Платина и шоколад. Глава 18. Часть 4
Раздел: Фэндом → Категория: Гарри Поттер
Ну, ничего удивительного.
Костюмы на нём всегда сидели идеально.
С самого детства на каждый знаменательный день Малфоя-младшего упаковывали в крошечные фраки, затягивали на шее бабочку и без устали гордились столь прекрасным чадом, демонстрируя его, словно дорогую покупку, всем знакомым. Ни один приём в Мэноре не обходился без хвалебных речей, направленных на юного наследника рода Малфоев. А Люциус и Нарцисса упивались этими похвалами.
Собственно, практически ничего не изменилось — пиджаки по-прежнему идеально подходили ему. С той лишь разницей, что широкий разворот плеч стал выглядеть куда сексуальнее, чем в четыре года. Да и гордиться им уже было некому, кроме самого Драко.
Порой ему казалось, что только этим он гордиться и мог.
Сегодня почему-то бабочка душила.
Он стоял перед зеркалом, поворачивая голову то вправо, то влево, рассматривая себя. Стряхивая время от времени с лацканов несуществующие пылинки. И всё было идеально. Так идеально, что даже тошно. Несмотря на то, что пиджак расстегнут, а белоснежная рубашка местами в прорехах да разукрашена очень натуральными пятнами крови. В сочетании с этим бабочка смотрелась немного нелепо, но Нотт заявил, что в этом весь “шик”.
В чём шик, Малфой не понял до сих пор.
Просто смотрел на своё отражение и представлял, что это настоящая кровь, а не заменитель. И что багряный шрам, пересекающий бровь, тоже настоящий.
И что его тело изодрано.
Потому что. Наверное, это больно.
Ты псих.
— Хватит пижониться, — промычал со стороны кровати Тео.
Он сидел, зажав в зубах палочку, и пытался прикрепить к виску постоянно спадающий закрученный рог. Он решил вырядиться сатиром, что невероятно повеселило большую часть слизеринцев.
Несмотря ни на что, костюм получился отличный.
Теодор даже посетил мадам Помфри, чтобы нанести себе на плечи и спину негустой слой шерсти и нарастить крошечные, торчащие из копны волос лохматые уши. С костью оказалось сложнее, и теперь он маялся только этим съезжающим к скуле рогом. А ещё невероятно гордился тем, что будет целый вечер блистать своим обнажённым торсом.
— Ты и так выглядишь как прекрасный принц, ещё и перед зеркалом крутишься…
— Ага. Принц, побывавший в зубах у цербера, — отозвался со стороны шкафа Забини.
Они втроём в его комнате, в подземельях. Здесь привычнее и прохладнее, чем в башне наверху. И уже будто бы… не так.
Мулат уже был в длинном, почти до пола, плаще с приподнятым воротником и бордовой подкладкой. Рубашка с кружевными манжетами придавала ему вид загадочного герцога прошлых веков. Наколдованные заострённые клыки не затрудняли речи, и теперь он походил на настоящего вампира — зубы выгодно выделялись на фоне тёмной кожи, поэтому когда Блейз впервые улыбнулся в своём новом образе, у Малфоя против воли слегка похолодело в груди.
— Ну ты зубоскал.
Тот только отмахнулся и в очередной раз раздражённо одёрнул плащ.
Драко с нарядом не маялся.
Он вообще собирался пойти в обычном классическом костюме — пиджак, брюки и рубашка — но увидев его, Тео закатил глаза и взвалил на свои волосатые плечи заботу о внешнем виде товарища. В итоге практически ничего не изменилось — добавилось пару шрамов и изодранная рубашка.
Нотт даже расстроился и, бросив что-то вроде: “Всё равно из тебя не получится сделать что-то страшное”, занялся собой.
Малфой не хотел четверга.
Ему казалось, что он был единственным, кто не хотел четверга. Этот бал — нет. Он, определённо, не хотел.
Потому что знал — там будет Грейнджер-в-этом-платье. Грейнджер-с-этим-кретином.
И нужно будет держать себя в руках. Ну, то есть, не разорвать Миллера на куски. Не выпотрошить и не избить до потери пульса за то, что она ему так улыбается. Так, как все эти три дня.
Мерлин.
Это были адские три дня. Просто пиздец, какие адские.
Она порхала вокруг Курта, с каждым днём улыбаясь всё увереннее, теплее, при этом совершенно исключив Малфоя. В принципе. Просто забыв о нём наглухо.
Не сказать, что это трогало его…
Хотя нет.
Это трогало, ещё как. Просто выводило. Если во вторник он старался просто не обращать на это внимание, то в среду это уже начало раздражать. Утром — раздражать, а к вечеру, в попытке перехватить взгляд тёмных глаз со стола напротив, вызывало просто бешеную ярость. Потому что Гермиона смотрела на Миллера.
Даже просто за обедом. Смотрела на Миллера.
Смотрела.
И опять-блять-смотрела.
А потом они вместе проводили перемену. Исправно вместе. Отвратительно вместе.
Такая чушь.
