Ты выиграл, Сэмми

Дин Винчестер курил с тринадцати лет. Курил, прячась за гаражами, в затяг, пуская облачка сизого дыма. Курил на заднем дворе мотеля, когда отец уходил на охоту. После этого часами шлялся по округе, чтобы запах сигарет, которым провонялась его одежда, хоть немного выветрился. Потому что Сэмми не должен учуять, что от него, как и от отца, пахнет дешевыми сигаретами. «Lucky Strike» - всё, что мог позволить себе Джон Винчестер, а соответственно и Дин, таскающий у него с кармана кожаной подратой куртки курево.

Дин курил не потому что хотел быть «крутым», или же чтобы быть похожим на отца. Он курил потому что ему казалось, что в такие моменты он свободен. Он живёт по-настоящему. Он сам принимает решение. Курить. В затяг. Свободолюбивый Дин.

Иногда Дину казалось, что вот, протяни руку и ты свободен, ты предоставлен сам себе, без лишних указаний, без упрёков и сожалений. Ты сам по себе. Но он не мог позволить себе эту свободу, потому что за рукав куртки его держала рука Сэма. Сэма с большими орехового цвета глазами. С ямочками на щеках. С доверчивой и такой детской улыбкой. Рука его Сэма. Сэмми.

Дин Винчестер продолжал курить и в шестнадцать лет, всё также заполняя этим дымом свою «свободу». Дин уже не прятался от Сэма, зная, что мелкий отцу его не выдаст. Зная, что мелкий вообще сделает всё, что Дину захочется. Зная, что...

Джон стал всё чаще пропадать надолго на своей охоте, оставляя своих сыновей в слишком душных или в слишком холодных мотельных номерах. В сотый раз рассказывал Дину как нужно действовать в случае чего, просил запереть за собой дверь и уходил.

Сэм всегда только дулся, потому что ему опять ничего не сказали. Ему не сказали: «Пока, сынок». А он так хотел пожелать удачи...

Дин Винчестер курил и в свои восемнадцать. А в дни, когда отец охотился, и пил. Пил мало, но крепкое. Виски. Со льдом. Смеялся над младшим братом, когда тот морщился от запаха алкоголя, но на свою кровать не уходил, прижимаясь к крепкому телу Дина изо всех сил, будто это был единственный источник тепла. В мотеле было холодно. Дин же по привычке зарывался рукой в непослушные сэмовы волосы и в порыве нежности целовал того в макушку, вдыхая запах любимого шампуня Сэма. Мятный. И потихоньку дурел.



— Дин, сходи в магазин, у нас есть нечего, — бубнил, сутулясь, Сэм, выходя на задний двор и видя брата, медленно втягивающего в себя никотиновую отраву. Жёлтый фильтр торчал в уголке рта, и дым медленно просачивался сквозь приоткрытые полопавшиеся губы. Сэм неосознанно облизнул свои и подошел к брату почти вплотную.

— Сэмми, сам сходи, если очень хочется, — Дин отошел чуть подальше, чтобы младший не дышал дымом. Опёрся поясницей о забор, отделяющий участок, принадлежащий Алану Хартеру, хозяину мотеля, и снова сделал затяжку.

Третья сигарета подряд. Дым нещадно драл горло и выжигал лёгкие. Во рту всё пересохло, губы полопались и саднили. А Сэм стоял, смотрел на него своими ореховыми обиженными глазами, нахмурив брови, и облизывал губы. Снова. Снова облизывал свои чёртовы губы. Проводя по ним языком, смачивая слюной. Грёбаные сэмовы губы.

Дин прикрыл глаза, пытаясь отогнать непрошеные образы, и последний раз затянулся, чуть втягивая щеки и морща нос, покрытый веснушками. Отнял от губ двумя пальцами окурок и бросил его себе под ноги, сразу же затушив.

— Малыш, что ты так смотришь на меня, — охрипшим голосом прошелестел Дин, пряча руки в карманы куртки. Сэм на такое обращение ещё больше нахмурился и нервно сжал руки в кулаки.

