Сияй, Аска

Ты всегда была эгоистичной соплячкой, которая своим поведением старалась затмить само солнце. Изо всех сил, напрягая всю душу и срывая предохранители. Небо обнимало твоё стройное тело и звало к себе. В твоей голове жили несколько песчаных бурь и три шторма. Я не знал того, что существовало в твоём сердце, но догадывался: пепелище. Место, где погибали мечты. Ледяное кладбище целей. Тихое и неуютное.

Ты рвёшься вон из кожи, чтобы доказать всем, что ты умнее, сильнее, красивее. А доказала ты это сама себе? Хоть раз, Аска. Заглядывала ли ты в собственное отражение, искала ли в зеркальной поверхности ответы на вопросы, лишённые возможности быть услышанными? Создай конфликт с собственной личностью. Прими недостатки, сожми их в своём маленьком кулачке и раздави. Все. Безжалостно.

В твоих рыжих волосах всегда по два-три колтуна, а голубые глаза сверкают под солнечными лучами. Когда я впервые тебя увидел, то подумал: кошмар. Самовлюблённая дура, не умеющая работать в команде. Как вообще такая девица, спрашивал я, способна управлять в совершенстве Евой-02? Этим сияющим алым чудищем.

А на меня смотрели и смеялись. Ты тогда толкнула меня в грудь, сбила с ног и подошла так близко, что я мог рассмотреть твои бёдра, обтянутые специальным костюмом пилота. Рыжую копну волос трепал морской ветер, а ты скрипела зубами от злости. Белыми, ровными зубами. Спросила, не дурак ли я, фыркнула и скрестила на груди руки. Облака над твоей головой плавно проплывали, а я наблюдал за тем, как ты пытаешься доказать своё превосходство. Называя меня недоучкой, громко и на публику хохоча.

Я посмотрел в голубое небо, а потом на тебя. Окинул взглядом присутствующих людей, а потом тебя. Когда я второй раз за пять минут подумал о тебе, то решил: чудовище. В алом облегающем наряде. Я не мог упускать твои цепкие взгляды в мою сторону. Синева твоих сощуренных глаз хватала меня за шиворот и мешала сосредоточиться.

Я всегда хотел спросить у тебя: трудно? Трудно демонстрировать себя в качестве примера для подражания? В качестве идола, иконы, звезды, божества — трудно ли это, Аска? Сколько бы ты ни растрачивала попусту нервы — уровень твоей синхронизации до неприличия высок. Сколько бы ни называла меня последним дураком — всё равно ходишь со мной на крышу посмотреть на раскрывающиеся виды. Разрешаешь мне любоваться своими огненно-рыжими волосами, даже трогать их! Они жёсткие, но блестят на солнце. Ты тоже жёсткая, но сияешь. Научи и меня так делать. Быть может, я стану новым примером для подражания после тебя. Если позволишь, конечно. А если нет, то продолжай сиять. Вот здесь, на прогретом лучами бетоне. Я даже разрешу тебе самой менять порядок песен в моём плеере.

Ты улыбаешься открыто. Знаешь об этом? Если нет, то я повторю: ты открыто улыбаешься. Твоё зачастую хмурое лицо словно разлетается битыми стёклами, высвобождая милую девушку с пронзительными голубыми глазами. Смеёшься звонко, иногда нервно, но это придаёт тебе только больший шарм. Когда я смотрю на тебя, то думаю о летнем небе. Желательно безоблачном, которое рассекают уверенно птицы. Только я забыл о том, что небо от взмахов острых крыльев может развалиться. Рухнуть на наши головы обломками мира. Покалеченное, тусклое: с его краёв стекают облака, превращаясь в грязную мёртвую пену.

-Пик-

Я помню, как Мисато заставила нас каждый день вместе танцевать, чтобы повысить дальнейший уровень синхронизации. Смех вырывается из моего горла с хрипом. Мы с тобой были дико недовольны этой новостью, но вопреки нашему нежеланию оттачивали глупые движения. У нас не получалось. Первые несколько дней. А потом мне стало нравиться проводить с тобой жалкую часть своего времени. Выслушивать обзывательства, громкие заявления касательно моего развития, просьбы шевелиться не как полудохлая черепаха в горячем песке. Даже мысли об отце отходили на второй план. Ты отодвигала всё лишнее из моей головы своей нежной и прохладной рукой.

