Огневиски
Раздел: Фэндом → Категория: Гарри Поттер
Шумно. Слишком шумно.
Олимпия Максим остановилась на входе, разочарованно рассматривая забитую таверну. За эти две недели, что она гостила в Хогвартсе по случаю празднования Рождества, по вечерам здесь нельзя было встретить и десяти человек. Небольшое, удалённое от вокзала здание с непримечательной вывеской и заляпанными стёклами не внушало доверия. Откуда же людям было знать, что просто хозяин состоял в дальнем родстве с троллями, не отличающимися особой чистоплотностью?
Чистоплотность. Олимпия поморщилась и всё же прошла вглубь таверны, пытаясь найти хотя бы один свободный столик.
Он обвинил её в нечистоплотности. Её! Директора Шармбатона, одну из самых известных ведьм Франции. И кто? Лесничий. Лесничий, увлекающийся драконами, живущий в хижине и держащий в качестве домашнего питомца монстра.
А она всего лишь пару раз не вытерла пыль на полках. И не помыла полы. И с грязной посудой не могла разобраться уже несколько дней. Нет, она виновата, что бытовая магия — единственное, что у неё никогда не получалось?
— Если вы имеете что-то против моего огневиски, не томите, скажите уже об этом, — меланхолично потянул мужской голос, вырывая Олимпию из оцепенения. В дальнем углу сидел мужчина средних лет, оперевшись локтями о стол и задумчиво покачивая в руках стакан с огневиски. Тусклый свет свечей почти не освещал его, из-за чего можно было различить лишь силуэт, тёмные волосы и тонкие черты лица. Олимпия не сразу нашла, что ответить. Мужчина казался странным.
— Почему вы решили, что я что-то против него имею? — вежливо, но настороженно потянула она. Незнакомец повернулся к ней, обращая на неё взор своих ледяных серых глаз, от которых по коже побежали мурашки. Олимпия не считала себя трусливой ведьмой, да и будучи на несколько голов выше среднестатистического мужчины мало чего можно было опасаться, но этот экземпляр внушал недоверие.
— Вы с минуту прожигали его яростным взглядом, — мужчина пожал плечами и, словно потеряв интерес к стоящей рядом женщине, вновь отвернулся и кивнул на скамью напротив: — Присаживайтесь. В конце концов, вы явно пришли выпить, а других мест всё равно нет.
Окинув зал взглядом ещё раз, Олимпия всё же решила воспользоваться приглашением мужчины и аккуратно устроилась напротив, скидывая с плеч тёплую мантию. Поправив воротник белого свитера, она выдохнула и с интересом посмотрела на своего соседа. На первый взгляд ему было не больше тридцати лет, однако интуиция подсказывала, что его возраст гораздо больше. Спокойные серые глаза следили за тем, как плещется в стакане огневиски, как бликуют в нём тусклые отблески свеч. На широкие плечи был небрежно накинут тёмный плащ, явно не первой свежести, что наталкивало на мысль, что перед ней путник. Несколько старинных перстней украшали его длинные пальцы, придавая образу ещё больше загадочности.
Подошёл официант. Олимпия заказала кувшин эля и средний кусок клюквенного пирога.
— И ещё огневиски ноль-три, — отстранённо кинул официанту мужчина. Словно и не ему говорил вовсе.
— Вы же ещё не допили, — сказала Олимпия, кивнув на стоящий у стены графинчик с блестящим рыжим алкоголем.
— Так вечер долгий. Может быть, потом я уже не захочу, — он пожал плечами и впервые за это время позволил себе усмехнуться.
— Тогда зачем пить? Если уже не хочется?
— Потому что потом я буду уверен, что надо было. Так всегда — сначала думаешь, что не хочешь, а осознание того, что правильнее было бы поступить наоборот, накрывает только спустя какое-то время.
Мадам Максим качнула головой. Логика незнакомца была ей непонятна. Он выглядел вполне вменяемым, но то, что он говорил, заставляло задуматься о его психическом здоровье. Мало ли ненормальных ходит по улице и работает наравне со здоровыми людьми?
Молчание длилось несколько минут: ровно до того момента, пока официант не принёс заказ. Вежливо поблагодарив молодого человека, Олимпия быстро налила себе эля в высокий стакан и принялась за клюквенный пирог. Выпить она успеет всегда, а вот десерт может и обветриться.