Господи, пусть это просто меня добьёт. Потому что осознанно ощущать настолько сильную ревность к Грейнджер Малфой просто не мог. Не хотел и не мог. Но ощущал. Словно что-то внутри сжималось и окуналось в кипяток каждый раз когда… эта улыбка. Это прикосновение пальцев к локтю. А патлач просто расцветал на глазах.
За эти три дня Драко трижды сошёл с ума. И продолжал сходить.
Эти мысли. Все о Грейнджер. Просто все. Это стало навязчивой идеей. Это стало грёбаной идеей фикс.
Малфой искал её взглядом во дворе. В Большом зале. На общем уроке по зельям он почти не отрывал глаз от неё. Только когда получал тычок локтем от Блейза. Но проходило несколько минут, и взгляд возвращался. Если бы можно было умереть от взгляда, она бы была мертва уже раз сто.
И ещё.
Её имя.
Вчера он проснулся с её именем на губах. Потный, возбуждённый. С колотящимся где-то в животе сердцем.
Что ему снилось? Она. Конечно, она.
Почти всегда — она.
Горячая, льнущая. Растекающаяся перед ним, исходящая своей смазкой.
Сидела у него на коленях и дышала. Так прекрасно-тяжело-идеально дышала, выгибаясь под его прикосновениями. А он зарывался в её волосы лицом, тёрся раскрытым ртом о шею, вонзая зубы в нежную кожу. Оставлял следы. Яркие, кричащие пятна. Проводил пальцами по её промежности, погружаясь в эту скользящую влагу.
И она выстанывала. Так, как должна была. Имя. Его имя. Драко… Только её губы могли выстанывать его так.
Так, что он чуть не разодрал себе грудную клетку от разочарования, когда проснулся. Так, что сцепил зубы и прижал ладони к лицу, жмуря глаза, выдавливая её из своих мыслей. Уйди.
Немедленно выметайся. Но.
Драко…
И рука сама скользит по животу.
Почти ненавидящим жестом дёргает резинку пижамных штанов, проникая внутрь. И злое рычание вырывается изо рта, когда пальцы обхватывают напряжённый до боли член, а горячая волна прокатывает по позвоночнику.
Ладонь начинает двигаться — вверх, вниз. Дрожь по коже.
Давай, Грейнджер. Ещё раз. Мне нужно.
Драко…
Вверх, вниз. Раз-второй.
Если представить… на секунду представить жар и влагу. Не больше, чем на секунду, потому что иначе…
…о-о, чёрт.
Спина выгибается, и он упирается одной ногой в матрас, подаваясь тазом навстречу тугим движениям. Медленно, испытующе. Сжимаясь в попытке растянуть каждый пронзающий пах импульс удовольствия. Постепенно ускоряясь, перекатывая на языке её запах.
Он так хорошо помнит этот запах…
Он так ненавидит. Боже… о… Боже, он так ненавидит.
Ещё.
Драко…
Её голос стучит в сознании, пальцы движутся быстрее, а рычание всё громче. Злость. Он теряется в собственном сбитом дыхании. Зажмуренных глазах. Напряжённой шее и раскалённых жилах.
Сильнее. Чувствовать её. Яростное трение, горячее до свихнутых мозгов. В которых что-то кипит, что-то сотрясается в непрекращающемся вопле… ее имя… и так страшно. Что это навсегда. Что это глубоко под кожей.
— Грейнджер… — невнятное бормотание, невольное, просто необходимое. Это почти не он. Голос хриплый и низкий.
Вжимается затылком в сырую от пота подушку так, что спина почти отрывается от простыни, с трудом отлипая от мокрой ткани лопатками. Сердце заходится, а под веками вспыхивает её лицо.
Запрокинутая голова, густые волосы по спине. Широко открытый рот, влажный язык и имя. Задыхаясь стоном. Драко…
Чёрт.
Ещё, ещё, ещё…
Пока она не кончит от его лихорадочных и ритмичных проникновений. В неё, размазывая смазку по пальцам и внутри, по гладким сокращающимся стенкам.
Блять.
Слышать её. Так нужно. Грейнджер… Грейнджер, пожалуйста… необходима, охуеть, как необходима… с ума схожу, Грейнджер… В голове звон, а внутри уже дрожит бесконтрольное, удушливое удовольствие, закручивающееся в паху. Вырывающееся рваным стоном вместе с первым спазмом, скрутившим нутро, выгнувшим спину.
Продолжая двигать рукой, сильнее вжимаясь в подушку затылком, ощущая эти бесстыжие, судорожные содрогания, от которых моментально пересыхает глотка. И даже стон получается заглушённый. Бессильный.
А от ощущения собственной быстро остывающей спермы на животе сводит зубы.
Что может быть хуже той пустоты, остающейся после того, как ты кончил себе в кулак?
Остался лежать, всасывая в лёгкие раскалённый воздух. Снова рыча на выдохах, на этот раз - от разочарования. И… да. Пустоты.
Хуже нет ничего.
