Муза для негоцианта. Глава 4
Раздел: Фэндом → Категория: Книги, фильмы и комиксы
Глава IV.
Вестминстерское аббатство
В почтительной ночной тишине Фабио с интересом рассматривал боковой неф Вестминстерского аббатства. Чтобы проникнуть на территорию усопших королей, ему не потребовалось зачаровывать привратников – путь был чист. Даже замок, единственное условное препятствие при его таланте управлять формами, был легкой разминкой. Способности проникать в любое помещение без лишних звуков позавидовали бы воры мира, и непременно обсмеяли бы: ведь цель подобных посещений - прийти, посмотреть, прикоснуться к формам и… уйти. Иногда оставив что-нибудь в награду: например, недостающий осколок какой-нибудь реликвии. Феб был благодарным туристом.
За спиной почувствовал человека -пахнущий луком и лаундауном [1] (видимо, пытался «лечить» головные боли), он уверенно двигался к Фабио. Киндрэт изобразил на лице доброжелательность и обаяние фэри, готового покорить своими чарами и уговорами строптивого незнакомца, характер которого выдавали тяжелые шаги, и развернулся к нему лицом. Вовремя. Золоченый подсвечник вертикально рассек висок Феба.
- Святые мученики! – зашипел киндрэт, подавшись от молотящего воздух предмета в бок. За шиворот творца потекла холодная, липкая, вязкая кровь.
Отступая, сканировал молчаливую фигуру нападавшего: ничего сверхъестественного! Обыкновенный человек. Но отчего не действует очар? Видимо, слишком возбужден.
«Неужели лаундау разбередил нервишки и превратил меня в его кошмар?»
Феб сделал еще один шаг назад.
«Интересно, когда он выдохнется, мы сможем поговорить?!»
Спина коснулась каменной стены: фэри оказался зажат в пустом нефе церкви, видимо, уготовленном для статуи. Отчетливо вспомнились: вампирическая эпидемия, смерти близких, массовые убийства киндрэт людьми [2]. И за этим человеком может кто-то стоять. Совсем как тогда.
Мощная рука каменотеса перехватила подсвечник. Удивление и недоверие в глазах противника, а вовсе не испуг, и Феб рванул в сторону, выкручивая плечевой сустав нападающего, вцепившегося за свое «оружие». Мужчина даже не всхлипнул, но подсвечник выпустил. Тот вернулся его обладателю, со смертоносной силой пробив височную кость, откинув ночного гостя в бок.
Феб вытер тыльной стороной кулака, в котором держал орудие убийства, уголок глаз: соринка попала. Он все сделал верно, как тогда, -никаких свидетелей.
Тихо скрипнула тяжелая входная дверь, и он почувствовал ее. Музу. Не видел, но знал: вошла, должно быть, в зал с центрального входа и теперь наблюдает за ним. Смутился: Аврора никогда не поощряла убийства, призывая его и Якопо к гуманному взаимодействию с людьми. Даже эпидемия не повлияла на мировоззрение их Музы.
«Черт бы побрал этих неженок!» - нахмурился Феб, подумав о предстоящем объяснении в необходимости убийства [3]соклановцу.
- Он на тебя напал? – звонко зазвучал ненавистный английский в пустом соборе.
- Да, - Феб всматривался в колонну.
- Не бойся, о том, что здесь произошло, я никому не скажу, - голос был чарующим, юным и манящим, как подобает голосу Музы. А еще в нем было едва скрытое любопытство и какая-то мальчишеская задорность, словно речь шла не о проступке, а об укусах собаки, сорвавшейся с цепи.
Муза отделилась от тени, и Феб мысленно присвистнул – это был молодой человек. На вид ему было лет двадцать пять, стройная фигура точено смотрелась в графике луны и киндрэт невольно залюбовался им. Скульптура современного денди – одет по последней моде, движения плавные, с леностью, глаза слегка прищуренные, а на лице – тоскующая улыбка все повидавшего Чайльд Гарольда [4].
