Платина и шоколад. Глава 10
Раздел: Фэндом → Категория: Гарри Поттер
— Вуаля, — одним ловким движением Блейз выставил на стол ещё две полные янтарной жидкости, отражающие в себе свет пылающего камина немаленькие бутылки. — Вот она — магия, господа.
Слизеринцы заулюлюкали, а Малфой закатил глаза, откидывая слишком лёгкую голову на спинку дивана и растягивая губы в ухмылке.
Забини говорил, что мать выслала ему небольшой запас “хорошего настроения”, и когда первая бутылка кочевала из рук в руки, слизеринцы заискивающе переглядывались. Достать бокалы не составило никакого труда.
Первый глоток — Теодор мужественно смаргивал накатившие слёзы.
Дальше — по накатанной. И одна бутыль, уже совершенно пустая, подпирает стеклянным боком ножку кресла. Огневиски пришёлся очень кстати. Блейз как-то упоминал, что один из его отчимов был отъявленным ценителем спиртного, после чего бар поместья Забини основательно пополнился непотребным нынче алкоголем.
Мерлин, как же это пригодилось.
С начала вечера их было куда больше — как минимум на нескольких особенно восторженных шестикурстников и остальных игроков команды, однако до десяти вечера досидели только некоторые — самые стойкие и сплоченные. Никого лишнего — почти все свои.
Голова практически лишилась мыслей, что, безусловно, играло на руку Пэнси, которая целый вечер ластилась вокруг Малфоя, а теперь и вовсе перебралась к нему на колени, грея в руках бокал с остатками напитка.
Пробка выскочила из очередной бутылки с громким, почти соблазнительным скользящим звуком, и Драко поднял голову
— Забини, ты просто бог, — Грэхем, расположившийся вместе с Гойлом на другой стороне дивана, протянул руку и поднёс одну из бутылок к лицу, глядя на сокурсников сквозь колеблющуюся призму. — Вот это я понимаю.
— Поставь, разобьёшь ещё, — Нотт едва ли не облизывался, потирая ладони, на что Монтегю с оскорблённым видом фыркнул, показательно подбрасывая бутылку в руке. Можно было спорить, что сердце Теодора едва не остановилось.
Забини лишь махнул рукой.
— У меня ещё одна в комнате. Или даже не одна, — он подмигнул Драко, и тот лишь покачал головой, чувствуя, что сознание его совершенно расслаблено, и этого — именно этого яда на дне бокала — ему так не хватало.
— Был бы повод. Выпивки много не бывает.
Голос Малфоя звучал твердо, несмотря на то, что, голова, кажется, готова была парить под потолком.
Пэнси поудобнее устроилась у него на коленях, прижимаясь грудью, обтянутой шелковой изумрудной блузой, к его плечу, будто нечаянно.
Нотт и Забини всю прошлую неделю подкалывали Драко по поводу того, что Пэнси стала хуже работать ртом и стоит возобновить появления в гостиной Слизерина — девушка соскучилась по любимому.
И Малфой чувствовал это — действительно соскучилась.
Видимо, никого подходящего ей так, как он сам, поблизости не оказалось. Он всерьёз раздумывал над тем, чтобы уделять своей недодевушке больше внимания.
Его напрягало то, что происходило у него “на личном” в данный момент.
— Повод нешуточный, — девичий голос перебил мысли: Дафна сидела на одной из небольших диванных подушечек, которые Блейз раскидал на полу. Брюнетка покачивала в тонких пальчиках бокал, поглядывая на Забини масляными глазами.
Насколько знал Драко, Дафна значилась за Блейзом ещё с прошлого года. Свободные отношения, или так это называется? Почти то же самое, что у них с Пэнси, только Гринграсс-старшую не ебёт добрая половина школы.
— Это первая настоящая победа, — продолжала тем временем Даф, наблюдая, как огневиски наполняет её бокал. — Наша настоящая победа над Гриффиндором, и это куда лучше, чем любое другое унижение этих идиотов.
Блейз фыркнул, бросив на Малфоя прищуренный взгляд. Тот снова растянул губы в ухмылке. А на ум тем временем пришел разговор с Грейнджер накануне вечером, когда они встретились прямо посреди коридора, ведущего в Башню старост.
Он как раз собирался в подземелья, а она, видимо, как обычно зависла до позднего вечера в своей любимой кладовой знаний — Мерлин, если бы можно было выйти замуж за библиотеку, грязнокровка бы сделала это, — или успокаивала своего любимого Поттера, который наверняка бился в истерике целый день. В любом случае — они не виделись с того момента, как слизеринцы покинули поле под громкое улюлюканье и свист.
Нет, конечно, он не считал минуты и часы, пока её не было. Драко посетил мадам Помфри, принял душ, переоделся. Сел на постель и взглянул в зеркало, соображая, почему решил не залечивать разбитую губу. Слегка повернул голову, рассматривая отражение.
Блейз сказал, что небольшая ранка мужчину даже красит. После этого предложил набить ещё и глаз. Они все были слишком взорваны эмоциями после этой игры. Первая победа Слизерина у красно-золотых - Малфой до сих пор не мог поверить.
Он вздохнул и провёл по разбитой губе кончиком языка. Затем ещё раз — сильнее. Ничего. Чуть притуплённый вкус крови и никакой боли. Не было её, когда он снёс собой лавки на трибунах. Не было, и когда бладжер влетел в рёбра.
Нарцисса ли стала куклой? Не он ли сам?
Драко снова взглянул на часы. Полвосьмого. Интересно, дверь не хлопала, значит, грязнокровки ещё нет. Он не собирался встречаться с ней перед уходом. Вообще не собирался видеться. Желательно — никогда.
Особенно после того, что случилось у двери в её спальню.
Точнее, ничего не случилось.
Ну, конечно, нет, Малфой. Её голос так и звучал в голове. Херня. Херня полная.
Он плюнул на всё, сунул в карман палочку и зашагал из комнаты, а в коридоре, перед самым поворотом к лестницам, встретил Грейнджер. Точнее, чуть не сбил с ног. А, стоило ей попасться на глаза — и он вдруг понял, что вновь зол, как чёрт.
Грязнокровка остановилась, едва вывернув из-за угла. Он тоже остановился, еле успев отклониться, чтобы она не въехала в него носом. Оба сделали шаг назад.
Взгляд Грейнджер скользнул по его одежде.
Он не надел форму — лишь тёмный легкий свитер под горло и джинсы. Пэнс нравилось, когда он одевался именно так. Она готова была потечь при одном только виде Малфоя в обтягивающих вещах. Когда-то, при таких же посиделках, она взялась вылизывать его прямо сквозь футболку. Ощущения при этом были не особенно впечатляющие, но Драко возбудился не на шутку, наблюдая за тем, как острый язычок обводит его проступившие сквозь тонкую ткань соски.
Грязнокровка потянула носом — почувствовала запах одеколона. Прищурилась, сжимая губы.
Видимо, догадалась, куда он идёт. Сейчас они казались по-особому слишком разными. Две разных планеты.
Два разных мира.
И это было так правильно, что становилось херово.
— Поздравляю, Малфой, — практически выдавила из себя, задирая подбородок.
— Не понял? — как хорошо у него выходит притворяться в последнее время.
— Квиддич.
— Не стоит. Это было ожидаемо.
— Ты и сам знаешь, что нет, — с расстановкой произнесла она, и взгляд остановился на его разбитой губе. — Ты не был у мадам Помфри?
Брови его взлетели над глазами в немом вопросе и насмешке.
— Тебя касается?
Грейнджер на секунду замолчала, опуская взгляд и заправляя прядь волос — Драко захотел намотать её на палец и слегка потянуть, — за ухо.
— Нет, вовсе. Но я подумала, что раз травма...
Раздражение.
— Может, ты просто заткнёшься и дашь мне пройти?
Гермиона сжала губы. Обвела взглядом свободное пространство вокруг.
Малфой мысленно чертыхнулся — будто грязнокровка мешала обойти её. Они стояли посреди широченного коридора.
Он громко выдохнул и закатил глаза, отодвигая девушку плечом. Сделал два шага.
И вдруг, сам не понял, почему — замер. Скрипнул сжатыми зубами. Резко обернулся.
— Какого хера это был за взгляд, Грейнджер? — вдруг, сходу, чуть не сорвался на рёв ей, так и не двинувшейся с места, в спину.
Кажется, вздрогнула.
— Не понимаю, о чем...
— На грёбаном поле, когда я поймал грёбаный снитч. Ты уставилась на меня, как будто вот-вот рухнешь с грёбаной трибуны!
— Ты чуть не убил пару девушек с младшего курса. Они едва успели отскочить в сторону, — голос её был тихий, но твёрдый. Будто она действительно верила в то, что говорила.
Но он не верил.
Он знал, что она врёт.
Она боялась за него. Пусть скажет это. Пусть скажет сама. Признает. Не он, а Грейнджер.
А потом пусть идёт на хер со своей заботой. Ему это не нужно. Не нужно.
— Уверена, что это был страх за них, а не за меня?
Тишина.
— Какого хера ты молчишь?!
Мерлин, орёт на весь коридор. Наверное, даже на седьмом этаже был слышен его голос.
— Да, уверена.
Как же бесит этот спокойный тон, когда ярость в Малфое буквально прожирает дыру в груди. Он чувствовал бессилие от того, что стоял и задыхался в нескольких шагах от неё, уставившись в густые волосы, спадающие на спину.
— Отлично, — выплюнул на тон тише. — Тебе же лучше, поняла?
Она пожала плечами.
Он понял, что ненавидит наблюдать, как кто-то пожимает плечами.
С рычанием развернулся, стискивая руки в кулаки. Как приятно было пообщаться с твоей спиной, дура-Грейнджер. Его шаг сбился, когда он услышал её голос:
— Ты должен вернуться до девяти.
Малфой сжал челюсти, засовывая руки в карманы и старательно игнорируя ударившиеся о лопатки слова.
Шаг, два.
Три.
— Сегодня среда.
Срать я хотел на среду.
Голос тише — он уходил все дальше по коридору. Грязнокровка не шевелилась. Драко начал торопливо считать плиты на каменном полу.
Два, четыре, шесть...
— Патрулирование, Малфой, — повысила тон.
— Пошла на хер, — он рывком обернулся через плечо, кривя губы. — Сегодня занимайся этой хуйней без меня.
— Это такие же твои обязанности, как и мои.
— Похеру.
— Малфой!
— Похеру, — снова шепнули губы и он получил ощутимый пинок в бок, который тут же отдался неприятным жжением.
— Малфой! — Блейз протягивал другу наполовину полный бокал, — ты ещё здесь?
Драко моргнул, возвращаясь сознанием в гостиную Слизерина. Пэнси смотрела на него, слегка отстранившись и упираясь рукой в спинку дивана над его плечом.
— Да, да, — он принял бокал и кашлянул. — Просто задумался.
— Завтра будешь думать, — Блейз уселся на подушки рядом с Дафной, приобнимая её за плечи. Девушка тут же прижалась к нему, умиротворенно улыбаясь.
Малфой согласно кивнул и со вздохом откинулся на спинку дивана.
— Малыш, — голос Пэнси был тихим и слегка хрипловатым от выпитого алкоголя, что тут же заставило окончательно вернуться в реальное время. — Просто расслабься сегодня.
Тонкая рука скользнула вверх по рельефным мышцам его живота, поглаживая то место на рёбрах, над которым пол утра колдовала мадам Помфри, снимая воспаление и избавляясь от кровоподтека.
“Ребро треснуто, и это лучшее, чем вы могли отделаться, мистер Малфой! — тараторила целительница с привычным неодобрением, торопливо смешивая какие-то травы в стакане. — Выпейте, и чтобы завтра же явились на повторный осмотр. И не кривитесь, костерост вам подслащивать никто не станет! Будете знать, как летать по полю с закрытыми глазами. Я вас, конечно же, поздравляю, но добывать снитч ценой собственного здоровья — это просто нелепо...”
Губы растянула медленная улыбка. Легкий отголосок прежнего триумфа вернулся в грудную клетку, растягиваясь, распирая. Это было то, что нужно.