Разве что спуститься утром на завтрак, заметить её взгляд, направленный на Миллера.
И теперь стоять в комнате Блейза, уставившись стеклянным взглядом в отражение и пропуская переговоры слизеринцев мимо ушей.
И это просто пиздец.
— Мальчики, вы там скоро?
Даф.
Раз — и выдернула из глубоких лабиринтов, наполненных густым илом и затруднённым дыханием подсознания.
— Да, мы уже идём! — Теодор вставал с края кровати несмело — ему наконец-то удалось прикрепить к себе злополучный рог. — Ну, как я?
Он слегка развёл руки в стороны, будто демонстрируя себя во всей красе.
— Неплохо, — Забини придирчиво осмотрел тёмный пух шерсти на плечах. — А теперь представь, если Помфри не сможет убрать это.
На полный ужаса взгляд Теодора Блейз только ухмыльнулся, открывая дверь и встречая Дафну мягким объятием.
Судя по всему, слизеринка решила в этом году воплотить в себе призрака — кожа её была бледной, под глазами темнели круги, а одежда была свободной и светлой. Это не отняло у неё очарования, поэтому даже в таком костюме Гринграсс была привлекательной.
— Идёмте, скоро начало, — произнесла она после осторожного поцелуя в губы Забини. Видимо, боялась подавиться его клыками.
Затем обратила внимание на Теодора.
— Ого, Нотт. Я впечатлена. Ты шикарен сегодня.
И Малфой мог бы поклясться, что сатир покраснел до кончиков своих ослиных ушей.
— Он прекрасен всегда, Даф, — не преминул подколоть и тут же поймал на себе улыбающийся взгляд однокурсницы.
— Не нарывайся на комплименты, Драко. Тебя, как обычно, переплюнуть очень трудно. Ты так… романтично растерзан сегодня.
Ты так чертовски близка к реальному положению вещей.
— О, хватит обмениваться любезностями, ради Салазара, — Забини закатил глаза — почти синхронно с Малфоем — и обхватил Гринграсс за плечи. — Идём. Нас ждут.
И действительно.
Большой зал уже был полон народу. Парящим над столами свечам пришли на замену скалящиеся тыквы. Это всегда возвращало на несколько лет назад. В то время, когда первый бал Хеллоуина действительно впечатлил, это всё было в новинку.
С годами ничего не менялось - те же белоснежные скатерти, те же накрытые столы, но сдвинутые к стенам. Теперь посреди зала на возвышении располагался оркестр, а чуть ниже — танцевальная площадка. Круглые столики стояли небольшими стайками штук по пять-шесть то тут, то там.
Но студенты не спешили усаживаться. Они шныряли между ними, цепляя стулья ногами, хвастаясь, распуская друг перед другом хвосты. Преподавательский же стол уже занимали профессора, переговаривающиеся между собой.
От костюмов, пестрящих своим разнообразием, буквально разбегались глаза. Малфой осматривал каждого, кто попадался на пути. Некоторые были так загримированы, что узнать их становилось практически невозможно. Долгопупс, обвешанный какими-то корнями и ветками, извивающимися вокруг его тела; Лавгуд, выглядящая сегодня ещё более странно, чем обычно — похоже, она напялила на голову чей-то дырявый череп с рогами.
Мимо проскользнул Уизли — лицо его было разукрашено фурункулами.
— Эй, — Драко не смог промолчать, и когда рыжий обернулся через плечо, слизиринец насмешливо фыркнул: — Выглядишь лучше, чем обычно.
— Отвали, Малфой.
Уизли озабочен. Хмурит лоб.
— Ничего нового я от тебя не услышал, — скривился.
Покачал головой и направился за удаляющейся в глубину зала спиной Блейза.
Пэнси, Винсент и Грегори уже стояли около одного из столов с напитками, отведённых под Слизерин.
Паркинсон выглядела… неплохо. Изумрудное платье, заканчивающееся примерно на ладонь выше от середины бедра, легкий ореол, отдалённо напоминающий нимб, повис над головой и послушно следовал за каждым движением девушки. Завидев Драко, она улыбнулась и подбежала к нему на своих высоких каблуках, встречая на полдороги.
— Ты прекрасен сегодня, — шепнула в самое ухо, обхватывая Драко за шею.
Кажется, положено говорить комплименты дамам, а не наоборот.
Но он промолчал. Обнял её в ответ на полнейшем автомате.
Просто потому, что так было нужно. Ему самому - в первую очередь.
Взгляд же блуждал по толпе. Искал.
Ни одного светлого платья, похожего на то… Паркинсон отстранилась, взяла его за руку, воодушевлённая, и потащила было к остальным, когда чья-то ладонь припечаталась к плечу Малфоя, останавливая.
Слизеринец развернулся, упираясь взглядом в Поттера, который стоял прямо перед ним и сверлил взглядом сквозь очки. Лицо, как и у Драко, было покрыто искусственными шрамами.
— Ещё раз прикоснёшься ко мне, Поттер, и, уверяю тебя, найдёшь эту руку в каком-нибудь очень непотребном месте.