- С кем имею честь? – итальянец чуть наклонил голову набок, всматриваясь в фарфоровую фигурку.
- О, вы меня совсем не помните? – соклановец более заинтересовано посмотрел на Феба. – Мы встречались в парижской «Хижине» [5].
Феб провел ладонью по щетине, пытаясь вспомнить.
- Меня было непросто определить среди стольких прекрасных Муз, - незнакомец пожал плечами и улыбнулся. – Мне самому поначалу было… необычно.
- Евгений? Белозеров? Ты что ли?! – теперь Феб присвистнул вслух. – Какими судьбами?!
- К твоим услугам, Молика, - киндрэт театрально развел руками, – для вас, итальянцев, Лондон – это край света, для тех, кто избрал Париж своим домом –склочный сосед, которому иногда надо нанести визит вежливости.
Феб молча кивнул и бесшумно опустился на корточки рядом с телом. Творец эти театральные политесы Муз терпел дозировано. Евгений присел рядом. Он едва скрывал любопытство, глядя на труп несчастного.
- Что-нибудь говорил перед смертью?
Феб отрицательно мотнул головой и потянул тело к лунной дорожке, чтобы лучше его рассмотреть.
- Совсем-совсем ничего?
- Говорю же. Ни-че-го.
- Очар пробовал?
- Я все перепробовал…
Евгений подскочил на ноги и стал возбужденно ходить взад-вперед за Фабио.
- О Дева! Это охранник.
- С кем не бывает, - Муз остановился за спиной Творца и дружески похлопал его по плечу.
- Не понимаю!
Евгений любопытно нагнулся вперед, облокачиваясь о плечи каменотеса.
- У него был мушкет, - Творец вытянул оружие, - заряжен. Одного выстрела было бы достаточно, чтобы сделать меня беспомощным на какое-то время. Вместо этого он размахивал подсвечником. Зачем?
– Ты понимаешь, что здесь происходит? – глаза Музы светились озорным блеском. – Это просто невероятно.… Все равно, что пройти посвящение заново. Как открыть свои способности и возможности!
- Что ты имеешь в виду?
- Не глупи. Этому бедняге повезло, что на его месте оказался ты. Быстро и не больно. Нам всем повезло.
- Случайности не случайны? – передразнил Феб.
- Любимые слова моего мастера, - Евгений пожал плечами и присел рядом, облокотившись своим о плечо каменотёса. – Фэри могут много больше, чем о них думают другие кланы. Мы видим… мимолетную красоту и ценность.
Творец согласно кивал головой, параллельно обдумывая план избавления от тела. Встревать с Музой в дискуссию было равносильно продлению мучений. Эти особи были знатными словоблудами.
- …Мы знаем о сокровенных струнах человеческих натур. Мы их чувствуем. Мы влияем не только на людей…
Каменотес сжал кулак: «Маленький ублюдок! Ну, конечно, как я раньше не догадался. Какой нормальный человек будет бросаться с подсвечником, когда у него есть ружье. Только тот, который не хочет привлекать внимания. Тот, кто действует…»
Феб смотрел на свои руки, окрашенные синькой луны:
- Твоя работа?
«…чужими руками».
- Это не работа, - Евгений отрицательно замотал головой. – Это – он кивнул в сторону тела, - и есть высшая безоговорочная форма подчинения искусству. Смотри, у нас есть сила влиять на людей.
- Он мог меня убить!
- Как и меня, - Евгений счастливо засмеялся, глядя на луну, подсматривающую в окно собора. – Ты даже не представляешь, Феб, - он приобнял окаменелую фигуру итальянца и зарылся лицом в мощное плечо фэри, - как я счастлив! Прости, за эту жертву. Тебя не должно было быть здесь. Никого не должно было быть здесь, - он шелестел в ухо тем самым чарующим голосом. – Ты встал между ним и мной. Рисковал…
- Что ты ему сказал?
- Убить первого встречного. Не пользуясь ружьем. Но этим первым встречным должен быть я, - Евгения наклонился и заглянул в глаза Фебу. – Понимаешь?