— Не называй меня так, Дин, мне не пять лет и я не твоя подружка, — в голосе сквозила обида.

А ведь правда, он уже далеко не малыш. В свои четырнадцать он был уже почти одного роста с Дином. Плечи были ещё угловатыми и детскими, но широкими. Руки довольно сильными, способными выполнять тяжелую работу, поручаемую отцом. На животе и на спине только появлялись очертания мышц, да и те были спрятаны под мешковатой одеждой, чему Дин был безмерно благодарен.

Дин ещё долго смотрел на Сэма изучающим взглядом, что-то обдумывал, слегка сощурив глаза. «Это будет просто игра», — подумал он, когда его рот растянулся в ухмылке и он сказал:

— Ну, Сэмми, ан нет, Сэм, раз ты уже взрослый, то хочешь я тебя кое-чему научу? — он многозначительно приподнял брови. Сэм ошарашено и немного недоверчиво окинул его взглядом и снова. Снова. Облизал свои, мать их, губы. Не осознанно.

— Я курить не буду. Это вредно. И мерзко. Дым, он же воняет. Сильно, — Сэм продолжал бормотать, смотря на диново лицо. Слегка прищуренные зелёные глаза, прикрытые веками с пушистыми длинными ресницами, отбрасывающими тени на щеки. Веснушчатый нос, пухлые полопавшиеся губы, растянутые в издевательской ухмылке. Точно. Дин просто издевается. Просто глумится, как обычно.

А Дин вдруг выровнялся и в два шага подошел к Сэму, обдав того запахом сигарет.

— Сэм, хочешь научу тебя целоваться?

Уши Сэма сразу вспыхнули, выдавая смущение. Он быстро уткнулся взглядом в землю, силясь не зардеться ещё сильнее. «Просто игра». А вот и нужная реакция. Сейчас Сэм чуть успокоится, зыркнет на него, на Дина, злобными глазами, пробубнит что-то типа «придурок» и быстро скроется в номере мотеля. Потом не будет разговаривать дня два, будет сидеть за своими уроками, ботаник, и вскоре обо всём забудет. Холодной ночью снова уляжется под боком, утыкаясь замерзшим носом в плечо брата. Как всегда. Будет всё как всегда. «Нормально».

Только Дин никак не ожидал, что Сэму захочется поступить иначе:

— Я-я умею целоваться, — произнёс Сэм, впиваясь взглядом своих невероятных глаз в лицо Дина. «Это всего лишь игра», — повторяет, как мантру, динов внутренний голос. «Уже нет», — шепчет Дин, и видя, что Сэм его не услышал, произносит:

— По-взрослому, Сэмми? — краска смущения медленно перетекает с ушей на щеки брата, но он стойко выдерживает взгляд потемневших зелёных глаз.

— Д-да, — Дин на это заявление наигранно хмыкает и снова отходит к забору.

— Не верю. Разве что ты в своих ботанских книжках вычитал, а, Сэмми?

«Давай, Сэмми, самое время назвать меня козлом и уйти, громко хлопнув дверью». Только Сэм так не считал. Сэм злился, обижался, но сдаваться не собирался. Он быстро подошел к Дину и впился в его шершавые губы поцелуем. Таким неуклюжим, что Дину должно было стать смешно, только ему было пиздец как не смешно. Неумелый, но усердный Сэм. Его Сэмми. Он слишком громко чмокал, сильно прижимался губами к губам, но не отступал. «Ты выиграл, Сэмми».

Дин рывком вытащил руки из карманов, одной обвив брата вокруг талии, а другой, зарывшись в мягкие сэмовы космы, отцепляя его от себя. Сэм тяжело дышал, глаза горели каким-то нездоровым огнём, и он весь дрожал. От страха ли? От предвкушения.

Облизал губы и даже не заметил, как за его языком следили глаза Дина. За его блядским языком.

— Сэмми, попридержи коней, — голос Дина дрожал, охрип. Его руки так и оставались на «ненормальных», но, кажется, законных местах. Мягкие непослушные волосы с запахом мяты и юношеская крепкая талия. Ненормально. Но. «Игра стоит свеч».