Кажется... чёрт. На секунду ему показалось, что несколько таких побед — и он сможет полностью вылечиться от того, что почти сожрало изнутри. Почти убило.
Теплые пальчики Паркинсон добрались до горловины свитера и игриво потянули ее вниз. Видимо, слизеринка по-своему истолковала улыбку Малфоя. Он шевельнул рукой, поглаживая Пэнси по спине, и она тут же податливо выгнулась в его руках.
Твою мать. Вот она. Бери и трахай. Что тебе ещё нужно?
— Давайте выпьем.
Драко чуть затуманенными глазами взглянул на Дафну, которая вдруг протянула свой бокал в центр стола.
— За Малфоя. Он принёс нам победу сегодня.
Пэнси отлепилась от его тела. Каждый из присутствующих — кроме Грэхема, который завистливо сжал губы, — кивнул. Со звоном встретились бокалы. Очередная порция огневиски уже почти неощутимо обожгла горло, и даже Нотт только залихватски зажмурился, а потом вскочил и унёсся внезапно в спальни.
— Эй, Тео! — почти в один голос позвали Грегори и Блейз, но тот лишь махнул рукой, исчезая на лестнице.
Они лениво переглянулись.
Гойл тут же положил ноги на место товарища, располагаясь во всей вальяжности, на которую был способен, закидывая руку на спинку дивана и наблюдая за тем, как Пэнси и Дафна переговариваются, выгнувшись на коленях молодых людей.
Грэхем, который целый вечер молчал, раздражённо вздохнул, чем вызвал вопросительный взгляд Забини в свою сторону.
— Блетчли — кретин, — коротко бросил Монтегю, и после этих слов в гостиной зазвенела тишина. Даже девушки замолчали, глядя на капитана слизеринской сборной вопросительно.
— Хэй, Грэхем, мы же выиграли, — Дафна удивленно подняла брови, поглядывая на Блейза, который только поджал губы, не пряча неодобрительного взгляда.
— Тем более, почти на каждой тренировке он отрабатывал защиту, ты видел, — согласно забубнил Гойл, хмуря гладкий лоб.
— Его грёбаные отработки защиты правого кольца не увенчались успехом, блять. Вы видели как его обошла сука-Робинс? Уделала, как ребёнка. И забила, — Грэхэм злился с начала вечера, и это было видно невооружённым глазом, но корень этого настроения был отнюдь не в пропущенном мяче. — Давно пора произвести замену состава, вот что я думаю.
— Да забей на это. Блетчли молодец: гриффиндорцы так и закидывали его квофлом, один раз всего лишь пропустил, — заступился за друга Гойл, однако стушевался под взглядом капитана.
— Нужно было не пропускать.
— Успокойся, — поднял голову Малфой и глядя на него с тем самым выражением лица, которого сторонились младшекурсники, да и многие из старших. — Снитч наш. Что теперь о том. Мы победили.
Грэхем сжал челюсть.
Сел ровно и упёрся локтями в разведённые колени, сверля взглядом однокурсника.
— Ну, конечно, — наконец-то выдавил он, ухмыляясь. — Спасибо тебе, Драко. Эта победа была незабываема. Мне не обязательно кланяться каждый раз, когда ты соизволяешь...
— Эй.
Монтегю заткнулся, переводя взгляд на встающего Блейза, весь вид которого говорил, что самое время либо сменить тему разговора, либо тон, которым это было произнесено.
— В чём проблема? — Забини не разрывал со слизеринцем зрительного контакта, пока тот не фыркнул, тоже поднимаясь.
Драко напрягся, однако Грэхем лишь отмахнулся, нетвёрдой походкой выходя из-за стола.
— Да идите вы.
— Монтегю, какого хера?
— Оставь, Блейз, — Малфой смотрел, как капитан команды молча выходит из гостиной, хлопая дверью. — Он просто перебрал. Пусть погуляет, вернется — проспится.
— Лишь бы Филчу не попался.
— Сегодня Грейнджер на патруле, — он фыркнул, представляя себе реакцию Монтегю, если заносчивая сучка снимет со Слизерина баллы за то, что капитан команды шатается в нетрезвом виде по школе.
— Завистливый кретин, — Забини ещё какое-то время стоял, глядя ему вслед, будто ожидая, что Грэхем вернётся, но затем безразлично приподнял брови, опускаясь обратно на подушки и потянувшись за своим бокалом. — Завтра поговорю с ним.
Драко хотел сказать, что разговор этот не стоит даже начинать, но его перебил Нотт, с довольной улыбкой до ушей вплывающий в гостиную. В руках его было небольшое волшебное радио.
— Музыка! — Дафна хлопнула в ладони, радостно ёрзая на подушках, старательно отвлекая всех от ухода Монтегю.
— Отлично, — губы Забини растянулись в улыбке. Они с Малфоем понимающе переглянулись, когда девушки буквально расцвели при виде деревянной коробочки с колонкой. — Врубай, Тео.
— Знаю, знаю. Я такой молодец, — Нотт, польщённый одобрением друзей, водрузил радио на журнальный столик.
Стоило музыке зазвучать в гостиной, как старшая Гринграсс тут же начала пританцовывать, постукивая ладошками по столу.
— Громче! — Дафна прикрыла глаза, улыбаясь, но Блейз приподнял её лицо за подбородок, немного поднимая к себе.
— Тшш, Даф, малыши спят, — тихо произнёс он, а затем наклонился и легко накрыл её губы своими губами. Гринграсс ответила моментально, потянувшись к мулату рукой.
Малфой отвёл глаза, встретившись взглядом с Гойлом и, усмехнувшись, покачивая головой.
Нотт же уже наливал новую порцию огневиски.
Дальше снова был алкоголь и парящая под потолком голова. Тело Пэнси, прилипшее к его собственному телу. Запах её острых духов и горячий шёпот на ухо.
Драко наблюдал за тем, как извивалась на столе Дафна, не отрывая взгляда от Блейза, расположившегося в кресле напротив. У слизеринки было красивое и соблазнительное тело, а плавные движения наводили на мысль о том, что в постели девушка вела себя не хуже. Танец этот предназначался лишь Забини, это было видно в каждом мягком, практически влажном движении, и Малфой перевел взгляд на Грегори и Теодора. Они тихо обсуждали когтевранок — короткие юбки и размеры груди. Речь молодых людей слегка заплеталась, и оттого создавалось ощущение, что они вот-вот уснут. Пэнси неторопливо двигалась в такт льющейся из радио музыке, покачиваясь у Малфоя на бедрах.
Глаза её были прикрыты, а расслабленные губы касались прохладной кожи то на шее, то на скуле. Он опрокинул в себя оставшийся на дне огневиски, а затем погладил Пэнс по боку, касаясь приоткрытым ртом ее шеи, вдыхая — черт, он слишком сильный, — запах ее духов.
Довольное урчание Паркинсон подсказало ему, что она полностью приветствует эти прикосновения. Он прикрыл глаза, проталкивая в глотку скупую слюну, встречая подмигивающий взгляд Блейза.
Дафна ненавязчиво переместилась на кресло мулата и уже скользила по смуглой груди, разводя полы его расстегнутой рубашки кончиками пальцев, привлекая внимание наблюдающих за ними двух однокурсников, заставляя пускать горячую слюну.
— Может, вам уединиться? — насмешливый голос Гойла.
Слишком громкий смешок Нотта.
Полуулыбка на губах Забини и ментальный посыл к черту — Малфой был уверен в этом.
“Да, друг. Это то, что нужно. Спасибо за вечер.”
И повернул голову, целуя податливые губы Паркинсон. Зачем-то прислушиваясь к собственным ощущениям и с сожалениям отмечая... нет. Ничего нет. Ни капли прежнего возбуждения или чего-то хотя бы приблизительно схожего с этим.
Блин. Чёрт. Это херово, очень херово. Это же Паркинсон, самая сексуальная задница всех их факультетов вместе взятых! Да что с тобой не так, парень?
- Милый, всё хорошо? - её правильный лоб прорезало несколько морщинок. Драко подавил порыв скривиться от этого тошнотворного обращения.
- Время уже, - нехотя ответил он.
Пэнси попыталась вновь прижаться к его боку, но Малфой покачал головой, поглядывая на часы над камином. Одиннадцать.
— Да ладно, малыш, не говори, что уже уходишь... — девушка надула губы, глядя на него исподлобья. — Я надеялась, ты останешься сегодня.
— Теодор проследит за тем, чтобы тебе не было скучно, Пэнс.
Малфой поднялся на ноги, оправляя свитер. Качнулся с пятки на носок. Вполне сносно. Даже голова почти не кружится.
Нотт равнодушно пожал плечами и согласно кивнул, принимая пост личного циркача для Паркинсон.
Довольный результатом своей неживотрепещущей жертвы, Драко вышел из-за стола, легко хлопнув Блейза по плечу, прощаясь.
— Счастливо. Увидимся за завтраком, — Малфой обернулся у самого выхода, ловя на себе взгляд почти задремавшего Гойла. — Проследи, чтобы Забини не расходился особо с Монтегю.
Грегори кивнул.
И, кажется, тут же вырубился.
Тёмные коридоры Хогвартса оказались не такими страшными, как всегда думалось Гермионе Грейнджер.
Она никогда не бродила по школе сама после отбоя. Если это были какие-то полезные вылазки — в этом участвовал Гарри и его мантия-невидимка, а в последний месяц — рядом всегда был Малфой. Не самая лучшая защита, однако же почему-то, когда он находился неподалеку, ей становилось спокойнее.
Она чувствовала себя более защищённой под его тёмным крылом.
Или, скорее, во власти густой тени слизеринца, которую обычно так чётко обрисовывал силуэтом-близнецом направленный вперед туманный луч Люмоса во время патрулирования.
Гермиона всегда шла за Малфоем — поэтому рассматривала контуры этой густой скользящей фигуры на полу, изредка, в тайне злорадствуя, наступая на его голову или плечи. И тогда тень невесомо ложилась на носки ее туфель, что неизменно заставляло отводить глаза, поджимая пальцы на ногах. Это было почти похоже на прикосновение.
А потом она шла и корила себя за эти мысли, чувствуя, как загораются румянцем щеки. Надо же быть такой идиоткой.
Малфой почти всегда молчал. Иногда лишь поворачивался и делал свои хреновы замечания своим дурацким ледяным тоном.
И сейчас, шагая в темноте, Гермиона поняла, что ей не хватает этих замечаний и этой тени, которая должна была скользить перед ней, так же плавно, как и её хозяин.
Чёртов Малфой.
Бросил её патрулировать саму, тёмную школу, когда МакГонагалл строго-настрого запретила им передвигаться после отбоя поодиночке. И факт был не в прямой опасности, которую могут преподнести родные стены, а в вопросе этики ученического воспитания.
Этики.
Пфф.
Для Малфоя это слово — не больше, чем звук. Не несущее в себе никакого смысла.
Беспардонный кретин. Всё и всегда ему сходит с рук.
Гермиона поняла, что прислушивается к своим шагам, пытаясь не потерять себя в этой темноте, почувствовать свое присутствие здесь. Но привычка ступать аккуратно и бесшумно, — почти как он, гррр, — уже начала вырабатываться в походке, поэтому ей пришлось намеренно стучать каблуками. А в напряжённой руке подрагивала палочка, отчего лучик Люмоса метался по стенам и полу, выхватывая из темноты кусочки знакомых стен, старинную кладку камня и похрапывающие портреты в тяжёлых рамах.
Торопливо спускаясь по лестнице вниз, к подземельям, Гермиона заставила себя дышать медленнее — этот запах, что витал здесь день и ночь, напоминал ей о нелюбимых зельях и какой-то потусторонней жизни. Легкие признаки клаустрофобии на узкой лестнице тут же обхватили ее горло острыми обручами, однако она заставила себя успокоиться.
Она была здесь тысячу раз.
Но ни разу сама — ночью.