Взгляд гриффиндорца стал острее. Холоднее в миллион раз, но… он промолчал. Это напрягло.
— Что-то забыл? — тут же взвилась Пэнси, выступая вперёд, но Малфой дёрнул её за запястье, возвращая на место и игнорируя возмущённый писк.
А потом этот вопрос. И всё существо подобралось.
— Где она?
Что?
Вот… блять.
— Кто - “она”? — процедил Драко, в то время как сердце зашлось в ударах.
Не дай Мерлин, Поттер. Не дай Мерлин ты не уследил за ней.
— Ты знаешь, — рявкнул тот, делая шаг вперёд и не отрывая взгляда от слизеринца. — Гермиона. Где она?
— Откуда мы знаем, где твоя мерзкая грязнокровка бродит?
Паркинсон.
Неважно. Не сейчас. Пусть просто… молча.
— Что значит — где?
— Не прикидывайся, блин.
— Какого хрена ты имеешь в виду? — почти рычание. Лихорадочный взгляд против воли начал метаться между скользящими по залу студентами. В глупой попытке найти.
Что значит “Где Гермиона?”, бля? Как это понимать вообще? Она… с Миллером?
Потрясающе.
Малфой был уверен, что Поттер и Уизли присматривают за ней. Хотя бы встретят перед балом. Они же долбаные друзья! Они должны были.
Но этот шрамированный кретин не соизволил проследить… Дегенерат херов.
В груди появилось дурацкое чувство, колющее и немного дрожащее. Волнение, наверное. С этим же чувством Драко смотрел в лицо матери, когда “Хогвартс-Экспресс” впервые увозил его в школу.
Драко выпустил руку Пэнси, только сейчас понимая, что Поттер опять что-то говорит.
— …не видел с обеда. Думал, что ты в курсе, вы же соседи.
Конечно.
Откуда тебе, придурок, знать, что я почти целый день после занятий провёл в подземельях.
А теперь… Просто показать, что тебе всё равно.
Давай, Драко.
— Я… — к собственному ужасу Малфой запнулся, но тут же сосредоточенно кашлянул, проклиная себя. — Я не знаю, где твоя подружка.
Тот сощурился. Хотел выдавить из себя что-то ещё, но, видимо, передумал. Потому только сильнее нахмурился и, буркнув что-то типа “ладно”, скрылся в толпе.
Сообщи мне, Поттер, если она не явится через десять минут.
Хотя… я сам замечу быстрее. Но, Салазар, если она хочет увидеть ещё хоть раз своего патлача в добром здравии, ей бы лучше явиться.
— Вот мудак, а?
Пэнс сегодня особенно разговорчива.
Но это всё равно. Так всё равно. Потому что.
Взгляд продолжал искать копну каштановых кудрей среди всего этого сброда даже в тот момент, когда однокурсница снова тащила Драко к компании слизеринцев. Те уже уселись за один из круглых накрытых столиков. Неугомонная Паркинсон всё талдычила, что кто-то купил прекрасное платье, которое она так хотела приобрести.
А Малфой искал.
Искал, подходя к столу. Искал, садясь рядом с Блейзом. Искал ежесекундно, понимая, что сердце с каждым ударом сжимается всё сильнее, и ещё немного — и оно вовсе никогда не разожмётся.
— В чём дело?
Дело — дрянь, Забини. Если это то, о чём я думаю.
— Всё нормально.
— Точно?
— Ага, — Драко дёрнул бровью в ответ на напряжённую ухмылку пристроившейся рядом девушки.
— Чего Поттер хотел?
— Грейнджер искал. Эта грязнокровка, видимо, заблудилась по пути в зал, — судя по гоготу за столиком, кислая шутка слизеринки была оценена. А она почему-то не отрывала своих глаз от лица Малфоя.
— М-м… малыш?
Он не пошевелился. Только сильнее сжал зубы. Видимо, Паркинсон решила это интерпретировать как желание поболтать.
— Ты что, нервничаешь?
— А?
— Ну, — Пэнси нахмурилась. — Что её нет.
— Паркинсон, мне посрать.
Ох, Мерлин.
Овации! Цветы, поклоны, выкрики… где всё это?
Что, нет оценивших зрителей?
А жаль. Сыграл-то отлично. Такая чистосердечная ложь, аж в глотке горько.
Наверняка поверила, что его это никаким боком не колышет. Вся та чушь, что собралась на задворках сознания за всё время… Просто вспороть да выпотрошить. Вырвать из себя, ляпая кровью на пол.
Он протянулся за ближайшим бокалом, который Нотт уже наполнил чем-то, по цвету подозрительно напоминающим огневиски, когда рука замерла на полпути.
Замерла от такой гигантской горы облегчения, которая с грохотом обрушилась прямо на голову, оглушая. Просто оглушая.
Боже.
Он еле заставил себя…
Нет. Сиди. Не двигайся.
А взгляд уже намертво прикипел к застывшей на пороге в Большой зал Грейнджер.