-Пик-

Жить с тобой вместе было занятием не из лёгких. Одну легкомысленную женщину и её странного пингвина я мог вытерпеть, но вот легкомысленную и агрессивную девушку — это сложнее. Особенно когда я один мальчишка в помещении и мне четырнадцать лет. Уже тогда, наблюдая за тобой и осознавая собственную слабость, я хотел стать чем-то похожим на тебя. Увереннее, сильнее, эгоистичнее. Я тоже хочу затмевать собою солнце. Хочу, чтобы смотрели на меня. Отвечать колкостью на любезность. Защищаться. Считать себя лучше всех.

-Пик-

Научи меня не сбегать от собственных проблем. Поджав хвост и забившись в угол своей комнаты, я ничему не учусь. Наушниками, из которых вытекает музыка, я заглушаю ничтожность. Оттягиваю приятные моменты, закрывая глаза на что-то плохое. Мой желудок скручивает, когда осознание неизбежности даёт мне по шее горячей потной ладонью. Я не сбегу от проблем, Аска. Никогда — они будут преследовать меня. Помоги, прошу я тебя, помоги мне решать неприятности сиюминутно! Ты ведь умеешь?

-Пик-

Мне больше не у кого просить помощи.

-Пик-

Только ты способна меня понять. Во вчерашнем, в сегодняшнем, в завтрашнем. Я ведь видел, как дрожали твои плечи, когда ты лежала недалеко от меня и делала вид, что спишь. Я слышал тихие всхлипы, представлял солёные слёзы, стекающие по твоим впалым щекам. И видел, пытаясь заснуть, твои красные, заплаканные глаза. Они казались намного ярче, словно нечеловеческие. Мне так хотелось подползти к тебе, провести ладонью по холодному плечу и сказать: всё хорошо. Прошептать тебе на ухо, как родитель желает сладких снов своему ребёнку, что всё в порядке. Но я ничего не говорил тебе и не приближался, оставляя твоё тело на растерзание ночи.



А ты всё равно просыпалась всё такая же радостная и в то же время недовольная. Беззаботно разговаривала с Мисато и подкидывала Пен-Пену селёдку. И смотрела на меня глазами самоуверенной, эгоистичной Аски Лэнгли Сорью. Куда ты пропадаешь по ночам?



А потом ты, наконец, сломалась. Трещина, следующая по твоей жизни из самого далёкого детства, застала тебя в битве с одним из Ангелов. Я бы хотел услышать, как ты отчаянно кричишь, сотрясая кабину пилота собственным сумасшествием. Я бы хотел слышать этот заполненный страхом крик и вспоминать дни, когда мы вместе сидели на крыше под солнцем и слушали музыку. Я бы хотел видеть, как твоё лицо искажается, уродуется отвращением к себе самой — и воссоздавать в голове твою умиротворённую улыбку. Я бы хотел быть рядом, но ты всегда называешь меня дураком.



Звезда упала. Икона покрылась пылью. Идол не смог совладать с гневом народа. Божество было признано гнусным притворщиком. Я всегда хотел спросить у тебя: трудно? Трудно лежать на больничной койке и жить, погибнув разумом? Быть деревянной куклой, воля внутри которой превратилась в вонючие опилки? Твоё тело покрыто присосками, проводками уходящими в пикающий прибор. Иногда, смотря на тебя, я думаю, что твоё существо постепенно расщепляется и проникает через провода в бездушный механизм. И если ты когда-нибудь откроешь глаза, то увидишь кромешную тьму.



Вокруг тебя будет лишь один звук: писк. Ты не вспомнишь лиц друзей, не вспомнишь моего лица, не вспомнишь своего имени, не вспомнишь жизнь, где ты была человеком. Ты растворишься внутри аппарата, раздробленная на мелкие-мелкие частички.



Мне больше никто не поможет, Аска. Я надеюсь только на то, что скоро ты откроешь свои глаза. Надеюсь, что больше не сбежишь. Не окажешься обнажённой в грязной чугунной ванне посреди руин старых кирпичных домов. Я мечтаю снова услышать твоё «ты что, дурак?!» голосом противным и завышенным. Только поскорее просыпайся. Я даже подарю тебе свой плеер со всей музыкой, что в нём хранится.

А если ты не откроешь своих глаз.
Если останешься неподвижно лежать на белоснежной койке.
Если солнце вдруг погаснет, погружая всё в тишину и мрак.
Если я найду себя посреди безумия.
Я буду помнить тебя за нас двоих.



Когда я впервые увидел тебя, то подумал: кошмар.



Я бы хотел ещё раз увидеть тебя в первый раз.



Просыпайся, Аска.



Помоги мне, Аска.



Не покидай меня, Аска.



Сияй, Аска.