На миг представила себе размер подземелий. Количество узких коридоров, переходящих постепенно в темницы. Уходящих вглубь, вглубь... И если вдруг она в темноте потеряется, сбившись с привычного пути до класса зелий, забредёт в какую-нибудь глушь в этом каменном и сыром лабиринте, пропахшем тиной, её никто и никогда не найдет.
Никто. Никогда.
По коже прошел мороз, но она заставила себя нахмуриться, вновь переключившись на злость на этого кретина.
Из-за него она поссорилась с Гарри. Друг не разговаривал с ней уже второй день. Даже после квиддича, расстроенный, раздражённый, злой и не верящий в факт победы Слизерина, он принял похлопывание по плечу столь же растерянного Рона, обнял Джинни, и ничего — ни-че-го — не сказал на слова ободрения Гермионы. Стрельнул в неё своим тяжёлым взглядом, полным... чего-то, и ушёл. Они все ушли в гостиную, кроме Гермионы.
Ей нужно было заниматься.
У неё дополнительное задание от Стебель.
Позже, на ужине, куда не явился Поттер, она узнала от Рона и Симуса, что Гарри едва не раскромсал в гостиной журнальный столик в припадке ярости. Рассорился с Невиллом и Джинни, а потом упал на постель и практически сразу вырубился, отъехал в глубокий сон, какой бывает только после нервного перенапряжения.
И после этого она твёрдо вознамерилась помириться с ним.
Никакой кретин, а тем более, кретин-слизеринец, не стоит их ссор. У Гарри сейчас нелёгкое время. У всех нелёгкое.
Хотя, Гермиона была почти спокойна — в отношении родителей, по крайней мере. Утром пришло письмо от матери, которая назвала дату отъезда к тёте Лилит. Через пару дней они будут в безопасности. Слава Мерлину.
Но мысли то и дело возвращались ко вчерашнему вечеру, и это было практически неконтролируемо — она хотела этих мыслей. Хотела их даже в больших количествах, чем они были.
До боли в сердце хотела ощутить то, что ощущала вчера. Но поклялась себе никогда в жизни не признать этого — даже для себя.
Ночью, в темноте своей спальни, Гермиона воскрешала каждый момент их с Малфоем поцелуя. Его губ, дыхания. Ощущения его пальцев в волосах — практически единственное прикосновение, которое он позволил себе. Наверное, до сих пор его себе же не простил.
Горячий, раскалённый взгляд серых глаз. Его кончик носа на её шее.
Господи, было так горячо, что впору просто задохнуться во всём этом.
Он ведь лишь коснулся, еле-еле. Вдохнул запах её кожи и волос глубоко в себя, как одержимый, — а она уже готова была растечься перед ним на полу, растопленным воском проскользнуть сквозь касающиеся твердые пальцы и навсегда остаться лужицей раскалённого желания у него в ногах. Так нельзя.
Мерлин, так нельзя.
Это слишком сильно.
Так не должно быть. Не с ним.
Но желание, жгущее изнутри, раздувающее угли под рёбрами... Ей почти хотелось молить о том, чтобы он остановил это. Или продолжил?
Нет.
Никогда.
Она не станет.
Не после того “проваливай”, что он бросил ей в лицо. Не после того, как приказал, а он, мать его, почти приказал ей, патрулировать самой. А что она? Подчинилась.
Она же, блин, ответственная.
Ответственная. И сегодня поняла, что чуть не умерла от страха.
Малфой на метле — это зрелище, от которого пищала бы каждая студентка Хогвартса. Даже гриффиндорки — Гермиона часто слышала, как девушки её факультета шёпотом обсуждают эту тему, — сходили с ума от того, как Драко справляется с метлой.
Сегодняшний матч, естественно, не стал исключением.
— Посмотри, какие у него руки...
— Мерлин, Лаванда. Не засматривайся на него! — шёпотом в общем гуле, прямо за спиной Грейнджер.
— Ты посмотри, как он летает. Думаешь, у него такие плечи из-за квиддича?
— Не знаю, но тебе точно не стоит засматриваться на фигуру Драко Малфоя, если не хочешь, чтобы тебя засмеяли.
— Засмеяли? — быстрый шёпот становится чуть громче, потому что Уоррингтон забивает в левое кольцо гриффиндорцам и трибуны напротив, украшенные зелеными флагами, безбожно орут, — не делай вид, что не замечаешь, как на него пялятся все, даже наши. А еще недавно я слышала, как Ромильда Вейн стонала его имя ночью.
И тут шёпот практически срывается на писк от восторга, будто эта новость должна была потрясти Натали Макдональд до самых кончиков пальцев.
— Мерлин, какой ужас! Годрик покарает её за это! — под возмущением Натали явно скрывает смущение.
— О, пусть он и меня покарает, если бы только...
— Взгляните!
— Вот чёрт!
Гермиона отвлекается от чужого разговора и видит, как в десятке метров от их трибуны в Малфоя на всей своей вибрирующей и гудящей скорости врезается бладжер.
Удар. Сердце останавливается.
Кажется, Гермиона даже услышала хруст костей.
— Мерлин! Малфой! — но её крик тонет в восклицаниях гриффиндорцев, когда древко метлы выскальзывает у него из рук и начинает страшно вихлять в воздухе, то подныривая, то взмывая вверх, управляемое лишь его ногами, в то время как он, судя по всему, не мог даже разогнуться — с такой силой приложился мяч-вышибала.
Несколько секунд метла изворачивается под хозяином, будто желая скинуть его с себя, и, когда уже кажется, что Малфой вот-вот сорвется вниз, его рука смыкается на дереве и уверенно фиксирует, заставляя повиноваться. А Грейнджер почти не дышит, в кровь закусив губы и замерев, глядя на это действо широко раскрытыми глазами.
Его несёт в трибуну. Прямо в их трибуну — и он не может ничего сделать со взбунтовавшейся метлой. Гриффиндорцы толпой ринулись на другую сторону, отчего стало невыносимо трудно разглядеть хоть что-то, что происходило дальше — лишь грохот и девичьи крики.
— Расшибся! Малфой расшибся!
— ...что там? Расскажите? Я не вижу нифига!
— ...сбил собой лавки!
— Он жив, смотри. Сейчас полетит!
И действительно — несколько секунд, и метла выносит Малфоя с разбитой губой, согнутого практически пополам, на поле. Останавливается совсем рядом, удерживаемая его рукой. А Гермиона всё ещё не дышит, и ей кажется, что она вот-вот умрет оттого, что на секунду поверила в этот крик “расшибся”!
Весь стадион замолкает, а он смотрит. Прямо на неё, и она не понимает этого взгляда — лишь потом осознаёт, что щёки её совершенно обескровлены, а пальцы вцепились в перегородку балкона так, что ногти впиваются в насквозь мокрый флаг Гриффиндора. И это больно, но она совершенно забыла, что значит “больно”, чувствуя лишь жжение в губе, в том месте, откуда у Малфоя кривой струйкой текла кровь, смешиваясь с дождевой водой.
Он так небрежно проводит по ней перчаткой, будто и не чувствует ничего.
А после — объявление Дина Томаса.
Победа Слизерина. Осознание. Рёв трибун. Молчание Поттера на её ободряющее “ты всё равно молодец, Гарри”. Библиотека. Задание от Стебель. Фигов доклад по фиговым бубонтюберам, чтобы им пусто было.
Так и прошёл день. А потом — встреча с Малфоем, пару часов в пустой гостиной в попытке читать что-то из дополнительной литературы по нумерологии, долгий взгляд в камин и темнота Хогвартса, нарушаемая лишь Люмусом.
Она ненавидела себя за этот день.
Она даже не подозревала, что можно так сильно ненавидеть себя.
Нетвёрдые шаги в глубине узкого коридора заставили её остановиться, мысленно переносясь обратно в подземелья, вновь ощущая спёртый воздух и запах тины, а желание спрятаться в ближайшей каменной нише, образующей собой частые выступы в стенах наподобие колонн, тут же вспыхнуло в груди.
Мерлин, ты же староста. Вот и веди себя, как староста.
Гермиона тут же расправила плечи, шагая быстрее и увереннее, выставив перед собой руку с палочкой. Мутный лучик света выхватил фигуру, стоящую у самой развилки — поворот налево — к кабинетам зелий. Прямо — к гостиной Слизерина и подсобным комнатам зельевара. Направо же дверь была закрыта. По словам Фреда и Джорджа, там профессор Снейп держал еще пару василисков про запас, если кто решит открыть новую тайную комнату.
Бред, конечно. Но лет пять назад это казалось довольно устрашающей байкой.
Фигура прикрыла глаза от света.
— Эй... кто там ещё?
Голос грубоватый, знакомый, хоть и основательно хриплый. В коридоре бас отдавался от стен, умножаясь.
Грейнджер сделала ещё шаг вперед. Тёмные волосы, медвежья фигура.
— Монтегю?
Он на мгновение застыл, а затем, видимо, привыкая к свету, опустил ладонь от лица, хоть и продолжал щурить глаза, слегка отводя голову вбок.
— Это ты, гриффиндорская мышь?
Гермиона скривилась. Язык Грэхема заплетался так, что слов было почти не разобрать.
— Какого хера ты тут делаешь? Ищешь своего блядского Малфоя? — Монтегю заржал, но глаза его сверкнули от злобы, которая пропитала низкий голос.
— Ты нарушаешь правила школы, разгуливая после отбоя, — отчеканила Гермиона, подавляя в груди желание сделать шаг назад, когда он сложил руки на груди, упираясь плечом в каменную стену.
— А ты нарушаешь мое уединение, малышка. Я уже час брожу здесь один, и мне очень даже хорошо. Или тебе понравилась наша маленькая встреча в Хогсмиде?
— Пошёл к чёрту, — выплюнула гриффиндорка, чувствуя, как волна отвращения пробегает по спине от воспоминания его тела рядом с собой. Его загребающих рук и насмешливого голоса. — Отправляйся в Слизеринское крыло. О том, что ты бродишь по ночам будет доложено...
— А то что?
— Прости? — Гермиона сделала-таки торопливый шаг назад, когда он внезапно начал приближаться к ней, оттолкнувшись от стены.
Взгляд Грэхема сконцентрировался на лице девушки. Видимо, в подземельях было не так непроглядно, как ей казалось сначала. Или же слизеринцы, как змеи, рождались с талантом видеть в темноте.
— А то что ты сделаешь? Если не отправлюсь, а? — в его низком голосе вызов и какой-то пошлый намек. На что — Грейнджер даже не хотела думать. Она сделала ещё один шаг назад. Он приближался.
— Ты отправишься, Грэхем. Иначе тебе придется иметь дело с деканом факультета, — голос дрогнул против воли. Он заметил.
Усмехнулся.
— Декан? О, нет... — в напускном ужасе прижал руку ко рту. — Где же он? Где? Снейп!
Грэхем рявкнул это имя на всю мощь своих голосовых связок, кажется. У гриффиндорки зазвенело в ушах, и она против воли зажмурилась. Подземелья разнесли влажное эхо по коридорам.
Тишина. Её сбитое с ритма дыхание.
— Кажется, его здесь нет, — насмешливо и громко. — Где ты его спрятала? У себя под мантией?
Одно мгновение — и он схватил её запястье в капкан своих пальцев, выбивая палочку. Грейнджер даже не успела произнести заклинание — не заметила рывка. Не даром прошли те года, что слизеринец посвятил занятиям квиддичем — реакция у него была быстрой, а захват сильным.
Палочка выпала из рук и лучик света заплясал по стенам.
— Убирайся, Грэхем!
Она попыталась вырвать запястье из железных пальцев, но лишь зашипела от боли.
— Да, детка. Кричи погромче. Всё равно здесь никого нет, — его ухмылка скользнула в нескольких дюймах от её глаз, а в следующее мгновение Гермиона с силой ударилась спиной о каменную стену, так, что едва не выбила из легких весь воздух. Прежде, чем поняла, что происходит — Монтегю навалился сверху всей своей грудой мышц. От него несло алкоголем так, что резало глаза.
— Помнишь, я обещал, что мы с тобой еще потискаемся? — пропыхтел он, сглатывая.