Прикончив залпом оставшийся в стакане огневиски, мужчина напротив внезапно обратил на неё внимание.
— Вы вроде красивая женщина, а собрались пить в одиночестве.
Олимпия застыла. Есть мгновенно расхотелось. Обязательно ему было это говорить? Она и сама знает, как неудачно сложилась её жизнь. По крайней мере, как женщина, она не состоялась. Ей уже сорок семь лет, а за плечами один-единственный неудачный брак, завершившийся разводом более двадцати лет назад.
— Вы тоже выглядите состоятельным, но огневиски в вашем стакане говорит о крайней степени одиночества.
Мужчина усмехнулся и, сделав глоток, произнёс:
— Я не хотел вас оскорбить. Приношу свои искренние извинения.
Олимпия величественно качнула головой, показывая, что принимает извинения незнакомца. Сделав несколько глотков эля, она откинулась на спинку скамьи и попыталась расслабиться. Вокруг царила атмосфера радости и веселья. Счастья.
Люди улыбались, когда ей хотелось плакать. Она ведь знала, что нельзя начинать надеяться. Стоило давно понять: стариться ей придётся в одиночестве. Потому что ни о каких детях и речи уже не шло. В её возрасте заводить детей — верх эгоизма. А ведь так хотелось… Хотя бы мужа.
Сидя в таверне и медленно потягивая эль, Олимпия, наконец, поняла, насколько хрупкими были её отношения с Хагридом. Они не доверяли друг другу. И здесь, в первую очередь, была её вина. Не стоило на том балу врать ему и говорить, что она никакая не полувеликанша, а просто кость у неё широкая. Хагрид ей открылся, даже несмотря на то, что иметь в родословной таких глупых и больших существ считалось унизительным для любого волшебника. Он был добрым, отзывчивым, честным и готовым всегда помочь своим друзьям. Немного простодушным… но разве с такими людьми не легче всего общаться? Олимпия за всю свою жизнь познакомилась с достаточным количеством людей, чтобы понять: доброта и открытость действительно играют очень важную роль.
— Вы в родстве с великанами, да? — она чуть дёрнулась от неожиданного вопроса. Заторможенно кивнув, она перевела взгляд на соседа. — И это вам не мешает жить?
— Нет, — Олимпия покачала головой. — Я директор французской школы волшебства Шармбатон, если вы об этом. Олимпия Максим, к вашим услугам, — последнюю фразу она произнесла с грустной улыбкой на лице. Её имя было довольно известно в определённых кругах, и незнакомец наверняка узнает её. Но опасениям не суждено было сбыться.
— В таком случае, мы в равных условиях, — мужчина подлил огневиски себе и плеснул немного в стакан Олимпии. Поймав её растерянный взгляд, он усмехнулся: — Здешний эль подобен разбавленному соку. Чтобы почувствовать хоть что-то, надо выпить с литр этого пойла. Огневиски действует быстрее.
Она не стала сопротивляться и покорно начала пить самодельный коктейль. Терять было нечего.
— Что вы имели в виду, когда говорили, что мы в равных условиях?
— Я когда-то тоже был кем-то вроде директора школы, — старательно подбирая слова, произнёс он. — Когда-то давным-давно. Кажется, словно это было в прошлой жизни.
Загадочный мужчина. Слегка опьяневшая Олимпия не могла понять его. Хотя это у неё не получалось и до того, как она начала методично накачиваться алкоголем.
— А почему вы пьёте? — она же имела право на встречный вопрос?
— Заливаю горе. Как и все люди, пьющие в одиночестве. Когда всё хорошо, поодиночке не пьют, — Олимпия не могла не согласиться. У неё была такая же ситуация. С каждым годом она всё чаще и чаще замечала, что воскресными вечерами вместо посиделок с подругами отправлялась в ближайший бар и медленно, стакан за стаканом пила до определённой кондиции. Правда, грань дозволенного она чувствовала очень точно и никогда её не переходила.
— И что же у вас случилось? — Олимпия усмехнулась. — На вид вам лет тридцать. Считай, вся жизнь впереди. Это я — старая, никому не нужная женщина с сомнительной родословной.
Незнакомец сверкнул глазами.
— Пусть я и выгляжу на тридцатник — мне гораздо больше. Внешность обманчива.
— О да, вы правы, — грустно согласилась Олимпия и уже сама потянулась за его графином с огневиски. — Вы не против?