И Малфой вдруг понял, что в этот момент сошёл с ума в четвёртый раз.
Костюмы на нём всегда сидели идеально.
С самого детства на каждый знаменательный день Малфоя-младшего упаковывали в крошечные фраки, затягивали на шее бабочку и без устали гордились столь прекрасным чадом, демонстрируя его, словно дорогую покупку, всем знакомым. Ни один приём в Мэноре не обходился без хвалебных речей, направленных на юного наследника рода Малфоев. А Люциус и Нарцисса упивались этими похвалами.
Собственно, практически ничего не изменилось — пиджаки по-прежнему идеально подходили ему. С той лишь разницей, что широкий разворот плеч стал выглядеть куда сексуальнее, чем в четыре года. Да и гордиться им уже было некому, кроме самого Драко.
Порой ему казалось, что только этим он гордиться и мог.
Сегодня почему-то бабочка душила.
Он стоял перед зеркалом, поворачивая голову то вправо, то влево, рассматривая себя. Стряхивая время от времени с лацканов несуществующие пылинки. И всё было идеально. Так идеально, что даже тошно. Несмотря на то, что пиджак расстегнут, а белоснежная рубашка местами в прорехах да разукрашена очень натуральными пятнами крови. В сочетании с этим бабочка смотрелась немного нелепо, но Нотт заявил, что в этом весь “шик”.
В чём шик, Малфой не понял до сих пор.
Просто смотрел на своё отражение и представлял, что это настоящая кровь, а не заменитель. И что багряный шрам, пересекающий бровь, тоже настоящий.
И что его тело изодрано.
Потому что. Наверное, это больно.
Ты псих.
— Хватит пижониться, — промычал со стороны кровати Тео.
Он сидел, зажав в зубах палочку, и пытался прикрепить к виску постоянно спадающий закрученный рог. Он решил вырядиться сатиром, что невероятно повеселило большую часть слизеринцев.
Несмотря ни на что, костюм получился отличный.
Теодор даже посетил мадам Помфри, чтобы нанести себе на плечи и спину негустой слой шерсти и нарастить крошечные, торчащие из копны волос лохматые уши. С костью оказалось сложнее, и теперь он маялся только этим съезжающим к скуле рогом. А ещё невероятно гордился тем, что будет целый вечер блистать своим обнажённым торсом.
— Ты и так выглядишь как прекрасный принц, ещё и перед зеркалом крутишься…
— Ага. Принц, побывавший в зубах у цербера, — отозвался со стороны шкафа Забини.
Они втроём в его комнате, в подземельях. Здесь привычнее и прохладнее, чем в башне наверху. И уже будто бы… не так.
Мулат уже был в длинном, почти до пола, плаще с приподнятым воротником и бордовой подкладкой. Рубашка с кружевными манжетами придавала ему вид загадочного герцога прошлых веков. Наколдованные заострённые клыки не затрудняли речи, и теперь он походил на настоящего вампира — зубы выгодно выделялись на фоне тёмной кожи, поэтому когда Блейз впервые улыбнулся в своём новом образе, у Малфоя против воли слегка похолодело в груди.
— Ну ты зубоскал.
Тот только отмахнулся и в очередной раз раздражённо одёрнул плащ.
Драко с нарядом не маялся.
Он вообще собирался пойти в обычном классическом костюме — пиджак, брюки и рубашка — но увидев его, Тео закатил глаза и взвалил на свои волосатые плечи заботу о внешнем виде товарища. В итоге практически ничего не изменилось — добавилось пару шрамов и изодранная рубашка.
Нотт даже расстроился и, бросив что-то вроде: “Всё равно из тебя не получится сделать что-то страшное”, занялся собой.
Малфой не хотел четверга.
Ему казалось, что он был единственным, кто не хотел четверга. Этот бал — нет. Он, определённо, не хотел.
Потому что знал — там будет Грейнджер-в-этом-платье. Грейнджер-с-этим-кретином.
И нужно будет держать себя в руках. Ну, то есть, не разорвать Миллера на куски. Не выпотрошить и не избить до потери пульса за то, что она ему так улыбается. Так, как все эти три дня.
Мерлин.
Это были адские три дня. Просто пиздец, какие адские.
Она порхала вокруг Курта, с каждым днём улыбаясь всё увереннее, теплее, при этом совершенно исключив Малфоя. В принципе. Просто забыв о нём наглухо.
Не сказать, что это трогало его…
Хотя нет.
Это трогало, ещё как. Просто выводило. Если во вторник он старался просто не обращать на это внимание, то в среду это уже начало раздражать. Утром — раздражать, а к вечеру, в попытке перехватить взгляд тёмных глаз со стола напротив, вызывало просто бешеную ярость. Потому что Гермиона смотрела на Миллера.
Даже просто за обедом. Смотрела на Миллера.
Смотрела.
И опять-блять-смотрела.
А потом они вместе проводили перемену. Исправно вместе. Отвратительно вместе.
Такая чушь.