Паника накрыла Грейнджер с головой. Монтегю не шутил. Он не взялся ее напугать или проучить. Его ширинка снова характерно топорщилась. Девушка дёрнулась вбок, но он крепко держал, сжимая руки и мешая дышать своим прижатым телом.
— Что ты несёшь! Пусти! — выдохнула она, рванувшись плечами от стены.
Он будто не слышал, хрипя и потираясь о неё, опаляя лицо своим дыханием, от которого начинало тошнить.
— Забыла, да? — лихорадочно шептал Грэхем, вжимаясь лицом в её шею и ухо.
— Отпусти, Монтегю! — неожиданно запястья оказались на свободе — но гриффиндорка не успела обрадоваться, потому что его руки начали лихорадочно шарить по застежкам ее мантии, в попытке расстегнуть мелкие крючки.
Мерлин, да что же это! Давай, Грейнджер, сделай что-то с этим кретином! — орало сердце, галопируя где-то на корне языка и рассылая по всему телу ужас, такой же тяжёлый, как этот слизеринский урод.
Сжав зубы, она со всей силы толкнула его неподъёмное тело. Естественно, никакого результата. Он только громче задышал, и, видимо, начал терять терпение — раздался треск ткани. Звук, будто сквозь толщу воды, от которого поджилки Гермионы, кажется, завязались в тугой узел. Прохлада подземелий коснулась тёплой кожи груди, скрытой теперь лишь тонким бюстгальтером.
Каким-то отдалённым уголком сознания гриффиндорка услышала, как по полу застучали пуговицы её школьной рубашки, и это стало последней каплей, удерживающей её на границе контроля своих эмоций — из глаз полились слёзы, а руки по-прежнему отталкивали широкие плечи, соскальзывая и царапая кожу запястий о змейку на горловине его сбитой набок кофты.
— Не дёргайся, мать твою.
Монтегю подхватывает её, подтягивая вверх по стене, сгибая колено и втискивая его между сжатых бедер девушки.
— Грэхем... — всхлип. — Пожалуйста, не нужно.
Мерлин, Грейнджер. Борись, борись же.
Слабачка!
Голос этот всё тише и тише. Не находит ответа в пульсирующем мозгу. Руки болят так, что в них почти не остается сил — она уже не толкает, а скребёт ногтями по его плечам. Почти невесомо. Только слёзы катятся по холодным щекам и сердце толчками пережёвывает кровь где-то глубоко внутри, гоня её по организму.
Борись.Борись.Борись.
Стук такой частый, что кажется, будто она сама — сердце. Пульсирует у него в руках, мечтая вдохнуть, хотя бы один раз. Но у неё не получается — на грудь давит тяжёлое тело, снова прижатое к Гермионе. Ручищи скользят вверх по её бёдрам, сжимая, стискивая кожу, добираются до пуговицы на джинсах и торопливо расстегивают её.
Она задыхается. Кашляет, давится слезами и снова начинает задыхаться, потому что Грэхем и не думает отодвигаться, присасываясь губами к тонкому плечу, пытаясь стянуть ткань с её ног. А ей нужен чёртов воздух.
Борисьборисьборись.
Оно сейчас просто остановится. Разлетится на куски от этого молчаливого крика и желания вдохнуть.
Невесть откуда взявшиеся силы на одно отчаянное мгновение заставили её рвануться вперед.
То ли Монтегю не ожидал вновь ожившего сопротивления, то ли слишком увлёкся лишением Гермионы её последней защиты, но девушка выгнулась и колено её попало прямо в напряжённый живот Грэхэма, заставив того на мгновение громко застонать, согнувшись, однако не размыкая рук.
Воздух.
Дыхание со свистом ворвалось в лёгкие так быстро, что перед глазами заплясали звезды. Она снова дернулась. Руки Грэхема держали крепко, поэтому она просто со страхом ждала его реакции, кляня себя за то, что удар не пришелся ниже. Через несколько секунд он разогнулся с тяжёлым выдохом и блестящими глазами, которые впечатали её взглядом в стену. И в них было что-то, от чего Грейнджер едва не решила распрощаться с жизнью. Кажется, он убьёт её прямо сейчас — прямо здесь.
— Ах ты ёбаная сука, — захрипел он, смаргивая слёзы боли в воспалённых глазах. Одна рука отпустила её плечо. Но не для того, чтобы позволить уйти.
Короткий размах. Удар.
Это ведь был удар?
Левая часть лица онемела мгновенно. Голова запрокинулась, и девушка ощутила, как сознание начинает уплывать от неё. Она ловила воздух приоткрытым ртом всем своим существом ища ориентир, чтобы зацепиться за него, не уходить. Никакого обморока. Нельзя. Нельзя.
Щека пульсировала.
— Вздумала пинаться? Я научу тебя хорошему тону, гриффиндорская грязь.
Кажется, Грэхем снова замахнулся.
Гермиона закрыла глаза, и осознание того, что этот удар наверняка выбьет из нее последний дух, заставило ее сжаться.
Шаги.
Мерлин. Шаги. Она слышала их сквозь шум и звон в ушах — сначала тихие, отдающиеся в коридоре. Затем громче, быстрее. Будто кто-то бежал. Стук стал почти оглушающим — она слышала его — и глаза распахнулись, возвращая её из плывущего сознания в подземелье.
А в следующий момент её отпустили.
Практически отпихнули от себя, и она упала, ударившись о каменный пол. Будто сложилась гармошкой, как сломанная кукла, прижимая к себе колени, сжавшись, глядя слезившимися глазами, как кто-то отшвыривает Грэхема к противоположной стене. Монтегю ударяется затылком, стонет, пытается отпихнуть, не соображая, кто перед ним. Но через несколько секунд осознание приходит к нему таким ужасом в лихорадочно блестящих глазах, что Гермионе становится его почти жаль.
Почти.
— Блять... Малфой, клянусь, я...
Малфой?
Девушка едва не начинает задыхаться снова. Мерлин. Это Малфой?
Она до боли всматривается перед собой и начинает различать платиновые волосы и фигуру, обтянутую тёмной одеждой, отчего он казался ещё более плотным сгустком тьмы, чем всё вокруг. И этот сгусток прижимает Грэхема к стене.
Резкое движение, замах. Хруст.
Рёв Монтегю на секунду оглушает, но Драко только стискивает челюсть, не давая слизеринцу согнуться пополам, ударяя ещё — на этот раз не в лицо — в живот.
— М-Малфой... — что-то булькает во рту ублюдка так, будто из него вот-вот полезут все его внутренности.
Нет.
Он заслуживает ещё.
Ещё сильнее. Ещё больше.
Чтобы потроха скрутило от боли, а потом он выблевал их на пол. Или захлебнулся бы в них. В собственном дерьме и крови.
Ярость пульсировала в висках, заставляя наносить удары один за одним. Перед глазами замерла картина практически распластанной по стене грязнокровки, дрожащей, заплаканной, умоляющей, умоляющейблять его остановиться. И звук. Звук пощечины, которой наградил её лицо Грэхем.
Этот звук и сейчас разрывался с каждым ударом сердца в груди. Зубы снова сжались, Малфой выбросил перед собой кулак ещё раз, попадая в челюсть.
У Грэхема вырвался хрип.
Он уже не пытался говорить. Тихо скулил что-то, кашляя.
Драко чувствовал, что ему не хватает дыхания. Он сжал глотку Монтегю, который жмурился, пытаясь отвернуть от него свое лицо. Из сломанного носа хлестала кровь, которую капитан слизеринской команды покорно глотал вперемешку со слезами в ожидании следующего удара.
Драко выхватил из кармана палочку, приставляя её к судорожно дёргающемуся кадыку Грэхема. И замер.
Будто давая возможность.
— Какого хуя я только что видел? — произнёс Малфой таким глухим и спокойным голосом, что ужас сковал всё существо обоих людей, которые стали свидетелями этих слов в узком коридоре подземелий.
Тихо. Почти ласково.
Так, что у Монтегю, он мог поклясться, сердце пропустило несколько ударов. И, Мерлин, лучше бы Драко его ещё раз ударил.
— Не испытывай, блять, мое терпение! — заорал Малфой в лицо Грэхему, и тот задергался, снова пытаясь отвернуть лицо, зажмуриться. А кончик палочки уже с силой надавливал на горло.
Лепет вышел тихий и невнятный. На грани слышимости. Перебитый кашлем и попытками сглотнуть собравшуюся во рту кровь.
Гермиона слышала каждое слово.
— Я не хотел, я клянусь... Ты же меня знаешь, приятель... Я же ничего такого... Она ведь сама полезла... Я бы никогда... Но она сама... Ты говорил, что можно... Помнишь, на поле? “Ловите, ебите”, а?.. Тебе же похуй... В чём дело, Малфой?
Драко услышал за спиной судорожный вдох Грейнджер. На что она так реагирует? На то, что он сказал этим кретинам, что ему посрать, кто трахнет грязнокровую шлюху?
Так это грёбаная правда.
В мозгу разорвалась совершенно другая фраза, произнесённая Грэхемом.
Она сама.
— Что значит “сама”?
— Шарилась здесь... Малфой, клянусь... у меня бы и в мыслях... ты же знаешь...
Закашлялся. Не мог говорить.
Она сама.
Сама полезла к нему? Сама предложила себя?
Зубы скрипнули, и Монтегю снова зажмурился, справедливо рассудив, что этот гнев тоже касается его. Но в следующий момент Драко выпустил шею слизеринца, позволяя тому мешком рухнуть на пол, всхлипывая и сжимаясь, обхватывая живот руками.
Малфой вытер руку о свитер, не сводя с Грэхема ледяного взгляда, будто тот мог снова вскочить и броситься на дуру-Грейнджер.
Не мог.
Он даже почти не двигался.
А Драко стоял и пытался объяснить свой поступок. Анализ. Анализ. Анализ. Мозг работал, подбирая варианты. И все какие-то слишком отчаянные, слишком неправдоподобные. Ему действительно всё равно, пусть он даже трахал бы её, прижав к стене.
Но что тогда заставило Малфоя рвануть с места, забыв, где он находится, забыв, что голова только что кружилась, а тело было расслабленно-спокойным, видя только открывшуюся глазам картину и её слёзы?
Грёбаные слёзы, которые он когда-то не смог выдавить из неё.
Списать это на защиту слабых?
Смешно.
Не Малфой. Не грязнокровок.
Что тогда?
Он ударил Грейнджер.
Вновь вспышка ярости. Вот. Вот оно. Грэхем — трусливый урод. Осмелился поднять руку на ту, на кого не поднялась рука у Малфоя. Кого Малфой не смог ударить.
Драко медленно обернулся. Она стояла, подпирая спиной стену, прижимая к груди изодранную рубашку и мантию. Пальцы мелко дрожали, а в свободной руке грязнокровка держала подобранные наощупь пуговицы. Её палочка валялась в нескольких шагах, всё ещё освещая пятачок коридора чуть дальше от них мутным Люмосом.
Встретившись с ним взглядом, сжала губы, задирая подбородок.
Знакомый мятежный огонек.
С ума сойти. Ненормальная.
В полутьме он разгадал отпечаток ладони Грэхема на её левой щеке, но в следующую же секунду Грейнджер сорвалась с места, уверенно стуча каблуками в сторону выхода, остановившись лишь для того, чтобы подобрать палочку.
Видимо, уже на ходу шепнула “Репаро”, потому что несколько оставшихся под ногами пуговиц с тихим шорохом скользнули по каменному полу за ней. Малфой смотрел на удаляющийся силуэт, и думал, не кажется ли ему, что плечи Грейнджер начинают трястись.
Затем перевёл взгляд на утирающего рукавом нос Грэхема, который по-прежнему лежал на полу, глядя на Драко блестящими глазами. На свои разбитые костяшки. Понял, что внутренности всё ещё горят от ярости.
— Малфой... Я...
— Заткнись.
Он не собирался больше прикасаться к этому куску дерьма, что валялся в коридоре — либо сам дойдёт до гостиной, либо слизеринцы подберут.
Драко на секунду прикрыл глаза, ощущая, как виски стягивает тупой пульсирующей болью. Развернулся и медленно побрёл за грязнокровкой, бросив на Монтегю последний уничтожающий взгляд.
