Джокер

*Король — высший ранг. Человек, которому посчастливилось найти эту карту, становится лидером, которому всё дозволено и которому никто не смеет перечить.
**Джокер — низший ранг. Тот, у кого в руках окажется карта с изображением джокера, становится мишенью для всяческих унижений. Если проще — козёл отпущения. Никто пальцем не пошевелит, чтобы защитить обладателя несчастливой карты.
***Отшельники, сплетники — средний ранг. Просто масса, которую пожалел случай и которую практически никто не задевает.
****Валет — высший ранг. Человек с этой картой всегда находится рядом с королём и выполняет все его прихоти.

Это были значения карт, которые существуют в игре, строящей иерархию среди подростков. В целом, я могла не добавлять этой инфы, так как в процессе чтения ты, читатель, мог бы и сам обо всём узнать. Ну, хер с ним.

_________________________________________________



— Мне не нужны обмороки, Азуса.

Возвращаюсь из саднившего забытья в реальность. Знакомый голос вгрызается мне в виски и стучит по ним. Тёплые пальцы касаются внутренней стороны моих бёдер. Инородный предмет в канале члена причиняет невыносимую боль, но Карино не собирается меня слушать: он получает удовольствие от моих страданий. Страданий свергнутого короля. Которого грубо вытолкнули с пьедестала и отымели после. Которого предали собственные друзья.

Постойте-ка.
У короля Азусы не было друзей. Никогда.
Сплошняком — лживые шестёрки и размалёванные шмары, которые умели лишь фальшиво стонать. Не принося удовольствия, не даря эйфории хотя бы на мгновение.
Но даже это король Азуса потерял. Теперь Азуса — джокер. Вкушающий все прелести жизни в обществе, где ты оказываешься козлом отпущения. Низшим из рангов. Пустым местом. Жестяным ведром для плевков. Мальчиком для битья.

Мои ноги раздвинуты. Мне ничего с этим не сделать. Я бессильный кусок дерьма, который трахают тогда, когда захочется. Опускаясь всё дальше и дальше на дно, холодное и мёртвое, я понимаю, что это не самое плохое. Хуже такого унижения может быть только смерть. Медленная или быстрая — наплевать. Горячий член врывается в тело слишком резко, выбивая из меня хриплый вскрик, спровоцированный чудовищной болью внутри. Смертьхужесмертьхужесмертьхуже. Я вру. Хуже того, что сейчас происходит со мной, не может быть.

Смазливый светловолосый мальчик с отвратительным характером. Наглый, грубый и самовлюблённый. Я мог усесться перед зеркалом и дрочить на собственное отражение. Я презирал и отталкивал всех, кому хотелось со мной общаться. Когда я был королём, я сеял по школе один лишь страх и восхищение. Меня ненавидели и обожали. Я возвышался над уродами, но в один миг меня просто-напросто опрокинули на землю.
Теперь я сам стал одним из тех уродов, кому разбивал в кровь лица. Просто так. За то, что слишком слабы, смешны, глупы. За то, что не такие восхитительно-жестокие, как я. За то, что я — король, а они — дерьмовые и никому не сдавшиеся отшельники***, сплетники*** или валеты****.

Теперь я должен плевать в собственное отражение. Джокер, буду повторять я себе, ты теперь джокер. Ранг, скинутый на самое дно иерархии. Дно, на которое ты погрузился и продолжаешь погружаться всё глубже. С помощью нового короля — Карино Кохея. Твой бывший союзник. Тот, кто для тебя никогда другом не был. Кого ты послал искать для себя карту короля, но тебе под ноги бросили карту с изображением джокера. Тебе сказали, что ты заслуживаешь именно этого.

Карино ускоряет темп, вбиваясь в меня вместе с болью и кратковременными приливами удовольствия. Между ног у меня всё окровавлено, но член стоит и вот-вот готов разорваться от трубки в сочащейся смазкой головке. Нужно думать о чём-то противном, чтобы не кончать. О мёртвых и гниющих собаках, сбитых машиной. О рвоте. О том, что тебя опустили в унитаз головой. Я думаю о чём угодно, но это мне не помогает: все мои мысли останавливаются на крепком теле Карино, что находится надо мной. И трахает, как распоследнюю блядь. Ловит мои стоны, которые я пытаюсь держать во рту и сглатывать.
Я задыхаюсь. Не от любви, не от страсти, а от ненависти. Больной и разбухшей, как мой член, реагирующий на каждое прикосновение Кохея. Нечестно — и слёзы начинают течь по моим горячим щекам. Мерзко — и Карино кончает прямо в мою порванную задницу. Унизительно — и я, изогнувшись, кончаю следом, когда чужие пальцы вынимают трубку из моего члена. С болью и криками, брызжущими моими рыданиями. Как мне всё надоело. Кохей отстраняется с отвратной улыбкой на своих губах.
Я должен так улыбаться, а не он.
Я. Я. Я!..