Скульптор посмотрел в лицо собрата:
- Но какой тебе прок от этой… пешки?
- Музам тоже иногда приходится защищаться. Особенно одиночкам. И порой это не самые благородные способы, воспетые кланом. Феб я давно ищу Творца, и слышал, у тебя нет Музы.
Молика внимательно изучал это точеное одухотворенное и одержимое непонятными ему демонами лицо. Сравнивал. Их Аврора, словно светилась изнутри, а этот вечный юноша, молодевший на глазах от лунных всполохов, не светился, нет, он горел. Горел какой-то идеей.
- Готов ли ты служить своему Творцу? – Феб задумчиво улыбнулся. – Наверное, нет еще.
- Полагаю это отказ? – Евгений отстранился. - Жаль. Мне еще… никто не отказывал.
Творец молча поднялся и задумчиво посмотрел в неф, где его зажал неудачный противник.
«Бедняга, он даже не понял, что стал жертвой плохой шутки. Или псевдонаучного эксперимента».
- Тебе помочь избавится от тела?
- Мы не будем от него избавляться.
- Как это? Ну а замуровать в стену? Или перемолоть в пыль? Я слышал, ты мастер на эти штуки! Мы же не можем оставить его вот так…
- Почему нет?
- Ну, улики. И все-такое… Убийство в Вестминстерском аббатстве.
- Ты сослужишь плохую службу женатому христианину, если замуруешь его тело в стену. Как бы он не умер, его семья должна с ним проститься.
- Семья? – Евгений обернулся, - Основатель, о чем ты?
- У него на руке обручальное кольцо, на шее – крест.
- Что ты предлагаешь?
- Оставить все как есть. А это, - Феб махнул позолоченным подсвечников, - я заберу на память. О сегодняшней ночи. Вот так. Спи герой с миром, погибший от рук грабителей Вестминстерского аббатства. Ты же сложишь про него песню?
- Идея! Пусть это будет героическая баллада… Что скажешь? – за киндрэт тихо хлопнула дверь и собор погрузился в тишину.
В дорожке лунного света бледнело тело персонажа британского эпоса.
***
Евгений вызвался проводить скульптора до перекрестка. По пути он говорил не умолкая – о странах, где успел побывать и людях, которых повидал. Рассказывал о талантах заклинателей змей, о религиозных трансах, египетских мамелюках, безоговорочно идущих на смерть, и своих домыслах и изысканиях в области человеческого сознания. Живо интересовался природой магии Творцов, их негласном союзе с Музами. Его страшила и вместе с тем будоражила мысль о том, что у Творца единственная Муза. Их связь представлялась ему чем-то сверхъестественным и волнующим.
- Это не отношения, а лебединая песня!
- Если тебе повезет, брат. Ну все! Здесь наши пути расходятся, - Феб кивнул на перекресток.
- Сегодня мне повезло! - Евгений раскрыл объятия в примиряющем жесте. - Прости за испорченную ночь! – и сделал шаг на встречу.
- Так-то лучше, - Фабио грубовато, по-простому, похлопал франта по спине. Злость на юного экспериментатора поутихла: все-таки восторженные, обаятельные и всегда в великолепном настроении Музы знали толк в магии очарования.
«И потом, они так давно не виделись!» - пытался оправдать душевный порыв голос рассудка.
- Тише-тише, - смеялся Белозеров, сбивая с себя каменную пыль, - в каком виде я пойду на свидание?
- Только не чопорная англичанка! – Фабио озабоченно отстранился. – Неужели сырость меняет и вкусы? Да у этого народа не только кровь холодная, но и…
- Ты будешь приятно удивлен, друг мой! Ибо эта юная дева – итальянка.
- Итальянка? Здесь? В такую погоду? Какой злой ветер принес сюда этот дивный листок из страны солнца и золотых виноградников?