Мать его.
Он никогда ещё не трезвел так быстро, как сегодня.
Слизеринцы заулюлюкали, а Малфой закатил глаза, откидывая слишком лёгкую голову на спинку дивана и растягивая губы в ухмылке.
Забини говорил, что мать выслала ему небольшой запас “хорошего настроения”, и когда первая бутылка кочевала из рук в руки, слизеринцы заискивающе переглядывались. Достать бокалы не составило никакого труда.
Первый глоток — Теодор мужественно смаргивал накатившие слёзы.
Дальше — по накатанной. И одна бутыль, уже совершенно пустая, подпирает стеклянным боком ножку кресла. Огневиски пришёлся очень кстати. Блейз как-то упоминал, что один из его отчимов был отъявленным ценителем спиртного, после чего бар поместья Забини основательно пополнился непотребным нынче алкоголем.
Мерлин, как же это пригодилось.
С начала вечера их было куда больше — как минимум на нескольких особенно восторженных шестикурстников и остальных игроков команды, однако до десяти вечера досидели только некоторые — самые стойкие и сплоченные. Никого лишнего — почти все свои.
Голова практически лишилась мыслей, что, безусловно, играло на руку Пэнси, которая целый вечер ластилась вокруг Малфоя, а теперь и вовсе перебралась к нему на колени, грея в руках бокал с остатками напитка.
Пробка выскочила из очередной бутылки с громким, почти соблазнительным скользящим звуком, и Драко поднял голову
— Забини, ты просто бог, — Грэхем, расположившийся вместе с Гойлом на другой стороне дивана, протянул руку и поднёс одну из бутылок к лицу, глядя на сокурсников сквозь колеблющуюся призму. — Вот это я понимаю.
— Поставь, разобьёшь ещё, — Нотт едва ли не облизывался, потирая ладони, на что Монтегю с оскорблённым видом фыркнул, показательно подбрасывая бутылку в руке. Можно было спорить, что сердце Теодора едва не остановилось.
Забини лишь махнул рукой.
— У меня ещё одна в комнате. Или даже не одна, — он подмигнул Драко, и тот лишь покачал головой, чувствуя, что сознание его совершенно расслаблено, и этого — именно этого яда на дне бокала — ему так не хватало.
— Был бы повод. Выпивки много не бывает.
Голос Малфоя звучал твердо, несмотря на то, что, голова, кажется, готова была парить под потолком.
Пэнси поудобнее устроилась у него на коленях, прижимаясь грудью, обтянутой шелковой изумрудной блузой, к его плечу, будто нечаянно.
Нотт и Забини всю прошлую неделю подкалывали Драко по поводу того, что Пэнси стала хуже работать ртом и стоит возобновить появления в гостиной Слизерина — девушка соскучилась по любимому.
И Малфой чувствовал это — действительно соскучилась.
Видимо, никого подходящего ей так, как он сам, поблизости не оказалось. Он всерьёз раздумывал над тем, чтобы уделять своей недодевушке больше внимания.
Его напрягало то, что происходило у него “на личном” в данный момент.
— Повод нешуточный, — девичий голос перебил мысли: Дафна сидела на одной из небольших диванных подушечек, которые Блейз раскидал на полу. Брюнетка покачивала в тонких пальчиках бокал, поглядывая на Забини масляными глазами.
Насколько знал Драко, Дафна значилась за Блейзом ещё с прошлого года. Свободные отношения, или так это называется? Почти то же самое, что у них с Пэнси, только Гринграсс-старшую не ебёт добрая половина школы.
— Это первая настоящая победа, — продолжала тем временем Даф, наблюдая, как огневиски наполняет её бокал. — Наша настоящая победа над Гриффиндором, и это куда лучше, чем любое другое унижение этих идиотов.
Блейз фыркнул, бросив на Малфоя прищуренный взгляд. Тот снова растянул губы в ухмылке. А на ум тем временем пришел разговор с Грейнджер накануне вечером, когда они встретились прямо посреди коридора, ведущего в Башню старост.
Он как раз собирался в подземелья, а она, видимо, как обычно зависла до позднего вечера в своей любимой кладовой знаний — Мерлин, если бы можно было выйти замуж за библиотеку, грязнокровка бы сделала это, — или успокаивала своего любимого Поттера, который наверняка бился в истерике целый день. В любом случае — они не виделись с того момента, как слизеринцы покинули поле под громкое улюлюканье и свист.
Нет, конечно, он не считал минуты и часы, пока её не было. Драко посетил мадам Помфри, принял душ, переоделся. Сел на постель и взглянул в зеркало, соображая, почему решил не залечивать разбитую губу. Слегка повернул голову, рассматривая отражение.
Блейз сказал, что небольшая ранка мужчину даже красит. После этого предложил набить ещё и глаз. Они все были слишком взорваны эмоциями после этой игры. Первая победа Слизерина у красно-золотых - Малфой до сих пор не мог поверить.
Он вздохнул и провёл по разбитой губе кончиком языка. Затем ещё раз — сильнее. Ничего. Чуть притуплённый вкус крови и никакой боли. Не было её, когда он снёс собой лавки на трибунах. Не было, и когда бладжер влетел в рёбра.
Нарцисса ли стала куклой? Не он ли сам?
Драко снова взглянул на часы. Полвосьмого. Интересно, дверь не хлопала, значит, грязнокровки ещё нет. Он не собирался встречаться с ней перед уходом. Вообще не собирался видеться. Желательно — никогда.
Особенно после того, что случилось у двери в её спальню.
Точнее, ничего не случилось.
Ну, конечно, нет, Малфой. Её голос так и звучал в голове. Херня. Херня полная.
Он плюнул на всё, сунул в карман палочку и зашагал из комнаты, а в коридоре, перед самым поворотом к лестницам, встретил Грейнджер. Точнее, чуть не сбил с ног. А, стоило ей попасться на глаза — и он вдруг понял, что вновь зол, как чёрт.
Грязнокровка остановилась, едва вывернув из-за угла. Он тоже остановился, еле успев отклониться, чтобы она не въехала в него носом. Оба сделали шаг назад.
Взгляд Грейнджер скользнул по его одежде.
Он не надел форму — лишь тёмный легкий свитер под горло и джинсы. Пэнс нравилось, когда он одевался именно так. Она готова была потечь при одном только виде Малфоя в обтягивающих вещах. Когда-то, при таких же посиделках, она взялась вылизывать его прямо сквозь футболку. Ощущения при этом были не особенно впечатляющие, но Драко возбудился не на шутку, наблюдая за тем, как острый язычок обводит его проступившие сквозь тонкую ткань соски.
Грязнокровка потянула носом — почувствовала запах одеколона. Прищурилась, сжимая губы.
Видимо, догадалась, куда он идёт. Сейчас они казались по-особому слишком разными. Две разных планеты.
Два разных мира.
И это было так правильно, что становилось херово.
— Поздравляю, Малфой, — практически выдавила из себя, задирая подбородок.
— Не понял? — как хорошо у него выходит притворяться в последнее время.
— Квиддич.
— Не стоит. Это было ожидаемо.
— Ты и сам знаешь, что нет, — с расстановкой произнесла она, и взгляд остановился на его разбитой губе. — Ты не был у мадам Помфри?
Брови его взлетели над глазами в немом вопросе и насмешке.
— Тебя касается?
Грейнджер на секунду замолчала, опуская взгляд и заправляя прядь волос — Драко захотел намотать её на палец и слегка потянуть, — за ухо.
— Нет, вовсе. Но я подумала, что раз травма...
Раздражение.
— Может, ты просто заткнёшься и дашь мне пройти?
Гермиона сжала губы. Обвела взглядом свободное пространство вокруг.
Малфой мысленно чертыхнулся — будто грязнокровка мешала обойти её. Они стояли посреди широченного коридора.
Он громко выдохнул и закатил глаза, отодвигая девушку плечом. Сделал два шага.
И вдруг, сам не понял, почему — замер. Скрипнул сжатыми зубами. Резко обернулся.
— Какого хера это был за взгляд, Грейнджер? — вдруг, сходу, чуть не сорвался на рёв ей, так и не двинувшейся с места, в спину.
Кажется, вздрогнула.
— Не понимаю, о чем...
— На грёбаном поле, когда я поймал грёбаный снитч. Ты уставилась на меня, как будто вот-вот рухнешь с грёбаной трибуны!
— Ты чуть не убил пару девушек с младшего курса. Они едва успели отскочить в сторону, — голос её был тихий, но твёрдый. Будто она действительно верила в то, что говорила.
Но он не верил.
Он знал, что она врёт.
Она боялась за него. Пусть скажет это. Пусть скажет сама. Признает. Не он, а Грейнджер.
А потом пусть идёт на хер со своей заботой. Ему это не нужно. Не нужно.
— Уверена, что это был страх за них, а не за меня?
Тишина.
— Какого хера ты молчишь?!
Мерлин, орёт на весь коридор. Наверное, даже на седьмом этаже был слышен его голос.
— Да, уверена.
Как же бесит этот спокойный тон, когда ярость в Малфое буквально прожирает дыру в груди. Он чувствовал бессилие от того, что стоял и задыхался в нескольких шагах от неё, уставившись в густые волосы, спадающие на спину.
— Отлично, — выплюнул на тон тише. — Тебе же лучше, поняла?
Она пожала плечами.
Он понял, что ненавидит наблюдать, как кто-то пожимает плечами.
С рычанием развернулся, стискивая руки в кулаки. Как приятно было пообщаться с твоей спиной, дура-Грейнджер. Его шаг сбился, когда он услышал её голос:
— Ты должен вернуться до девяти.
Малфой сжал челюсти, засовывая руки в карманы и старательно игнорируя ударившиеся о лопатки слова.
Шаг, два.
Три.
— Сегодня среда.
Срать я хотел на среду.
Голос тише — он уходил все дальше по коридору. Грязнокровка не шевелилась. Драко начал торопливо считать плиты на каменном полу.
Два, четыре, шесть...
— Патрулирование, Малфой, — повысила тон.
— Пошла на хер, — он рывком обернулся через плечо, кривя губы. — Сегодня занимайся этой хуйней без меня.
— Это такие же твои обязанности, как и мои.
— Похеру.
— Малфой!
— Похеру, — снова шепнули губы и он получил ощутимый пинок в бок, который тут же отдался неприятным жжением.
— Малфой! — Блейз протягивал другу наполовину полный бокал, — ты ещё здесь?
Драко моргнул, возвращаясь сознанием в гостиную Слизерина. Пэнси смотрела на него, слегка отстранившись и упираясь рукой в спинку дивана над его плечом.
— Да, да, — он принял бокал и кашлянул. — Просто задумался.
— Завтра будешь думать, — Блейз уселся на подушки рядом с Дафной, приобнимая её за плечи. Девушка тут же прижалась к нему, умиротворенно улыбаясь.
Малфой согласно кивнул и со вздохом откинулся на спинку дивана.
— Малыш, — голос Пэнси был тихим и слегка хрипловатым от выпитого алкоголя, что тут же заставило окончательно вернуться в реальное время. — Просто расслабься сегодня.
Тонкая рука скользнула вверх по рельефным мышцам его живота, поглаживая то место на рёбрах, над которым пол утра колдовала мадам Помфри, снимая воспаление и избавляясь от кровоподтека.
“Ребро треснуто, и это лучшее, чем вы могли отделаться, мистер Малфой! — тараторила целительница с привычным неодобрением, торопливо смешивая какие-то травы в стакане. — Выпейте, и чтобы завтра же явились на повторный осмотр. И не кривитесь, костерост вам подслащивать никто не станет! Будете знать, как летать по полю с закрытыми глазами. Я вас, конечно же, поздравляю, но добывать снитч ценой собственного здоровья — это просто нелепо...”
Губы растянула медленная улыбка. Легкий отголосок прежнего триумфа вернулся в грудную клетку, растягиваясь, распирая. Это было то, что нужно.
Кажется... чёрт. На секунду ему показалось, что несколько таких побед — и он сможет полностью вылечиться от того, что почти сожрало изнутри. Почти убило.