Горячая ладонь проходится по моей левой щеке, а я уже ни черта не вижу. Перед глазами всё размазывается, плывёт, из-под меня уходит жёсткий тёмный диван, на котором меня отымел в какой уже раз новый король. Я просто лежу и не хочу ничего говорить. Полностью голый, неприкрытый, испачканный спермой и кровью, с опухшими от слёз глазами и потемневшими синяками под ними. Мои губы дрожат и трескаются, начиная кровоточить. Карино отлично видит, как нынешний джокер плачет. Я не надеюсь на утешения. С большей вероятностью меня могут прямо сейчас схватить, приподнять и усадить сверху на член. Но Кохей всё так же гладил меня по щеке.

Я спрашиваю, зачем он это делает. Зачем трогает меня так ненавязчиво, будто хочет успокоить? Зачем сидит рядом с такой шлюхой, как я? Раздетой и грязной. Это так смешно — и я начинаю тихо смеяться сквозь слёзы. А Карино всё сидит рядом и не уходит. Застегнув штаны, вернувшись к обыкновенному внешнему виду, он не уходит. А я, словно побитая шавка, скулю на глазах врага. Трещины расходятся по моему лицу и телу. Что внутри — не знаю. Гниль, наверное. Пыль, темнота, слизь. Я не считаю себя хорошим человеком. Сейчас — тем более.
Кукла, чьи светлые пряди перебирает чужая рука.

Почему? Я спрашиваю хрипло. Мне не так интересен ответ. Мне сейчас без разницы. Плевать. На всё, на всех, на себя. Что было, что есть, что будет. Кто жив, а кто мёртв.
Я — мёртв.

Кохей встречается своим ясным взглядом с моим воспалённым. Улыбается, наклоняет голову. Его указательный палец царапает мою впалую щёку.

— Потому что так интересней.

Он не добавляет «джокер». Я и так унижен — и это проходит под корни моего существа. Потому что так интересней. Карино Кохей начинает смеяться, убирая от моего лица руку.

— На этом закончим.

Поднимается с места, поправляет рубашку, подходит к двери, поворачивает голову в мою сторону. Не прекращает растягивать губы в улыбке. Просто смотрит на меня пару секунд, а затем уходит. Не закрывает дверь. Я слышу, как шаги Карино бегут эхом по коридору.

Я остался один в пустой комнате для школьного совета. Здесь пахнет тем, чем пахло всегда: грязью и мной. Перевожу пустой взгляд на свою рубашку, оставленную на полу, и на выпавший из её кармана нераскрытый перочинный нож. Облизываю губы, затем пытаюсь подняться. Тело ломит, сидеть больно и дискомфортно из-за ощущения чужой спермы и крови внутри. Всё это стекает по моим ногам.
Король Азуса, Вы сегодня опять всё просрали. Вас опять оттрахали.
Но именно этого Вы, может быть, заслуживаете.



Сейчас, сидя в одиночестве и наготе посреди пустого помещения, я смеюсь. Потому что я понял, что смерть — лучший вариант. Она лучше того, что сейчас творится со мной — джокером и бывшим королём.
Я кое-как встаю с дивана, но тут же падаю на колени. Ползу к своему ножу, дрожащими руками беру его и пытаюсь вытащить лезвие. Пальцы не слушаются, меня трясёт. Нож в итоге падает на пол. Я ничего не слышу вокруг себя. Лишь «сделай это». Сделайсделайсделай. Убей себя. Всем наплевать, а ты освободишься. Разобьёшься, пойдёшь трещинами, вдребезги.
Моя гордость всё равно уже в грязи. Я тянусь к ножу.

— Зрелище, — раздаётся над головой голос Карино, а чужой ботинок пинает моё единственное спасение, и оно отлетает куда-то под стол с кучей книг. Король ещё недолго смотрит на моё оцепеневшее тело, а потом нехотя бросает: — Забыл очки захватить.

А я смеюсь.
Кохей забирает очки и уходит, даже не оглянувшись на меня.