- У этого Зефира есть имя и должность. Директор итальянских гастролеров… да что я все толкую! Вот. Взял, чтобы не пропустить такое событие! – киндрэт равнодушно пожал плечами на изумлённый взгляд скульптора, при виде сложенной в несколько раз городской театральной афиши, видимо сорванной со стены, которую Евгений достал из-за сюртука. – Здесь, - он постучал пальцем в перчатке по бумаге, - все ответы на твои вопросы. Не пропусти! Она универсальна, прекрасна, божественна!.. – плавный, дирижирующий взмах и перед фэри остановился кеб. Лошади дернулись, но не успела рука опуститься на трость, как животные успокоились.
- Не пропусти! – повторил, вскакивая в карету. – Это будет открытием века! Обещаю…
Звонкий голос Музы, с переливистым солнечным смехом, похожий на пение кенара, поглотил лондонский туман. Скульптор остался один у перекрестка. Бессильный огонек фонаря истерично подрагивал сквозь мутные стекла, кладя желтовато-синие, уходящие в темную зелень, близорукие мазки света.
Ночь была окончательно загублена.
Фабио раскрыл афишу и пробежал глазами.
«Театр Конвент-Гарден представляет!
Итальянские гастроли.
«Травиата» Дж.Верди.
Директор Паоло Меццо,
сопрано – Марчелла Альери,
тенор – Лучанно Пиротто»
«Какой дурак будет искать среди актрисок Ученицу!» – хмыкнул Феб.
Человеческий брак был репетицией в сравнении с тем, что представляли собой отношения мастер-птенец. И в отличие от супругов, которые могут разъехаться в разные стороны, а через надцать лет не вспомнить и имени друг друга, киндрэт вместе с бессмертием дарили частичку себя, своей силы, воли и, конечно, знаний. Нет, ни о каких актрисах и речи быть не может! С досадой, чувствуя, что зря теряет время, скомкал афишу и бросил под ноги.
«Больше никаких случайностей!» - фэри уверенно зашагал через перекресток.
Комок типографской краски качнулся от порыва ветра. Через секунду за спиной послышался легкий топот и его окликнули:
- Сэр! Вы обронили, – юноша лет восемнадцати, по виду проститутка, протягивал его «пропажу», а в глазах – немая просьба о вознаграждении. Что ж, он вознаградит его.
И себя.
________________________________________
[1] Лаундау – опиум смешанный с алкоголем. Был дешевле пива и вина: его мог купить самый низкооплачиваемый рабочий. Использовался как лекарственное средство при любой хвори. Высокая смертность грудных детей в Англии XIX века была связана в том числе и с лаундаумом, которым поили малышей. Опиаты притупляли чувство голода, дети переставали кричать, просить еду, и умирали.
[2]Вампирическая эпидемия была в XVIII веке. Выжили единицы из кланов. Большинство выживших Фэриартос скрылись в мире искусств. Вьесчи с Даханавар потратили огромные средства и физические ресурсы, чтобы купить и ментально укротить человечество, и скрыть среды пребывания киндрэт на Земле. После этих событий между кланами вступил в силу закон о Скрытности. Человеку, узнавшему о существованиибессмертных, предстоял весьма однозначный выбор: обращение или смерть.
[3] Убийство людей в кланах - Клан Фэриартос руководствуется одним из основных принципов – не убей, не навреди. Внутри клана действует негласное соглашение, что нельзя ни в коем случае причинять вред людям. Убийство человека строго карается в таких кланах как Фэриартос, Вьесчи и Даханавар. Даже убийство по неосторожности.
[4] Чайльд Гарольд – главный герой известной и популярной в XIX веке поэмы лорда Джорджа Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда». Описывает путешествия и размышления пресыщенного молодого человека, который разочаровался в жизни полной удовольствий и веселья и ищет приключений в незнакомых землях. Стал прототипом «байронического героя». Женщины с ума сходили по таким типам :)
[5]«Хижина» - здания в левобережной части Парижа, где проходили самые известные общественные балы. Заведение просуществовало с 1787 до 1853 гг.; особой популярностью оно пользовалось в конце периода Реставрации и во время Июльской монархии (1830 — 1848), когда его возглавлял упомянутый Дюма папаша Лагир (Лаир) — зять первого владельца.