Теплые пальчики Паркинсон добрались до горловины свитера и игриво потянули ее вниз. Видимо, слизеринка по-своему истолковала улыбку Малфоя. Он шевельнул рукой, поглаживая Пэнси по спине, и она тут же податливо выгнулась в его руках.
Твою мать. Вот она. Бери и трахай. Что тебе ещё нужно?
— Давайте выпьем.
Драко чуть затуманенными глазами взглянул на Дафну, которая вдруг протянула свой бокал в центр стола.
— За Малфоя. Он принёс нам победу сегодня.
Пэнси отлепилась от его тела. Каждый из присутствующих — кроме Грэхема, который завистливо сжал губы, — кивнул. Со звоном встретились бокалы. Очередная порция огневиски уже почти неощутимо обожгла горло, и даже Нотт только залихватски зажмурился, а потом вскочил и унёсся внезапно в спальни.
— Эй, Тео! — почти в один голос позвали Грегори и Блейз, но тот лишь махнул рукой, исчезая на лестнице.
Они лениво переглянулись.
Гойл тут же положил ноги на место товарища, располагаясь во всей вальяжности, на которую был способен, закидывая руку на спинку дивана и наблюдая за тем, как Пэнси и Дафна переговариваются, выгнувшись на коленях молодых людей.
Грэхем, который целый вечер молчал, раздражённо вздохнул, чем вызвал вопросительный взгляд Забини в свою сторону.
— Блетчли — кретин, — коротко бросил Монтегю, и после этих слов в гостиной зазвенела тишина. Даже девушки замолчали, глядя на капитана слизеринской сборной вопросительно.
— Хэй, Грэхем, мы же выиграли, — Дафна удивленно подняла брови, поглядывая на Блейза, который только поджал губы, не пряча неодобрительного взгляда.
— Тем более, почти на каждой тренировке он отрабатывал защиту, ты видел, — согласно забубнил Гойл, хмуря гладкий лоб.
— Его грёбаные отработки защиты правого кольца не увенчались успехом, блять. Вы видели как его обошла сука-Робинс? Уделала, как ребёнка. И забила, — Грэхэм злился с начала вечера, и это было видно невооружённым глазом, но корень этого настроения был отнюдь не в пропущенном мяче. — Давно пора произвести замену состава, вот что я думаю.
— Да забей на это. Блетчли молодец: гриффиндорцы так и закидывали его квофлом, один раз всего лишь пропустил, — заступился за друга Гойл, однако стушевался под взглядом капитана.
— Нужно было не пропускать.
— Успокойся, — поднял голову Малфой и глядя на него с тем самым выражением лица, которого сторонились младшекурсники, да и многие из старших. — Снитч наш. Что теперь о том. Мы победили.
Грэхем сжал челюсть.
Сел ровно и упёрся локтями в разведённые колени, сверля взглядом однокурсника.
— Ну, конечно, — наконец-то выдавил он, ухмыляясь. — Спасибо тебе, Драко. Эта победа была незабываема. Мне не обязательно кланяться каждый раз, когда ты соизволяешь...
— Эй.
Монтегю заткнулся, переводя взгляд на встающего Блейза, весь вид которого говорил, что самое время либо сменить тему разговора, либо тон, которым это было произнесено.
— В чём проблема? — Забини не разрывал со слизеринцем зрительного контакта, пока тот не фыркнул, тоже поднимаясь.
Драко напрягся, однако Грэхем лишь отмахнулся, нетвёрдой походкой выходя из-за стола.
— Да идите вы.
— Монтегю, какого хера?
— Оставь, Блейз, — Малфой смотрел, как капитан команды молча выходит из гостиной, хлопая дверью. — Он просто перебрал. Пусть погуляет, вернется — проспится.
— Лишь бы Филчу не попался.
— Сегодня Грейнджер на патруле, — он фыркнул, представляя себе реакцию Монтегю, если заносчивая сучка снимет со Слизерина баллы за то, что капитан команды шатается в нетрезвом виде по школе.
— Завистливый кретин, — Забини ещё какое-то время стоял, глядя ему вслед, будто ожидая, что Грэхем вернётся, но затем безразлично приподнял брови, опускаясь обратно на подушки и потянувшись за своим бокалом. — Завтра поговорю с ним.
Драко хотел сказать, что разговор этот не стоит даже начинать, но его перебил Нотт, с довольной улыбкой до ушей вплывающий в гостиную. В руках его было небольшое волшебное радио.
— Музыка! — Дафна хлопнула в ладони, радостно ёрзая на подушках, старательно отвлекая всех от ухода Монтегю.
— Отлично, — губы Забини растянулись в улыбке. Они с Малфоем понимающе переглянулись, когда девушки буквально расцвели при виде деревянной коробочки с колонкой. — Врубай, Тео.
— Знаю, знаю. Я такой молодец, — Нотт, польщённый одобрением друзей, водрузил радио на журнальный столик.
Стоило музыке зазвучать в гостиной, как старшая Гринграсс тут же начала пританцовывать, постукивая ладошками по столу.
— Громче! — Дафна прикрыла глаза, улыбаясь, но Блейз приподнял её лицо за подбородок, немного поднимая к себе.
— Тшш, Даф, малыши спят, — тихо произнёс он, а затем наклонился и легко накрыл её губы своими губами. Гринграсс ответила моментально, потянувшись к мулату рукой.
Малфой отвёл глаза, встретившись взглядом с Гойлом и, усмехнувшись, покачивая головой.
Нотт же уже наливал новую порцию огневиски.
Дальше снова был алкоголь и парящая под потолком голова. Тело Пэнси, прилипшее к его собственному телу. Запах её острых духов и горячий шёпот на ухо.
Драко наблюдал за тем, как извивалась на столе Дафна, не отрывая взгляда от Блейза, расположившегося в кресле напротив. У слизеринки было красивое и соблазнительное тело, а плавные движения наводили на мысль о том, что в постели девушка вела себя не хуже. Танец этот предназначался лишь Забини, это было видно в каждом мягком, практически влажном движении, и Малфой перевел взгляд на Грегори и Теодора. Они тихо обсуждали когтевранок — короткие юбки и размеры груди. Речь молодых людей слегка заплеталась, и оттого создавалось ощущение, что они вот-вот уснут. Пэнси неторопливо двигалась в такт льющейся из радио музыке, покачиваясь у Малфоя на бедрах.
Глаза её были прикрыты, а расслабленные губы касались прохладной кожи то на шее, то на скуле. Он опрокинул в себя оставшийся на дне огневиски, а затем погладил Пэнс по боку, касаясь приоткрытым ртом ее шеи, вдыхая — черт, он слишком сильный, — запах ее духов.
Довольное урчание Паркинсон подсказало ему, что она полностью приветствует эти прикосновения. Он прикрыл глаза, проталкивая в глотку скупую слюну, встречая подмигивающий взгляд Блейза.
Дафна ненавязчиво переместилась на кресло мулата и уже скользила по смуглой груди, разводя полы его расстегнутой рубашки кончиками пальцев, привлекая внимание наблюдающих за ними двух однокурсников, заставляя пускать горячую слюну.
— Может, вам уединиться? — насмешливый голос Гойла.
Слишком громкий смешок Нотта.
Полуулыбка на губах Забини и ментальный посыл к черту — Малфой был уверен в этом.
“Да, друг. Это то, что нужно. Спасибо за вечер.”
И повернул голову, целуя податливые губы Паркинсон. Зачем-то прислушиваясь к собственным ощущениям и с сожалениям отмечая... нет. Ничего нет. Ни капли прежнего возбуждения или чего-то хотя бы приблизительно схожего с этим.
Блин. Чёрт. Это херово, очень херово. Это же Паркинсон, самая сексуальная задница всех их факультетов вместе взятых! Да что с тобой не так, парень?
- Милый, всё хорошо? - её правильный лоб прорезало несколько морщинок. Драко подавил порыв скривиться от этого тошнотворного обращения.
- Время уже, - нехотя ответил он.
Пэнси попыталась вновь прижаться к его боку, но Малфой покачал головой, поглядывая на часы над камином. Одиннадцать.
— Да ладно, малыш, не говори, что уже уходишь... — девушка надула губы, глядя на него исподлобья. — Я надеялась, ты останешься сегодня.
— Теодор проследит за тем, чтобы тебе не было скучно, Пэнс.
Малфой поднялся на ноги, оправляя свитер. Качнулся с пятки на носок. Вполне сносно. Даже голова почти не кружится.
Нотт равнодушно пожал плечами и согласно кивнул, принимая пост личного циркача для Паркинсон.
Довольный результатом своей неживотрепещущей жертвы, Драко вышел из-за стола, легко хлопнув Блейза по плечу, прощаясь.
— Счастливо. Увидимся за завтраком, — Малфой обернулся у самого выхода, ловя на себе взгляд почти задремавшего Гойла. — Проследи, чтобы Забини не расходился особо с Монтегю.
Грегори кивнул.
И, кажется, тут же вырубился.
***
Тёмные коридоры Хогвартса оказались не такими страшными, как всегда думалось Гермионе Грейнджер.
Она никогда не бродила по школе сама после отбоя. Если это были какие-то полезные вылазки — в этом участвовал Гарри и его мантия-невидимка, а в последний месяц — рядом всегда был Малфой. Не самая лучшая защита, однако же почему-то, когда он находился неподалеку, ей становилось спокойнее.
Она чувствовала себя более защищённой под его тёмным крылом.
Или, скорее, во власти густой тени слизеринца, которую обычно так чётко обрисовывал силуэтом-близнецом направленный вперед туманный луч Люмоса во время патрулирования.
Гермиона всегда шла за Малфоем — поэтому рассматривала контуры этой густой скользящей фигуры на полу, изредка, в тайне злорадствуя, наступая на его голову или плечи. И тогда тень невесомо ложилась на носки ее туфель, что неизменно заставляло отводить глаза, поджимая пальцы на ногах. Это было почти похоже на прикосновение.
А потом она шла и корила себя за эти мысли, чувствуя, как загораются румянцем щеки. Надо же быть такой идиоткой.
Малфой почти всегда молчал. Иногда лишь поворачивался и делал свои хреновы замечания своим дурацким ледяным тоном.
И сейчас, шагая в темноте, Гермиона поняла, что ей не хватает этих замечаний и этой тени, которая должна была скользить перед ней, так же плавно, как и её хозяин.
Чёртов Малфой.
Бросил её патрулировать саму, тёмную школу, когда МакГонагалл строго-настрого запретила им передвигаться после отбоя поодиночке. И факт был не в прямой опасности, которую могут преподнести родные стены, а в вопросе этики ученического воспитания.
Этики.
Пфф.
Для Малфоя это слово — не больше, чем звук. Не несущее в себе никакого смысла.
Беспардонный кретин. Всё и всегда ему сходит с рук.
Гермиона поняла, что прислушивается к своим шагам, пытаясь не потерять себя в этой темноте, почувствовать свое присутствие здесь. Но привычка ступать аккуратно и бесшумно, — почти как он, гррр, — уже начала вырабатываться в походке, поэтому ей пришлось намеренно стучать каблуками. А в напряжённой руке подрагивала палочка, отчего лучик Люмоса метался по стенам и полу, выхватывая из темноты кусочки знакомых стен, старинную кладку камня и похрапывающие портреты в тяжёлых рамах.
Торопливо спускаясь по лестнице вниз, к подземельям, Гермиона заставила себя дышать медленнее — этот запах, что витал здесь день и ночь, напоминал ей о нелюбимых зельях и какой-то потусторонней жизни. Легкие признаки клаустрофобии на узкой лестнице тут же обхватили ее горло острыми обручами, однако она заставила себя успокоиться.
Она была здесь тысячу раз.
Но ни разу сама — ночью.
На миг представила себе размер подземелий. Количество узких коридоров, переходящих постепенно в темницы. Уходящих вглубь, вглубь... И если вдруг она в темноте потеряется, сбившись с привычного пути до класса зелий, забредёт в какую-нибудь глушь в этом каменном и сыром лабиринте, пропахшем тиной, её никто и никогда не найдет.