Незнакомец равнодушно махнул рукой, мол, пейте на здоровье. Совершенно равнодушный к окружающему миру. Чем больше Олимпия пила, тем яснее ощущала, что общается чуть ли не сама с собой. Этому мужчине сейчас никто не был нужен. Он словно лишь терпел её общество.
От этого становилось вдвойне обидно.
— Вот знаете это чувство, когда отдаёшь людям всю себя? Стараешься ради окружающих, вкладываешь в все силы в работу, а они не ценят? — потянула Олимпия, оперевшись щекой о ладонь. Незнакомец прищурился. — Всю жизнь… Всю жизнь! Пахала, как проклятая, на эту школу, делала карьеру, зарабатывала репутацию в обществе. Думала, что ещё чуть-чуть — и можно замуж. А потом как-то внезапно поняла годам к тридцати-пяти, что никто и не хочет жениться на такой ненормальной и повёрнутой на работе женщине. Вот вы, мужики, как чувствуете… я ведь полный ноль в бытовых чарах! Готовить приходиться маггловскими методами.
Мужчина молча наблюдал за заметно запьяневшей женщиной напротив. Самая обычная, удивительно хорошо выглядящая для своих лет. Не зазнавшаяся. Грустно было смотреть на её страдания. А всё почему? Мужчины поглупели. В его времена все волшебники были исключительно образованными людьми, предпочитающими водить знакомства с такими же умными и сознательными женщинами. В его времена такие, как она, не напивались в одиночестве в тавернах. Сейчас же… что он забыл в этом времени? Зачем девчонка его призвала? О, она просто экспериментировала, как же. Почему же эта гриффиндорка Грейнджер Годрика не призвала своим изобретённым экспериментальным заклинанием? Какого дракла ей понадобилось от него, Салазара Слизерина? Нет, всё-таки женщины — безумно странные создания. Хотя и приятные в общении. Некоторые из них, по крайней мере, точно.
Салазар как-то неохотно сделал ещё глоток и посмотрел на задумавшуюся Олимпию Максим. Стоило ли её отвлекать от собственных мыслей? Спасти из плена разочарования в жизни? Может быть, ей комфортно в нём. Может быть, она не сможет жить по-другому.
— Ваша ситуация, на самом деле, не так уж и плоха, — наконец, потянул он, привлекая к себе её внимание. Олимпия с сомнением подняла брови. — У вас всё же есть ваша работа, которую вы, как я понял, очень любите, — женщина улыбнулась, подтверждая его мысли. — Отсутствие мужчины рядом, конечно, прискорбно, но это не конец света. Ваши ученики — это опора. Особенно если между вами крепкие и хорошие отношения. Учитель и ученик — это особая связь. Нерушимая временем. Так что зря вы так сокрушаетесь.
— Но мне так одиноко, — тихо прошептала женщина, устремив грустный взгляд в стакан с огневиски. — Ученики приходят и уходят. К ним привязываешься, а они так быстро исчезают из твоей жизни… а потом ты сидишь вечерами в одиночестве и думаешь, а помнит ли кто-нибудь о тебе? Вспоминают-то лишь когда что-то нужно.
Салазар усмехнулся. Ну да, как же он не догадался. Вспоминают — только когда что-то нужно. Хитрая девчонка Грейнджер. Что же тебе от меня понадобилось?..
— Вы правы. Но ведь есть такие ученики, которые помнят всегда? Шлют открытки, поздравления? — он усмехнулся, вспоминая, как счастлива была Хельга, когда получала очередное письмо от какой-нибудь бывшей ученицы. В такие моменты она буквально носилась по всему Хогвартсу и, окрылённая счастьем, стремилась помочь всем своим коллегам. В это время Салазар очень любил сваливать на неё всю чёрную работу типа варки зельев для Больничного крыла. Ей — в радость, а ему лишний часик отдыха никогда не вредил.
Судя по изменившемуся лицу Олимпии, такие ученики действительно были. Мягкая улыбка появилась на накрашенных губах.
— Их очень немного.
— Но они ведь есть, да? Может быть, именно в этом смысл вашей жизни — дарить знания, согревать теплом, быть опорой и второй матерью, — с каждым сказанным словом женщина становилась всё более задумчивой, пока её лицо окончательно не окаменело. Салазар замолчал, давая Олимпии шанс решить, готова ли она отказаться от попыток наладить личную жизнь и полностью посвятить себя ученикам. В конце концов, никто не вправе решать за неё. Он мог лишь дать совет — воспользоваться им или нет уже дело Олимпии. Не его дальнейшая жизнь зависит от этого решения.