Вестминстерское аббатство
В почтительной ночной тишине Фабио с интересом рассматривал боковой неф Вестминстерского аббатства. Чтобы проникнуть на территорию усопших королей, ему не потребовалось зачаровывать привратников – путь был чист. Даже замок, единственное условное препятствие при его таланте управлять формами, был легкой разминкой. Способности проникать в любое помещение без лишних звуков позавидовали бы воры мира, и непременно обсмеяли бы: ведь цель подобных посещений - прийти, посмотреть, прикоснуться к формам и… уйти. Иногда оставив что-нибудь в награду: например, недостающий осколок какой-нибудь реликвии. Феб был благодарным туристом.
За спиной почувствовал человека -пахнущий луком и лаундауном [1] (видимо, пытался «лечить» головные боли), он уверенно двигался к Фабио. Киндрэт изобразил на лице доброжелательность и обаяние фэри, готового покорить своими чарами и уговорами строптивого незнакомца, характер которого выдавали тяжелые шаги, и развернулся к нему лицом. Вовремя. Золоченый подсвечник вертикально рассек висок Феба.
- Святые мученики! – зашипел киндрэт, подавшись от молотящего воздух предмета в бок. За шиворот творца потекла холодная, липкая, вязкая кровь.
Отступая, сканировал молчаливую фигуру нападавшего: ничего сверхъестественного! Обыкновенный человек. Но отчего не действует очар? Видимо, слишком возбужден.
«Неужели лаундау разбередил нервишки и превратил меня в его кошмар?»
Феб сделал еще один шаг назад.
«Интересно, когда он выдохнется, мы сможем поговорить?!»
Спина коснулась каменной стены: фэри оказался зажат в пустом нефе церкви, видимо, уготовленном для статуи. Отчетливо вспомнились: вампирическая эпидемия, смерти близких, массовые убийства киндрэт людьми [2]. И за этим человеком может кто-то стоять. Совсем как тогда.
Мощная рука каменотеса перехватила подсвечник. Удивление и недоверие в глазах противника, а вовсе не испуг, и Феб рванул в сторону, выкручивая плечевой сустав нападающего, вцепившегося за свое «оружие». Мужчина даже не всхлипнул, но подсвечник выпустил. Тот вернулся его обладателю, со смертоносной силой пробив височную кость, откинув ночного гостя в бок.
Феб вытер тыльной стороной кулака, в котором держал орудие убийства, уголок глаз: соринка попала. Он все сделал верно, как тогда, -никаких свидетелей.
Тихо скрипнула тяжелая входная дверь, и он почувствовал ее. Музу. Не видел, но знал: вошла, должно быть, в зал с центрального входа и теперь наблюдает за ним. Смутился: Аврора никогда не поощряла убийства, призывая его и Якопо к гуманному взаимодействию с людьми. Даже эпидемия не повлияла на мировоззрение их Музы.
«Черт бы побрал этих неженок!» - нахмурился Феб, подумав о предстоящем объяснении в необходимости убийства [3]соклановцу.
- Он на тебя напал? – звонко зазвучал ненавистный английский в пустом соборе.
- Да, - Феб всматривался в колонну.
- Не бойся, о том, что здесь произошло, я никому не скажу, - голос был чарующим, юным и манящим, как подобает голосу Музы. А еще в нем было едва скрытое любопытство и какая-то мальчишеская задорность, словно речь шла не о проступке, а об укусах собаки, сорвавшейся с цепи.
Муза отделилась от тени, и Феб мысленно присвистнул – это был молодой человек. На вид ему было лет двадцать пять, стройная фигура точено смотрелась в графике луны и киндрэт невольно залюбовался им. Скульптура современного денди – одет по последней моде, движения плавные, с леностью, глаза слегка прищуренные, а на лице – тоскующая улыбка все повидавшего Чайльд Гарольда [4].
- С кем имею честь? – итальянец чуть наклонил голову набок, всматриваясь в фарфоровую фигурку.