Никто. Никогда.
По коже прошел мороз, но она заставила себя нахмуриться, вновь переключившись на злость на этого кретина.
Из-за него она поссорилась с Гарри. Друг не разговаривал с ней уже второй день. Даже после квиддича, расстроенный, раздражённый, злой и не верящий в факт победы Слизерина, он принял похлопывание по плечу столь же растерянного Рона, обнял Джинни, и ничего — ни-че-го — не сказал на слова ободрения Гермионы. Стрельнул в неё своим тяжёлым взглядом, полным... чего-то, и ушёл. Они все ушли в гостиную, кроме Гермионы.
Ей нужно было заниматься.
У неё дополнительное задание от Стебель.
Позже, на ужине, куда не явился Поттер, она узнала от Рона и Симуса, что Гарри едва не раскромсал в гостиной журнальный столик в припадке ярости. Рассорился с Невиллом и Джинни, а потом упал на постель и практически сразу вырубился, отъехал в глубокий сон, какой бывает только после нервного перенапряжения.
И после этого она твёрдо вознамерилась помириться с ним.
Никакой кретин, а тем более, кретин-слизеринец, не стоит их ссор. У Гарри сейчас нелёгкое время. У всех нелёгкое.
Хотя, Гермиона была почти спокойна — в отношении родителей, по крайней мере. Утром пришло письмо от матери, которая назвала дату отъезда к тёте Лилит. Через пару дней они будут в безопасности. Слава Мерлину.
Но мысли то и дело возвращались ко вчерашнему вечеру, и это было практически неконтролируемо — она хотела этих мыслей. Хотела их даже в больших количествах, чем они были.
До боли в сердце хотела ощутить то, что ощущала вчера. Но поклялась себе никогда в жизни не признать этого — даже для себя.
Ночью, в темноте своей спальни, Гермиона воскрешала каждый момент их с Малфоем поцелуя. Его губ, дыхания. Ощущения его пальцев в волосах — практически единственное прикосновение, которое он позволил себе. Наверное, до сих пор его себе же не простил.
Горячий, раскалённый взгляд серых глаз. Его кончик носа на её шее.
Господи, было так горячо, что впору просто задохнуться во всём этом.
Он ведь лишь коснулся, еле-еле. Вдохнул запах её кожи и волос глубоко в себя, как одержимый, — а она уже готова была растечься перед ним на полу, растопленным воском проскользнуть сквозь касающиеся твердые пальцы и навсегда остаться лужицей раскалённого желания у него в ногах. Так нельзя.
Мерлин, так нельзя.
Это слишком сильно.
Так не должно быть. Не с ним.
Но желание, жгущее изнутри, раздувающее угли под рёбрами... Ей почти хотелось молить о том, чтобы он остановил это. Или продолжил?
Нет.
Никогда.
Она не станет.
Не после того “проваливай”, что он бросил ей в лицо. Не после того, как приказал, а он, мать его, почти приказал ей, патрулировать самой. А что она? Подчинилась.
Она же, блин, ответственная.
Ответственная. И сегодня поняла, что чуть не умерла от страха.
Малфой на метле — это зрелище, от которого пищала бы каждая студентка Хогвартса. Даже гриффиндорки — Гермиона часто слышала, как девушки её факультета шёпотом обсуждают эту тему, — сходили с ума от того, как Драко справляется с метлой.
Сегодняшний матч, естественно, не стал исключением.
— Посмотри, какие у него руки...
— Мерлин, Лаванда. Не засматривайся на него! — шёпотом в общем гуле, прямо за спиной Грейнджер.
— Ты посмотри, как он летает. Думаешь, у него такие плечи из-за квиддича?
— Не знаю, но тебе точно не стоит засматриваться на фигуру Драко Малфоя, если не хочешь, чтобы тебя засмеяли.
— Засмеяли? — быстрый шёпот становится чуть громче, потому что Уоррингтон забивает в левое кольцо гриффиндорцам и трибуны напротив, украшенные зелеными флагами, безбожно орут, — не делай вид, что не замечаешь, как на него пялятся все, даже наши. А еще недавно я слышала, как Ромильда Вейн стонала его имя ночью.
И тут шёпот практически срывается на писк от восторга, будто эта новость должна была потрясти Натали Макдональд до самых кончиков пальцев.
— Мерлин, какой ужас! Годрик покарает её за это! — под возмущением Натали явно скрывает смущение.
— О, пусть он и меня покарает, если бы только...
— Взгляните!
— Вот чёрт!
Гермиона отвлекается от чужого разговора и видит, как в десятке метров от их трибуны в Малфоя на всей своей вибрирующей и гудящей скорости врезается бладжер.
Удар. Сердце останавливается.
Кажется, Гермиона даже услышала хруст костей.
— Мерлин! Малфой! — но её крик тонет в восклицаниях гриффиндорцев, когда древко метлы выскальзывает у него из рук и начинает страшно вихлять в воздухе, то подныривая, то взмывая вверх, управляемое лишь его ногами, в то время как он, судя по всему, не мог даже разогнуться — с такой силой приложился мяч-вышибала.
Несколько секунд метла изворачивается под хозяином, будто желая скинуть его с себя, и, когда уже кажется, что Малфой вот-вот сорвется вниз, его рука смыкается на дереве и уверенно фиксирует, заставляя повиноваться. А Грейнджер почти не дышит, в кровь закусив губы и замерев, глядя на это действо широко раскрытыми глазами.
Его несёт в трибуну. Прямо в их трибуну — и он не может ничего сделать со взбунтовавшейся метлой. Гриффиндорцы толпой ринулись на другую сторону, отчего стало невыносимо трудно разглядеть хоть что-то, что происходило дальше — лишь грохот и девичьи крики.
— Расшибся! Малфой расшибся!
— ...что там? Расскажите? Я не вижу нифига!
— ...сбил собой лавки!
— Он жив, смотри. Сейчас полетит!
И действительно — несколько секунд, и метла выносит Малфоя с разбитой губой, согнутого практически пополам, на поле. Останавливается совсем рядом, удерживаемая его рукой. А Гермиона всё ещё не дышит, и ей кажется, что она вот-вот умрет оттого, что на секунду поверила в этот крик “расшибся”!
Весь стадион замолкает, а он смотрит. Прямо на неё, и она не понимает этого взгляда — лишь потом осознаёт, что щёки её совершенно обескровлены, а пальцы вцепились в перегородку балкона так, что ногти впиваются в насквозь мокрый флаг Гриффиндора. И это больно, но она совершенно забыла, что значит “больно”, чувствуя лишь жжение в губе, в том месте, откуда у Малфоя кривой струйкой текла кровь, смешиваясь с дождевой водой.
Он так небрежно проводит по ней перчаткой, будто и не чувствует ничего.
А после — объявление Дина Томаса.
Победа Слизерина. Осознание. Рёв трибун. Молчание Поттера на её ободряющее “ты всё равно молодец, Гарри”. Библиотека. Задание от Стебель. Фигов доклад по фиговым бубонтюберам, чтобы им пусто было.
Так и прошёл день. А потом — встреча с Малфоем, пару часов в пустой гостиной в попытке читать что-то из дополнительной литературы по нумерологии, долгий взгляд в камин и темнота Хогвартса, нарушаемая лишь Люмусом.
Она ненавидела себя за этот день.
Она даже не подозревала, что можно так сильно ненавидеть себя.
Нетвёрдые шаги в глубине узкого коридора заставили её остановиться, мысленно переносясь обратно в подземелья, вновь ощущая спёртый воздух и запах тины, а желание спрятаться в ближайшей каменной нише, образующей собой частые выступы в стенах наподобие колонн, тут же вспыхнуло в груди.
Мерлин, ты же староста. Вот и веди себя, как староста.
Гермиона тут же расправила плечи, шагая быстрее и увереннее, выставив перед собой руку с палочкой. Мутный лучик света выхватил фигуру, стоящую у самой развилки — поворот налево — к кабинетам зелий. Прямо — к гостиной Слизерина и подсобным комнатам зельевара. Направо же дверь была закрыта. По словам Фреда и Джорджа, там профессор Снейп держал еще пару василисков про запас, если кто решит открыть новую тайную комнату.
Бред, конечно. Но лет пять назад это казалось довольно устрашающей байкой.
Фигура прикрыла глаза от света.
— Эй... кто там ещё?
Голос грубоватый, знакомый, хоть и основательно хриплый. В коридоре бас отдавался от стен, умножаясь.
Грейнджер сделала ещё шаг вперед. Тёмные волосы, медвежья фигура.
— Монтегю?
Он на мгновение застыл, а затем, видимо, привыкая к свету, опустил ладонь от лица, хоть и продолжал щурить глаза, слегка отводя голову вбок.
— Это ты, гриффиндорская мышь?
Гермиона скривилась. Язык Грэхема заплетался так, что слов было почти не разобрать.
— Какого хера ты тут делаешь? Ищешь своего блядского Малфоя? — Монтегю заржал, но глаза его сверкнули от злобы, которая пропитала низкий голос.
— Ты нарушаешь правила школы, разгуливая после отбоя, — отчеканила Гермиона, подавляя в груди желание сделать шаг назад, когда он сложил руки на груди, упираясь плечом в каменную стену.
— А ты нарушаешь мое уединение, малышка. Я уже час брожу здесь один, и мне очень даже хорошо. Или тебе понравилась наша маленькая встреча в Хогсмиде?
— Пошёл к чёрту, — выплюнула гриффиндорка, чувствуя, как волна отвращения пробегает по спине от воспоминания его тела рядом с собой. Его загребающих рук и насмешливого голоса. — Отправляйся в Слизеринское крыло. О том, что ты бродишь по ночам будет доложено...
— А то что?
— Прости? — Гермиона сделала-таки торопливый шаг назад, когда он внезапно начал приближаться к ней, оттолкнувшись от стены.
Взгляд Грэхема сконцентрировался на лице девушки. Видимо, в подземельях было не так непроглядно, как ей казалось сначала. Или же слизеринцы, как змеи, рождались с талантом видеть в темноте.
— А то что ты сделаешь? Если не отправлюсь, а? — в его низком голосе вызов и какой-то пошлый намек. На что — Грейнджер даже не хотела думать. Она сделала ещё один шаг назад. Он приближался.
— Ты отправишься, Грэхем. Иначе тебе придется иметь дело с деканом факультета, — голос дрогнул против воли. Он заметил.
Усмехнулся.
— Декан? О, нет... — в напускном ужасе прижал руку ко рту. — Где же он? Где? Снейп!
Грэхем рявкнул это имя на всю мощь своих голосовых связок, кажется. У гриффиндорки зазвенело в ушах, и она против воли зажмурилась. Подземелья разнесли влажное эхо по коридорам.
Тишина. Её сбитое с ритма дыхание.
— Кажется, его здесь нет, — насмешливо и громко. — Где ты его спрятала? У себя под мантией?
Одно мгновение — и он схватил её запястье в капкан своих пальцев, выбивая палочку. Грейнджер даже не успела произнести заклинание — не заметила рывка. Не даром прошли те года, что слизеринец посвятил занятиям квиддичем — реакция у него была быстрой, а захват сильным.
Палочка выпала из рук и лучик света заплясал по стенам.
— Убирайся, Грэхем!
Она попыталась вырвать запястье из железных пальцев, но лишь зашипела от боли.
— Да, детка. Кричи погромче. Всё равно здесь никого нет, — его ухмылка скользнула в нескольких дюймах от её глаз, а в следующее мгновение Гермиона с силой ударилась спиной о каменную стену, так, что едва не выбила из легких весь воздух. Прежде, чем поняла, что происходит — Монтегю навалился сверху всей своей грудой мышц. От него несло алкоголем так, что резало глаза.
— Помнишь, я обещал, что мы с тобой еще потискаемся? — пропыхтел он, сглатывая.
Паника накрыла Грейнджер с головой. Монтегю не шутил. Он не взялся ее напугать или проучить. Его ширинка снова характерно топорщилась. Девушка дёрнулась вбок, но он крепко держал, сжимая руки и мешая дышать своим прижатым телом.