Господи, пусть это просто меня добьёт. Потому что осознанно ощущать настолько сильную ревность к Грейнджер Малфой просто не мог. Не хотел и не мог. Но ощущал. Словно что-то внутри сжималось и окуналось в кипяток каждый раз когда… эта улыбка. Это прикосновение пальцев к локтю. А патлач просто расцветал на глазах.
За эти три дня Драко трижды сошёл с ума. И продолжал сходить.
Эти мысли. Все о Грейнджер. Просто все. Это стало навязчивой идеей. Это стало грёбаной идеей фикс.
Малфой искал её взглядом во дворе. В Большом зале. На общем уроке по зельям он почти не отрывал глаз от неё. Только когда получал тычок локтем от Блейза. Но проходило несколько минут, и взгляд возвращался. Если бы можно было умереть от взгляда, она бы была мертва уже раз сто.
И ещё.
Её имя.
Вчера он проснулся с её именем на губах. Потный, возбуждённый. С колотящимся где-то в животе сердцем.
Что ему снилось? Она. Конечно, она.
Почти всегда — она.
Горячая, льнущая. Растекающаяся перед ним, исходящая своей смазкой.
Сидела у него на коленях и дышала. Так прекрасно-тяжело-идеально дышала, выгибаясь под его прикосновениями. А он зарывался в её волосы лицом, тёрся раскрытым ртом о шею, вонзая зубы в нежную кожу. Оставлял следы. Яркие, кричащие пятна. Проводил пальцами по её промежности, погружаясь в эту скользящую влагу.
И она выстанывала. Так, как должна была. Имя. Его имя. Драко… Только её губы могли выстанывать его так.
Так, что он чуть не разодрал себе грудную клетку от разочарования, когда проснулся. Так, что сцепил зубы и прижал ладони к лицу, жмуря глаза, выдавливая её из своих мыслей. Уйди.
Немедленно выметайся. Но.
Драко…
И рука сама скользит по животу.
Почти ненавидящим жестом дёргает резинку пижамных штанов, проникая внутрь. И злое рычание вырывается изо рта, когда пальцы обхватывают напряжённый до боли член, а горячая волна прокатывает по позвоночнику.
Ладонь начинает двигаться — вверх, вниз. Дрожь по коже.
Давай, Грейнджер. Ещё раз. Мне нужно.
Драко…
Вверх, вниз. Раз-второй.
Если представить… на секунду представить жар и влагу. Не больше, чем на секунду, потому что иначе…
…о-о, чёрт.
Спина выгибается, и он упирается одной ногой в матрас, подаваясь тазом навстречу тугим движениям. Медленно, испытующе. Сжимаясь в попытке растянуть каждый пронзающий пах импульс удовольствия. Постепенно ускоряясь, перекатывая на языке её запах.
Он так хорошо помнит этот запах…
Он так ненавидит. Боже… о… Боже, он так ненавидит.
Ещё.
Драко…
Её голос стучит в сознании, пальцы движутся быстрее, а рычание всё громче. Злость. Он теряется в собственном сбитом дыхании. Зажмуренных глазах. Напряжённой шее и раскалённых жилах.
Сильнее. Чувствовать её. Яростное трение, горячее до свихнутых мозгов. В которых что-то кипит, что-то сотрясается в непрекращающемся вопле… ее имя… и так страшно. Что это навсегда. Что это глубоко под кожей.
— Грейнджер… — невнятное бормотание, невольное, просто необходимое. Это почти не он. Голос хриплый и низкий.
Вжимается затылком в сырую от пота подушку так, что спина почти отрывается от простыни, с трудом отлипая от мокрой ткани лопатками. Сердце заходится, а под веками вспыхивает её лицо.
Запрокинутая голова, густые волосы по спине. Широко открытый рот, влажный язык и имя. Задыхаясь стоном. Драко…
Чёрт.
Ещё, ещё, ещё…
Пока она не кончит от его лихорадочных и ритмичных проникновений. В неё, размазывая смазку по пальцам и внутри, по гладким сокращающимся стенкам.
Блять.
Слышать её. Так нужно. Грейнджер… Грейнджер, пожалуйста… необходима, охуеть, как необходима… с ума схожу, Грейнджер… В голове звон, а внутри уже дрожит бесконтрольное, удушливое удовольствие, закручивающееся в паху. Вырывающееся рваным стоном вместе с первым спазмом, скрутившим нутро, выгнувшим спину.
Продолжая двигать рукой, сильнее вжимаясь в подушку затылком, ощущая эти бесстыжие, судорожные содрогания, от которых моментально пересыхает глотка. И даже стон получается заглушённый. Бессильный.
А от ощущения собственной быстро остывающей спермы на животе сводит зубы.
Что может быть хуже той пустоты, остающейся после того, как ты кончил себе в кулак?
Остался лежать, всасывая в лёгкие раскалённый воздух. Снова рыча на выдохах, на этот раз - от разочарования. И… да. Пустоты.
Хуже нет ничего.
Разве что спуститься утром на завтрак, заметить её взгляд, направленный на Миллера.