— Учись, принцесса.

Губы Дина прижались к сэмовым плавно, почти бережно. Сэм ошарашено дёрнулся, но сразу же успокоился, по-детски зажмурив глаза. Пока это было просто касание губ к губам. Никакой инициативы. Никакой спешки. Спешить некуда.

Дин сдался первым, боясь не успеть почувствовать всё то, что так давно хотел. О чём думал, чувствуя, как брат прижимается к его боку. Пути назад всё равно уже нет. Да и никогда не было. Он начал медленно двигать губами, легкими движениями сминая губы брата, пробуя. Мягкие. Такие до одури мягкие. Ответные движения заставили Дина на секунду замереть, чтобы в следующее мгновение дать себе волю. Ту, которую не могли дать ни сигареты, ни виски. Руки Сэма ухватились за куртку на диновых боках, ища уверенности. Ненормально, наверное.

Дин целовал жадно, не заботясь о том, что губы будут болеть. То еле касаясь, то страстно их выцеловывая. Сэм отвечал яростно, неумело. Дин тихо простонал сквозь поцелуй и прикоснулся языком к губам Сэма. Не спеша обвёл их по контуру, запоминая каждую трещинку, раздвинул их, прошелся языком по ряду ровных зубов, и, получив ответный стон, нырнул им в рот. Как хорошо было. До мурашек по спине. Хорошо. Язык Дина обвёл нёбо, щёки, чувствуя вкус мятной конфеты. Сладкоежка.

Сэм же решительно не знал, что ему делать. Ощущение динова языка во рту выбивало все мысли из головы и почву из-под ног. Невероятные ощущения, то, как он касался его губ, посасывая, то, как шершавый язык касался его языка. Вылизывал, ласкал, доставляя непередаваемое удовольствие. Горечь от сигарет казалась такой потрясающе приятной, что Сэм невольно прижался сильнее к телу Дина, пытаясь получить больше, глубже.

Сэму хотелось, чтобы Дин почувствовал то же самое. Ту же дрожь в кончиках пальцев, ту же горячую волну наслаждения во всём теле.

А Дин чувствовал. Чувствовал, как вспотели ладони при ощущении того как Сэм, его Сэмми, дрожит и извивается в его руках, как льнёт, как тихо и сдавлено стонет. Как отвечает с напором. Как проталкивается языком в динов рот, пытаясь доставить удовольствие. «Сэмми, мне хорошо, блять, Сэмми, как же мне хорошо».

Ещё Дин чувствовал как жарко и тесно становится в штанах. Как осознание этого приносит мазохистское наслаждения. Он не по мальчикам, нет, он — по Сэму. Ещё слишком мелкому и такому наивному. Такому его. Сэмми, Саманта, принцесса, малыш, ботан — это всё он, его Сэм.

Только на пике, когда уже давно пройдена точка невозврата, Дин понимает, что ещё слишком рано. Пусть Сэм вырастет, пусть Сэм сам поймёт, нужно ли это ему. Пусть только поймёт.

Дин отстранился от брата, напоследок прихватив зубами нижнюю губу. Они оба тяжело дышали, всё так же обнимаясь и смотря в глаза друг другу. Зелёные напротив карих. Каждый из них понимал, что нужно что-то сказать, но ни до предела смущенный Сэм с искусанными припухшими губами, ни одолеваемый жгучим желанием Дин с ярко горящими глазами не знали что. Первым пришел в себя Дин, и произнёс севшим от поцелуя голосом, разжимая объятья и обшаривая карманы на наличие сигарет:

— Вот так целуются взрослые, — ухмылка снова расползлась по его губам. «Только поверь мне сейчас, Сэмми».

Сэм ошарашено моргал глазами, потом толкнул его в грудь со словами «придурок» и быстро удалился в номер мотеля.

Дин уже нашел в кармане дрянь под названием «Lucky Strike» и теперь вертел одну сигарету в руках.

— Точно подмечено, Сэмми. Придурок, — прошептал он в пустоту, выбрасывая так и не закуренную сигарету.