- О, вы меня совсем не помните? – соклановец более заинтересовано посмотрел на Феба. – Мы встречались в парижской «Хижине» [5].
Феб провел ладонью по щетине, пытаясь вспомнить.
- Меня было непросто определить среди стольких прекрасных Муз, - незнакомец пожал плечами и улыбнулся. – Мне самому поначалу было… необычно.
- Евгений? Белозеров? Ты что ли?! – теперь Феб присвистнул вслух. – Какими судьбами?!
- К твоим услугам, Молика, - киндрэт театрально развел руками, – для вас, итальянцев, Лондон – это край света, для тех, кто избрал Париж своим домом –склочный сосед, которому иногда надо нанести визит вежливости.
Феб молча кивнул и бесшумно опустился на корточки рядом с телом. Творец эти театральные политесы Муз терпел дозировано. Евгений присел рядом. Он едва скрывал любопытство, глядя на труп несчастного.
- Что-нибудь говорил перед смертью?
Феб отрицательно мотнул головой и потянул тело к лунной дорожке, чтобы лучше его рассмотреть.
- Совсем-совсем ничего?
- Говорю же. Ни-че-го.
- Очар пробовал?
- Я все перепробовал…
Евгений подскочил на ноги и стал возбужденно ходить взад-вперед за Фабио.
- О Дева! Это охранник.
- С кем не бывает, - Муз остановился за спиной Творца и дружески похлопал его по плечу.
- Не понимаю!
Евгений любопытно нагнулся вперед, облокачиваясь о плечи каменотеса.
- У него был мушкет, - Творец вытянул оружие, - заряжен. Одного выстрела было бы достаточно, чтобы сделать меня беспомощным на какое-то время. Вместо этого он размахивал подсвечником. Зачем?
– Ты понимаешь, что здесь происходит? – глаза Музы светились озорным блеском. – Это просто невероятно.… Все равно, что пройти посвящение заново. Как открыть свои способности и возможности!
- Что ты имеешь в виду?
- Не глупи. Этому бедняге повезло, что на его месте оказался ты. Быстро и не больно. Нам всем повезло.
- Случайности не случайны? – передразнил Феб.
- Любимые слова моего мастера, - Евгений пожал плечами и присел рядом, облокотившись своим о плечо каменотёса. – Фэри могут много больше, чем о них думают другие кланы. Мы видим… мимолетную красоту и ценность.
Творец согласно кивал головой, параллельно обдумывая план избавления от тела. Встревать с Музой в дискуссию было равносильно продлению мучений. Эти особи были знатными словоблудами.
- …Мы знаем о сокровенных струнах человеческих натур. Мы их чувствуем. Мы влияем не только на людей…
Каменотес сжал кулак: «Маленький ублюдок! Ну, конечно, как я раньше не догадался. Какой нормальный человек будет бросаться с подсвечником, когда у него есть ружье. Только тот, который не хочет привлекать внимания. Тот, кто действует…»
Феб смотрел на свои руки, окрашенные синькой луны:
- Твоя работа?
«…чужими руками».
- Это не работа, - Евгений отрицательно замотал головой. – Это – он кивнул в сторону тела, - и есть высшая безоговорочная форма подчинения искусству. Смотри, у нас есть сила влиять на людей.
- Он мог меня убить!
- Как и меня, - Евгений счастливо засмеялся, глядя на луну, подсматривающую в окно собора. – Ты даже не представляешь, Феб, - он приобнял окаменелую фигуру итальянца и зарылся лицом в мощное плечо фэри, - как я счастлив! Прости, за эту жертву. Тебя не должно было быть здесь. Никого не должно было быть здесь, - он шелестел в ухо тем самым чарующим голосом. – Ты встал между ним и мной. Рисковал…
- Что ты ему сказал?
- Убить первого встречного. Не пользуясь ружьем. Но этим первым встречным должен быть я, - Евгения наклонился и заглянул в глаза Фебу. – Понимаешь?
Скульптор посмотрел в лицо собрата:
- Но какой тебе прок от этой… пешки?