И теперь стоять в комнате Блейза, уставившись стеклянным взглядом в отражение и пропуская переговоры слизеринцев мимо ушей.
И это просто пиздец.
— Мальчики, вы там скоро?
Даф.
Раз — и выдернула из глубоких лабиринтов, наполненных густым илом и затруднённым дыханием подсознания.
— Да, мы уже идём! — Теодор вставал с края кровати несмело — ему наконец-то удалось прикрепить к себе злополучный рог. — Ну, как я?
Он слегка развёл руки в стороны, будто демонстрируя себя во всей красе.
— Неплохо, — Забини придирчиво осмотрел тёмный пух шерсти на плечах. — А теперь представь, если Помфри не сможет убрать это.
На полный ужаса взгляд Теодора Блейз только ухмыльнулся, открывая дверь и встречая Дафну мягким объятием.
Судя по всему, слизеринка решила в этом году воплотить в себе призрака — кожа её была бледной, под глазами темнели круги, а одежда была свободной и светлой. Это не отняло у неё очарования, поэтому даже в таком костюме Гринграсс была привлекательной.
— Идёмте, скоро начало, — произнесла она после осторожного поцелуя в губы Забини. Видимо, боялась подавиться его клыками.
Затем обратила внимание на Теодора.
— Ого, Нотт. Я впечатлена. Ты шикарен сегодня.
И Малфой мог бы поклясться, что сатир покраснел до кончиков своих ослиных ушей.
— Он прекрасен всегда, Даф, — не преминул подколоть и тут же поймал на себе улыбающийся взгляд однокурсницы.
— Не нарывайся на комплименты, Драко. Тебя, как обычно, переплюнуть очень трудно. Ты так… романтично растерзан сегодня.
Ты так чертовски близка к реальному положению вещей.
— О, хватит обмениваться любезностями, ради Салазара, — Забини закатил глаза — почти синхронно с Малфоем — и обхватил Гринграсс за плечи. — Идём. Нас ждут.
И действительно.
Большой зал уже был полон народу. Парящим над столами свечам пришли на замену скалящиеся тыквы. Это всегда возвращало на несколько лет назад. В то время, когда первый бал Хеллоуина действительно впечатлил, это всё было в новинку.
С годами ничего не менялось - те же белоснежные скатерти, те же накрытые столы, но сдвинутые к стенам. Теперь посреди зала на возвышении располагался оркестр, а чуть ниже — танцевальная площадка. Круглые столики стояли небольшими стайками штук по пять-шесть то тут, то там.
Но студенты не спешили усаживаться. Они шныряли между ними, цепляя стулья ногами, хвастаясь, распуская друг перед другом хвосты. Преподавательский же стол уже занимали профессора, переговаривающиеся между собой.
От костюмов, пестрящих своим разнообразием, буквально разбегались глаза. Малфой осматривал каждого, кто попадался на пути. Некоторые были так загримированы, что узнать их становилось практически невозможно. Долгопупс, обвешанный какими-то корнями и ветками, извивающимися вокруг его тела; Лавгуд, выглядящая сегодня ещё более странно, чем обычно — похоже, она напялила на голову чей-то дырявый череп с рогами.
Мимо проскользнул Уизли — лицо его было разукрашено фурункулами.
— Эй, — Драко не смог промолчать, и когда рыжий обернулся через плечо, слизиринец насмешливо фыркнул: — Выглядишь лучше, чем обычно.
— Отвали, Малфой.
Уизли озабочен. Хмурит лоб.
— Ничего нового я от тебя не услышал, — скривился.
Покачал головой и направился за удаляющейся в глубину зала спиной Блейза.
Пэнси, Винсент и Грегори уже стояли около одного из столов с напитками, отведённых под Слизерин.
Паркинсон выглядела… неплохо. Изумрудное платье, заканчивающееся примерно на ладонь выше от середины бедра, легкий ореол, отдалённо напоминающий нимб, повис над головой и послушно следовал за каждым движением девушки. Завидев Драко, она улыбнулась и подбежала к нему на своих высоких каблуках, встречая на полдороги.
— Ты прекрасен сегодня, — шепнула в самое ухо, обхватывая Драко за шею.
Кажется, положено говорить комплименты дамам, а не наоборот.
Но он промолчал. Обнял её в ответ на полнейшем автомате.
Просто потому, что так было нужно. Ему самому - в первую очередь.
Взгляд же блуждал по толпе. Искал.
Ни одного светлого платья, похожего на то… Паркинсон отстранилась, взяла его за руку, воодушевлённая, и потащила было к остальным, когда чья-то ладонь припечаталась к плечу Малфоя, останавливая.
Слизеринец развернулся, упираясь взглядом в Поттера, который стоял прямо перед ним и сверлил взглядом сквозь очки. Лицо, как и у Драко, было покрыто искусственными шрамами.
— Ещё раз прикоснёшься ко мне, Поттер, и, уверяю тебя, найдёшь эту руку в каком-нибудь очень непотребном месте.