Однако он в своё время поступил именно так. Отказался от чёртовых попыток завоевать внимание Ровены — и сделал, наверно, лучший ход за свою жизнь, посвятив себя школе. Салазар усмехнулся, вспомнив, как, ещё совсем юный, мягко, но настойчиво пытался объяснить Райвенкло, что они — идеальная пара. Что он действительно её любит. Что это не очередная его прихоть.
Ровена была бы не Ровеной, если бы не отказала. Она никогда и не задумывалась о том, чтобы дать ему шанс. Эта умная и прекрасная женщина была влюблена в порывистого Гриффиндора.
Салазар усмехнулся. Любил ли он её? Да. Обожал. Ненавидел за чопорность и привязанность к Годрику. И всё же любил.
— Вы либо хороший психолог, либо были в похожей ситуации, — вдруг нарушила тишину Олимпия, допивая оставшийся в стакане огневиски. Несмотря на заметно затуманившийся алкоголем взгляд, она словно изменилась внешне. Появилась внутренняя уверенность. Улыбка на губах больше не была горькой и тоскливой.
— Скорее и то, и другое, — уклончиво сообщил Салазар, не желая вдаваться в лишние подробности.
Олимпия вдруг улыбнулась ему. Открыто, мягко.
— Не знаю, кто вы, но спасибо.
— Я, в сущности, ничего не сделал, — усмехнулся Салазар. Он просто сказал то, что она хотела услышать. Что в таком одиночестве нет ничего ужасного. Что некоторые люди просто неспособны жить по-другому.
Не способен ли он был любить?
Чушь.
Отговорки.
Ложь, скармливаемая самому себе. Для самоуспокоения.
Чтобы заглушить боль от отказа. Чтобы забыть, что тебя отвергли.
Олимпия внезапно поднялась на ноги, придерживаясь за краешек стола. Аккуратно подхватив со скамьи мантию, она ещё раз улыбнулась Салазару.
— Думаю, мне пора домой. Спасибо за компанию.
— Рад был пообщаться, — он вежливо склонил голову и проследил взглядом за неуверенной походкой удалявшейся пьяной женщины. Будь он джентльменом, вызвался бы проводить. Но он им никогда не был. Никогда.
Графин с огневиски был почти пуст. Залпом выпив остатки, Салазар поморщился и встал. В глазах слегка помутнело, но через несколько секунд всё прошло. Когда он последний раз так методично надирался? Около тысячи лет назад. В прямом смысле этих слов.
Выйдя из шумной таверны, он глубоко вдохнул холодный ночной воздух. Хогсмид изменился. Яркие и зазывающие вывести, пестрящая реклама. В его время здесь едва можно было насчитать три жилых дома. И ни в одном не было и намёка на таверну. Это была умирающая деревенька до того, как волшебники основали Хогвартс.
Процветание. Вот они — результаты его стараний. Так, может быть, всё же жертва была не напрасной?
Тряхнув головой, чтобы избавиться от пьяных философских размышлений, Салазар сосредоточился и трансгрессировал на уже знакомое крыльцо небольшого домика в маггловском районе Лондона. Ухоженная лужайка и клумбы с экзотическими травами говорили о том, что здесь проживает именно волшебница. Салазар усмехнулся. Его новая знакомая была невероятно трудоспособна и не обделяла вниманием в своих исследованиях ни одну область магии. Ещё одна умная женщина на его пути.
Недолго думая, он открыл дверь алохоморой: девчонка Грейнджер даже не удосужилась поставить никакого защитного заклинания. Или она ждала его? Но не сделав и пары шагов, он застыл на пороге, запуская в тёплый дом прохладный ночной воздух. На диване у камина сидела растрёпанная девушка в домашнем халате и с книгой в руках. Судя по удивлённому взгляду, она его всё же не ждала.
Значит, просто непредусмотрительная.
Салазар кинул взгляд на настенные часы. Около часа ночи. Закрыв за собой дверь и оперевшись на неё спиной, он усмехнулся и поднял бровь:
— Не хочешь рассказать мне, за коим чёртом я тебе понадобился?