- Музам тоже иногда приходится защищаться. Особенно одиночкам. И порой это не самые благородные способы, воспетые кланом. Феб я давно ищу Творца, и слышал, у тебя нет Музы.
Молика внимательно изучал это точеное одухотворенное и одержимое непонятными ему демонами лицо. Сравнивал. Их Аврора, словно светилась изнутри, а этот вечный юноша, молодевший на глазах от лунных всполохов, не светился, нет, он горел. Горел какой-то идеей.
- Готов ли ты служить своему Творцу? – Феб задумчиво улыбнулся. – Наверное, нет еще.
- Полагаю это отказ? – Евгений отстранился. - Жаль. Мне еще… никто не отказывал.
Творец молча поднялся и задумчиво посмотрел в неф, где его зажал неудачный противник.
«Бедняга, он даже не понял, что стал жертвой плохой шутки. Или псевдонаучного эксперимента».
- Тебе помочь избавится от тела?
- Мы не будем от него избавляться.
- Как это? Ну а замуровать в стену? Или перемолоть в пыль? Я слышал, ты мастер на эти штуки! Мы же не можем оставить его вот так…
- Почему нет?
- Ну, улики. И все-такое… Убийство в Вестминстерском аббатстве.
- Ты сослужишь плохую службу женатому христианину, если замуруешь его тело в стену. Как бы он не умер, его семья должна с ним проститься.
- Семья? – Евгений обернулся, - Основатель, о чем ты?
- У него на руке обручальное кольцо, на шее – крест.
- Что ты предлагаешь?
- Оставить все как есть. А это, - Феб махнул позолоченным подсвечников, - я заберу на память. О сегодняшней ночи. Вот так. Спи герой с миром, погибший от рук грабителей Вестминстерского аббатства. Ты же сложишь про него песню?
- Идея! Пусть это будет героическая баллада… Что скажешь? – за киндрэт тихо хлопнула дверь и собор погрузился в тишину.
В дорожке лунного света бледнело тело персонажа британского эпоса.
***
Евгений вызвался проводить скульптора до перекрестка. По пути он говорил не умолкая – о странах, где успел побывать и людях, которых повидал. Рассказывал о талантах заклинателей змей, о религиозных трансах, египетских мамелюках, безоговорочно идущих на смерть, и своих домыслах и изысканиях в области человеческого сознания. Живо интересовался природой магии Творцов, их негласном союзе с Музами. Его страшила и вместе с тем будоражила мысль о том, что у Творца единственная Муза. Их связь представлялась ему чем-то сверхъестественным и волнующим.
- Это не отношения, а лебединая песня!
- Если тебе повезет, брат. Ну все! Здесь наши пути расходятся, - Феб кивнул на перекресток.
- Сегодня мне повезло! - Евгений раскрыл объятия в примиряющем жесте. - Прости за испорченную ночь! – и сделал шаг на встречу.
- Так-то лучше, - Фабио грубовато, по-простому, похлопал франта по спине. Злость на юного экспериментатора поутихла: все-таки восторженные, обаятельные и всегда в великолепном настроении Музы знали толк в магии очарования.
«И потом, они так давно не виделись!» - пытался оправдать душевный порыв голос рассудка.
- Тише-тише, - смеялся Белозеров, сбивая с себя каменную пыль, - в каком виде я пойду на свидание?
- Только не чопорная англичанка! – Фабио озабоченно отстранился. – Неужели сырость меняет и вкусы? Да у этого народа не только кровь холодная, но и…
- Ты будешь приятно удивлен, друг мой! Ибо эта юная дева – итальянка.
- Итальянка? Здесь? В такую погоду? Какой злой ветер принес сюда этот дивный листок из страны солнца и золотых виноградников?
