и мысли смело куда-то.
— Т… то-то же! — рявкнула она и отвернулась, пытаясь пересилить незнакомое доселе чувство смущения и странной порхающей слабости где-то в животе.
Когда она вырастет, он будет говорить ей это каждый день, каждую минуту, и такого нездорового смущения на комплименты у нее не возникнет более.
Хиори напрягла плечи и поплелась прочь, куда-нибудь подальше от толпы, где прохладней и спокойней.
— И чего ты прешься за мной?! — слегка повернув голову, чтобы не встречаться с ним глазами, буркнула она.
— Ты забыла? Я за тобой весь вечер буду приглядывать. А то одеться — это только половина дела, ты еще вести себя должна подобающе.
— Пошел ты! — оскорбилась она и повернулась всем корпусом. Его взгляд… О, слава богу, он перестал быть таким, от которого мурашки по телу, не по себе, не по себе. Лицо Шинджи снова выражало дурацкую издевку, в глазах читалась язвительность.
— Ну вот, ты уже проиграла спор! Какая красивая девушка так некультурно выражаться будет?
Хотелось вмазать ему, но эта чертова клоунская одежда не давала двигаться должным образом. Все рассчитал, гад! Специально ее «обезвредил» и пошел в наступление!
В глазах Хиори заплясало бешенство, взгляд снова стал грозный и хмурый.
Когда она вырастет… Да кого Шинджи обманывает? Когда она вырастет, весь мир перевернется, все уже будет не так, его самого не станет, наверное. Она же — вот такая — неженственная, лохматая, нелепая пацанка, вечный ребенок, над которым издеваться одна радость, и он — вот такой дурак, любящий ее всем сердцем, тоже ребенок.
— Отлично выглядите, капитан Хирако, — учтиво поклонилась проходившая мимо девушка — воплощение женской красоты, право. Хиори хмыкнула, готовая съязвить, когда она уйдет, что выглядит капитан Хирако как всегда — как олух. Но он провожал эту красавицу немигающим взглядом, немного похожим на тот, от которого у нее минуту назад вдруг пробежала дрожь по телу, и как-то противно стало.
— Чего пялишься? Она это из вежливости сказала, а так ей плевать! — пробурчала она, насупившись, и Шинджи перевел на ее смущенно-недовольное лицо умиленный взгляд.
— Она красавица, — пролепетал он. — Моя первая любовь.
Хиори громко хмыкнула, скрестив руки на груди, и отвернулась.
— Какая по счету? — сквозившая в голосе ревность, которую она сама едва ли осознавала, заставляла Шинджи улыбаться до ушей.
Хиори, поджав губы, недовольно разглядывала землю, убеждая себя, что та красавица комплимент этому олуху сделала в целях подлизаться, не больше. Неосознанная ревность вовсю бурлила в ней, небольшой страх того, что Шинджи вдруг действительно кому-то понравился и теперь бросится навстречу долгожданному счастью, подкаблучник чертов, проедал ее и заставлял обиженно хмуриться, покусывая пересохшие губы. Кто, как не он, всегда веселился с ней, принимал ее удары и строил рожицы в ответ. Никого не было в Сейретее, кто мог бы дурачиться с ней так же, пусть и порой изрядно накаляя. Хиори не понимала, что так привыкла к нему, что он особенный, что она ревнует и боится его потерять. Просто чувствовала раздражение и небольшой страх, обиду и смущение.
— Не важно… — услышала она у самого-самого уха его вкрадчивый шепот, от неожиданности вздрогнула, а далее… с закрытыми глазами вялыми попытками пыталась перебороть вспыхнувший в груди жар и тягуче-порхающую слабость в животе, пока он целовал ее пересохшие губы.
Не важно… Последней… Единственной и настоящей всегда была и будет Хиори.