— Что ты несёшь! Пусти! — выдохнула она, рванувшись плечами от стены.
Он будто не слышал, хрипя и потираясь о неё, опаляя лицо своим дыханием, от которого начинало тошнить.
— Забыла, да? — лихорадочно шептал Грэхем, вжимаясь лицом в её шею и ухо.
— Отпусти, Монтегю! — неожиданно запястья оказались на свободе — но гриффиндорка не успела обрадоваться, потому что его руки начали лихорадочно шарить по застежкам ее мантии, в попытке расстегнуть мелкие крючки.
Мерлин, да что же это! Давай, Грейнджер, сделай что-то с этим кретином! — орало сердце, галопируя где-то на корне языка и рассылая по всему телу ужас, такой же тяжёлый, как этот слизеринский урод.
Сжав зубы, она со всей силы толкнула его неподъёмное тело. Естественно, никакого результата. Он только громче задышал, и, видимо, начал терять терпение — раздался треск ткани. Звук, будто сквозь толщу воды, от которого поджилки Гермионы, кажется, завязались в тугой узел. Прохлада подземелий коснулась тёплой кожи груди, скрытой теперь лишь тонким бюстгальтером.
Каким-то отдалённым уголком сознания гриффиндорка услышала, как по полу застучали пуговицы её школьной рубашки, и это стало последней каплей, удерживающей её на границе контроля своих эмоций — из глаз полились слёзы, а руки по-прежнему отталкивали широкие плечи, соскальзывая и царапая кожу запястий о змейку на горловине его сбитой набок кофты.
— Не дёргайся, мать твою.
Монтегю подхватывает её, подтягивая вверх по стене, сгибая колено и втискивая его между сжатых бедер девушки.
— Грэхем... — всхлип. — Пожалуйста, не нужно.
Мерлин, Грейнджер. Борись, борись же.
Слабачка!
Голос этот всё тише и тише. Не находит ответа в пульсирующем мозгу. Руки болят так, что в них почти не остается сил — она уже не толкает, а скребёт ногтями по его плечам. Почти невесомо. Только слёзы катятся по холодным щекам и сердце толчками пережёвывает кровь где-то глубоко внутри, гоня её по организму.
Борись.Борись.Борись.
Стук такой частый, что кажется, будто она сама — сердце. Пульсирует у него в руках, мечтая вдохнуть, хотя бы один раз. Но у неё не получается — на грудь давит тяжёлое тело, снова прижатое к Гермионе. Ручищи скользят вверх по её бёдрам, сжимая, стискивая кожу, добираются до пуговицы на джинсах и торопливо расстегивают её.
Она задыхается. Кашляет, давится слезами и снова начинает задыхаться, потому что Грэхем и не думает отодвигаться, присасываясь губами к тонкому плечу, пытаясь стянуть ткань с её ног. А ей нужен чёртов воздух.
Борисьборисьборись.
Оно сейчас просто остановится. Разлетится на куски от этого молчаливого крика и желания вдохнуть.
Невесть откуда взявшиеся силы на одно отчаянное мгновение заставили её рвануться вперед.
То ли Монтегю не ожидал вновь ожившего сопротивления, то ли слишком увлёкся лишением Гермионы её последней защиты, но девушка выгнулась и колено её попало прямо в напряжённый живот Грэхэма, заставив того на мгновение громко застонать, согнувшись, однако не размыкая рук.
Воздух.
Дыхание со свистом ворвалось в лёгкие так быстро, что перед глазами заплясали звезды. Она снова дернулась. Руки Грэхема держали крепко, поэтому она просто со страхом ждала его реакции, кляня себя за то, что удар не пришелся ниже. Через несколько секунд он разогнулся с тяжёлым выдохом и блестящими глазами, которые впечатали её взглядом в стену. И в них было что-то, от чего Грейнджер едва не решила распрощаться с жизнью. Кажется, он убьёт её прямо сейчас — прямо здесь.
— Ах ты ёбаная сука, — захрипел он, смаргивая слёзы боли в воспалённых глазах. Одна рука отпустила её плечо. Но не для того, чтобы позволить уйти.
Короткий размах. Удар.
Это ведь был удар?
Левая часть лица онемела мгновенно. Голова запрокинулась, и девушка ощутила, как сознание начинает уплывать от неё. Она ловила воздух приоткрытым ртом всем своим существом ища ориентир, чтобы зацепиться за него, не уходить. Никакого обморока. Нельзя. Нельзя.
Щека пульсировала.
— Вздумала пинаться? Я научу тебя хорошему тону, гриффиндорская грязь.
Кажется, Грэхем снова замахнулся.
Гермиона закрыла глаза, и осознание того, что этот удар наверняка выбьет из нее последний дух, заставило ее сжаться.
Шаги.
Мерлин. Шаги. Она слышала их сквозь шум и звон в ушах — сначала тихие, отдающиеся в коридоре. Затем громче, быстрее. Будто кто-то бежал. Стук стал почти оглушающим — она слышала его — и глаза распахнулись, возвращая её из плывущего сознания в подземелье.
А в следующий момент её отпустили.
Практически отпихнули от себя, и она упала, ударившись о каменный пол. Будто сложилась гармошкой, как сломанная кукла, прижимая к себе колени, сжавшись, глядя слезившимися глазами, как кто-то отшвыривает Грэхема к противоположной стене. Монтегю ударяется затылком, стонет, пытается отпихнуть, не соображая, кто перед ним. Но через несколько секунд осознание приходит к нему таким ужасом в лихорадочно блестящих глазах, что Гермионе становится его почти жаль.
Почти.
— Блять... Малфой, клянусь, я...
Малфой?
Девушка едва не начинает задыхаться снова. Мерлин. Это Малфой?
Она до боли всматривается перед собой и начинает различать платиновые волосы и фигуру, обтянутую тёмной одеждой, отчего он казался ещё более плотным сгустком тьмы, чем всё вокруг. И этот сгусток прижимает Грэхема к стене.
Резкое движение, замах. Хруст.
Рёв Монтегю на секунду оглушает, но Драко только стискивает челюсть, не давая слизеринцу согнуться пополам, ударяя ещё — на этот раз не в лицо — в живот.
— М-Малфой... — что-то булькает во рту ублюдка так, будто из него вот-вот полезут все его внутренности.
Нет.
Он заслуживает ещё.
Ещё сильнее. Ещё больше.
Чтобы потроха скрутило от боли, а потом он выблевал их на пол. Или захлебнулся бы в них. В собственном дерьме и крови.
Ярость пульсировала в висках, заставляя наносить удары один за одним. Перед глазами замерла картина практически распластанной по стене грязнокровки, дрожащей, заплаканной, умоляющей, умоляющейблять его остановиться. И звук. Звук пощечины, которой наградил её лицо Грэхем.
Этот звук и сейчас разрывался с каждым ударом сердца в груди. Зубы снова сжались, Малфой выбросил перед собой кулак ещё раз, попадая в челюсть.
У Грэхема вырвался хрип.
Он уже не пытался говорить. Тихо скулил что-то, кашляя.
Драко чувствовал, что ему не хватает дыхания. Он сжал глотку Монтегю, который жмурился, пытаясь отвернуть от него свое лицо. Из сломанного носа хлестала кровь, которую капитан слизеринской команды покорно глотал вперемешку со слезами в ожидании следующего удара.
Драко выхватил из кармана палочку, приставляя её к судорожно дёргающемуся кадыку Грэхема. И замер.
Будто давая возможность.
— Какого хуя я только что видел? — произнёс Малфой таким глухим и спокойным голосом, что ужас сковал всё существо обоих людей, которые стали свидетелями этих слов в узком коридоре подземелий.
Тихо. Почти ласково.
Так, что у Монтегю, он мог поклясться, сердце пропустило несколько ударов. И, Мерлин, лучше бы Драко его ещё раз ударил.
— Не испытывай, блять, мое терпение! — заорал Малфой в лицо Грэхему, и тот задергался, снова пытаясь отвернуть лицо, зажмуриться. А кончик палочки уже с силой надавливал на горло.
Лепет вышел тихий и невнятный. На грани слышимости. Перебитый кашлем и попытками сглотнуть собравшуюся во рту кровь.
Гермиона слышала каждое слово.
— Я не хотел, я клянусь... Ты же меня знаешь, приятель... Я же ничего такого... Она ведь сама полезла... Я бы никогда... Но она сама... Ты говорил, что можно... Помнишь, на поле? “Ловите, ебите”, а?.. Тебе же похуй... В чём дело, Малфой?
Драко услышал за спиной судорожный вдох Грейнджер. На что она так реагирует? На то, что он сказал этим кретинам, что ему посрать, кто трахнет грязнокровую шлюху?
Так это грёбаная правда.
В мозгу разорвалась совершенно другая фраза, произнесённая Грэхемом.
Она сама.
— Что значит “сама”?
— Шарилась здесь... Малфой, клянусь... у меня бы и в мыслях... ты же знаешь...
Закашлялся. Не мог говорить.
Она сама.
Сама полезла к нему? Сама предложила себя?
Зубы скрипнули, и Монтегю снова зажмурился, справедливо рассудив, что этот гнев тоже касается его. Но в следующий момент Драко выпустил шею слизеринца, позволяя тому мешком рухнуть на пол, всхлипывая и сжимаясь, обхватывая живот руками.
Малфой вытер руку о свитер, не сводя с Грэхема ледяного взгляда, будто тот мог снова вскочить и броситься на дуру-Грейнджер.
Не мог.
Он даже почти не двигался.
А Драко стоял и пытался объяснить свой поступок. Анализ. Анализ. Анализ. Мозг работал, подбирая варианты. И все какие-то слишком отчаянные, слишком неправдоподобные. Ему действительно всё равно, пусть он даже трахал бы её, прижав к стене.
Но что тогда заставило Малфоя рвануть с места, забыв, где он находится, забыв, что голова только что кружилась, а тело было расслабленно-спокойным, видя только открывшуюся глазам картину и её слёзы?
Грёбаные слёзы, которые он когда-то не смог выдавить из неё.
Списать это на защиту слабых?
Смешно.
Не Малфой. Не грязнокровок.
Что тогда?
Он ударил Грейнджер.
Вновь вспышка ярости. Вот. Вот оно. Грэхем — трусливый урод. Осмелился поднять руку на ту, на кого не поднялась рука у Малфоя. Кого Малфой не смог ударить.
Драко медленно обернулся. Она стояла, подпирая спиной стену, прижимая к груди изодранную рубашку и мантию. Пальцы мелко дрожали, а в свободной руке грязнокровка держала подобранные наощупь пуговицы. Её палочка валялась в нескольких шагах, всё ещё освещая пятачок коридора чуть дальше от них мутным Люмосом.
Встретившись с ним взглядом, сжала губы, задирая подбородок.
Знакомый мятежный огонек.
С ума сойти. Ненормальная.
В полутьме он разгадал отпечаток ладони Грэхема на её левой щеке, но в следующую же секунду Грейнджер сорвалась с места, уверенно стуча каблуками в сторону выхода, остановившись лишь для того, чтобы подобрать палочку.
Видимо, уже на ходу шепнула “Репаро”, потому что несколько оставшихся под ногами пуговиц с тихим шорохом скользнули по каменному полу за ней. Малфой смотрел на удаляющийся силуэт, и думал, не кажется ли ему, что плечи Грейнджер начинают трястись.
Затем перевёл взгляд на утирающего рукавом нос Грэхема, который по-прежнему лежал на полу, глядя на Драко блестящими глазами. На свои разбитые костяшки. Понял, что внутренности всё ещё горят от ярости.
— Малфой... Я...
— Заткнись.
Он не собирался больше прикасаться к этому куску дерьма, что валялся в коридоре — либо сам дойдёт до гостиной, либо слизеринцы подберут.
Драко на секунду прикрыл глаза, ощущая, как виски стягивает тупой пульсирующей болью. Развернулся и медленно побрёл за грязнокровкой, бросив на Монтегю последний уничтожающий взгляд.
Мать его.
Он никогда ещё не трезвел так быстро, как сегодня.