Взгляд гриффиндорца стал острее. Холоднее в миллион раз, но… он промолчал. Это напрягло.
— Что-то забыл? — тут же взвилась Пэнси, выступая вперёд, но Малфой дёрнул её за запястье, возвращая на место и игнорируя возмущённый писк.
А потом этот вопрос. И всё существо подобралось.
— Где она?
Что?
Вот… блять.
— Кто - “она”? — процедил Драко, в то время как сердце зашлось в ударах.
Не дай Мерлин, Поттер. Не дай Мерлин ты не уследил за ней.
— Ты знаешь, — рявкнул тот, делая шаг вперёд и не отрывая взгляда от слизеринца. — Гермиона. Где она?
— Откуда мы знаем, где твоя мерзкая грязнокровка бродит?
Паркинсон.
Неважно. Не сейчас. Пусть просто… молча.
— Что значит — где?
— Не прикидывайся, блин.
— Какого хрена ты имеешь в виду? — почти рычание. Лихорадочный взгляд против воли начал метаться между скользящими по залу студентами. В глупой попытке найти.
Что значит “Где Гермиона?”, бля? Как это понимать вообще? Она… с Миллером?
Потрясающе.
Малфой был уверен, что Поттер и Уизли присматривают за ней. Хотя бы встретят перед балом. Они же долбаные друзья! Они должны были.
Но этот шрамированный кретин не соизволил проследить… Дегенерат херов.
В груди появилось дурацкое чувство, колющее и немного дрожащее. Волнение, наверное. С этим же чувством Драко смотрел в лицо матери, когда “Хогвартс-Экспресс” впервые увозил его в школу.
Драко выпустил руку Пэнси, только сейчас понимая, что Поттер опять что-то говорит.
— …не видел с обеда. Думал, что ты в курсе, вы же соседи.
Конечно.
Откуда тебе, придурок, знать, что я почти целый день после занятий провёл в подземельях.
А теперь… Просто показать, что тебе всё равно.
Давай, Драко.
— Я… — к собственному ужасу Малфой запнулся, но тут же сосредоточенно кашлянул, проклиная себя. — Я не знаю, где твоя подружка.
Тот сощурился. Хотел выдавить из себя что-то ещё, но, видимо, передумал. Потому только сильнее нахмурился и, буркнув что-то типа “ладно”, скрылся в толпе.
Сообщи мне, Поттер, если она не явится через десять минут.
Хотя… я сам замечу быстрее. Но, Салазар, если она хочет увидеть ещё хоть раз своего патлача в добром здравии, ей бы лучше явиться.
— Вот мудак, а?
Пэнс сегодня особенно разговорчива.
Но это всё равно. Так всё равно. Потому что.
Взгляд продолжал искать копну каштановых кудрей среди всего этого сброда даже в тот момент, когда однокурсница снова тащила Драко к компании слизеринцев. Те уже уселись за один из круглых накрытых столиков. Неугомонная Паркинсон всё талдычила, что кто-то купил прекрасное платье, которое она так хотела приобрести.
А Малфой искал.
Искал, подходя к столу. Искал, садясь рядом с Блейзом. Искал ежесекундно, понимая, что сердце с каждым ударом сжимается всё сильнее, и ещё немного — и оно вовсе никогда не разожмётся.
— В чём дело?
Дело — дрянь, Забини. Если это то, о чём я думаю.
— Всё нормально.
— Точно?
— Ага, — Драко дёрнул бровью в ответ на напряжённую ухмылку пристроившейся рядом девушки.
— Чего Поттер хотел?
— Грейнджер искал. Эта грязнокровка, видимо, заблудилась по пути в зал, — судя по гоготу за столиком, кислая шутка слизеринки была оценена. А она почему-то не отрывала своих глаз от лица Малфоя.
— М-м… малыш?
Он не пошевелился. Только сильнее сжал зубы. Видимо, Паркинсон решила это интерпретировать как желание поболтать.
— Ты что, нервничаешь?
— А?
— Ну, — Пэнси нахмурилась. — Что её нет.
— Паркинсон, мне посрать.
Ох, Мерлин.
Овации! Цветы, поклоны, выкрики… где всё это?
Что, нет оценивших зрителей?
А жаль. Сыграл-то отлично. Такая чистосердечная ложь, аж в глотке горько.
Наверняка поверила, что его это никаким боком не колышет. Вся та чушь, что собралась на задворках сознания за всё время… Просто вспороть да выпотрошить. Вырвать из себя, ляпая кровью на пол.
Он протянулся за ближайшим бокалом, который Нотт уже наполнил чем-то, по цвету подозрительно напоминающим огневиски, когда рука замерла на полпути.
Замерла от такой гигантской горы облегчения, которая с грохотом обрушилась прямо на голову, оглушая. Просто оглушая.
Боже.
Он еле заставил себя…
Нет. Сиди. Не двигайся.
А взгляд уже намертво прикипел к застывшей на пороге в Большой зал Грейнджер.
И Малфой вдруг понял, что в этот момент сошёл с ума в четвёртый раз.