- У этого Зефира есть имя и должность. Директор итальянских гастролеров… да что я все толкую! Вот. Взял, чтобы не пропустить такое событие! – киндрэт равнодушно пожал плечами на изумлённый взгляд скульптора, при виде сложенной в несколько раз городской театральной афиши, видимо сорванной со стены, которую Евгений достал из-за сюртука. – Здесь, - он постучал пальцем в перчатке по бумаге, - все ответы на твои вопросы. Не пропусти! Она универсальна, прекрасна, божественна!.. – плавный, дирижирующий взмах и перед фэри остановился кеб. Лошади дернулись, но не успела рука опуститься на трость, как животные успокоились.
- Не пропусти! – повторил, вскакивая в карету. – Это будет открытием века! Обещаю…
Звонкий голос Музы, с переливистым солнечным смехом, похожий на пение кенара, поглотил лондонский туман. Скульптор остался один у перекрестка. Бессильный огонек фонаря истерично подрагивал сквозь мутные стекла, кладя желтовато-синие, уходящие в темную зелень, близорукие мазки света.
Ночь была окончательно загублена.
Фабио раскрыл афишу и пробежал глазами.
«Театр Конвент-Гарден представляет!
Итальянские гастроли.
«Травиата» Дж.Верди.
Директор Паоло Меццо,
сопрано – Марчелла Альери,
тенор – Лучанно Пиротто»
«Какой дурак будет искать среди актрисок Ученицу!» – хмыкнул Феб.
Человеческий брак был репетицией в сравнении с тем, что представляли собой отношения мастер-птенец. И в отличие от супругов, которые могут разъехаться в разные стороны, а через надцать лет не вспомнить и имени друг друга, киндрэт вместе с бессмертием дарили частичку себя, своей силы, воли и, конечно, знаний. Нет, ни о каких актрисах и речи быть не может! С досадой, чувствуя, что зря теряет время, скомкал афишу и бросил под ноги.
«Больше никаких случайностей!» - фэри уверенно зашагал через перекресток.
Комок типографской краски качнулся от порыва ветра. Через секунду за спиной послышался легкий топот и его окликнули:
- Сэр! Вы обронили, – юноша лет восемнадцати, по виду проститутка, протягивал его «пропажу», а в глазах – немая просьба о вознаграждении. Что ж, он вознаградит его.
И себя.
________________________________________
[1] Лаундау – опиум смешанный с алкоголем. Был дешевле пива и вина: его мог купить самый низкооплачиваемый рабочий. Использовался как лекарственное средство при любой хвори. Высокая смертность грудных детей в Англии XIX века была связана в том числе и с лаундаумом, которым поили малышей. Опиаты притупляли чувство голода, дети переставали кричать, просить еду, и умирали.
[2]Вампирическая эпидемия была в XVIII веке. Выжили единицы из кланов. Большинство выживших Фэриартос скрылись в мире искусств. Вьесчи с Даханавар потратили огромные средства и физические ресурсы, чтобы купить и ментально укротить человечество, и скрыть среды пребывания киндрэт на Земле. После этих событий между кланами вступил в силу закон о Скрытности. Человеку, узнавшему о существованиибессмертных, предстоял весьма однозначный выбор: обращение или смерть.
[3] Убийство людей в кланах - Клан Фэриартос руководствуется одним из основных принципов – не убей, не навреди. Внутри клана действует негласное соглашение, что нельзя ни в коем случае причинять вред людям. Убийство человека строго карается в таких кланах как Фэриартос, Вьесчи и Даханавар. Даже убийство по неосторожности.
[4] Чайльд Гарольд – главный герой известной и популярной в XIX веке поэмы лорда Джорджа Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда». Описывает путешествия и размышления пресыщенного молодого человека, который разочаровался в жизни полной удовольствий и веселья и ищет приключений в незнакомых землях. Стал прототипом «байронического героя». Женщины с ума сходили по таким типам :)
[5]«Хижина» - здания в левобережной части Парижа, где проходили самые известные общественные балы. Заведение просуществовало с 1787 до 1853 гг.; особой популярностью оно пользовалось в конце периода Реставрации и во время Июльской монархии (1830 — 1848), когда его возглавлял упомянутый Дюма папаша Лагир (Лаир) — зять первого владельца.
