Безликая смерть
Раздел: Фэндом → Категория: Атака титанов
— Отсюда нет выхода, — раздаётся в голове гулким эхом чей-то голос, ударяясь о стенки черепной коробки, размножаясь после хором лишних звуков. Голос существа, которому нельзя дать имя и саму личность. Лишенец, что повис между двумя мирами размытой тенью, не имеющей лица и настоящего облика. Пустое место, что может повторять одно и то же. Сейчас это предстало перед темноволосым юношей, вокруг которого не было ничего, кроме черной воды, отсутствия берегов и размытой сущности. И она говорила, вгрызаясь в сознание молодого человека сгнившими и несуществующими зубами: — Отсюда нет выхода.
— Господи, — выдыхает Эрен, чувствуя, как голова трещит от боли и готова расколоться на две неровные части, — где я? — и поднимает взгляд мутно-зелёных глаз на лишенца, вместо лица у которого два провала, в которых угадываются пустые глазницы. Тень смотрит на Джаггера и повторяет одно и то же. Одно и то же. Сухой, разъедающий разум безжизненный голос, который ощущается всем телом, что как будто погружается в холодный песок. Эрен повторяет свой вопрос вновь, пытаясь подняться с колен: — Где я?
Это место не похоже на страшный сон или отголосок больного, измученного временем воображения. Это место не похоже ни на что, составляя вид обычного пустого места, где нет ничего, кроме черной воды. Она вязкая, как кисель, и тёплая, как мамина рука. Джаггер выпрямляется и осматривается, видя лишь бесконечные просторы влажной пустоты. Здесь нет ветра — возможно, здесь даже нет воздуха. Две пустые глазницы на лице размытой тени смотрят на юношу, не собираясь отпускать его. Эрен видит, что глаз у лишенца нет, но ощущает его взгляд на себе. Тело горит не огнём, а холодом. Рука дрожат, хотя нет даже и намека на страх. Страх перед кем? Перед бесхозной тенью, что парит в воздухе перед темноволосым парнем и чего-то ждёт.
— Я не боюсь тебя! — резко восклицает Джаггер, сжав кулаки и уверенно воззрившись на отсутствующий рот лишенца, не в силах поднять взгляд выше. Он не может посмотреть в провалы глаз своего призрачного собеседника, но призрачный собеседник свободно смотрит на него сам, изучая. Кто он такой? Откуда он появился? Почему он здесь? И Эрен громко заявляет вновь: — Не боюсь!
Собственный голос протягивается по бесконечности, превращаясь в вечное эхо, повиснув, как висельник, в пустом пространстве между Эреном и Лишенцем. По черной воде, гладь которой была по виду нерушима, прошлись волны. Сначала маленькие, как будто проплывает утка, а затем рябь стала усиливаться, и уже через несколько мгновений вязкая, как кисель, и теплая, как мамина рука, вода взбунтовалась, забурлила и разошлась волнами. Джаггер еле-еле стоял на ногах, погребённый под незнакомой водянистой массой по самые бедра.
— Отсюда нет выхода, — шуршит тихим и пробирающим до самых костей голосом размытая тень, и на одно лишь мгновение на пустом сером лице появляется то, что можно принять за линию рта — и тут же исчезает. Эрену холодно, он ледяной, но ногам на удивление тепло, словно они укутаны пледом; а Лишенец не отрывает своего отсутствующего взгляда от молодого человека, повторяя: — Отсюда нет выхода.
— Кто ты такой? — раздражённо спрашивает Эрен, не ощущая страха до сих пор. Ему не страшно, он не боится, его колени не дрожат — он почти что спокоен. — Где я?
— Ты здесь Бог, — внезапно отзывается Лишенец, и Джаггер понимает, что размытая тень без настоящей сущности приближается к нему очень медленно, но одновременно с этим неумолимо быстро, что скоро окажется на расстоянии вытянутой руки. В ноздри ударяет слабый запах ржавчины. И Лишенец снова говорит: — Ты здесь Бог.
— Здесь нет ничего, — недоумевая, отвечает Эрен, совершенно потерявшись в своих размышлениях и пустом лице собеседника, в провалы глаз которого до сих пор не удаётся посмотреть. Парень хочет поднять взгляд, но ему что-то мешает, какой-то невидимый барьер; виски начинают ныть болью так громко, что в голове начинает что-то монотонно гудеть. Ещё пара секунд, протянувшихся в года, — и гудение превратится в женский визг. Ещё пара минут, протянувшихся в столетия, — и Эрен снова услышит Лишенца, которому нельзя посмотреть в глаза, которых нет.
— Ты стал первым в этой игре, — охватывая сознание Джаггера голосом, что так похож на тихий хор, сообщает Лишенец, до сих пор находясь далеко от молодого человека, но продолжая медленно-медленно плыть к нему по воздуху. А есть ли воздух здесь? Запах ржавчины превращается в запах чугунной ванны, которую заполнили кипятком. И размытая серая тень, печально качнув безликой головой, говорит: — Ты достиг цели.
— Какой? — затаив дыхание, спрашивает Эрен, но в ответ слышит лишь одно — мертвое молчание. Вязкая, как кисель, и теплая, как мамина рука, вода бурлит вокруг него; Лишенец далеко, но катастрофически близко, судя по ощущениям. Запах наполненной кипятком чугунной ванны превращается в отвратительную, тошнотворную вонь разложения трупа. Голова Эрена кружится, ноги не держат, но сам парень всё ещё уверенно держит равновесие. Уже по пояс в теплой воде. И он смотрит на приближающегося почти незаметно Лишенца, так и не смея посмотреть ему в пустые провалы некогда бывших глаз. А у него были когда-то глаза? Безграничный бушующий темный океан не успокаивается. Мерзкий запах пробирается в рот и нос, в уши и глаза, под кожу и во внутренности. Выворачивает наизнанку.
Джаггер закрывает рот двумя руками, зажмуриваясь, но запах всё равно остаётся, своей резкостью заставляя зелёные глаза слезиться, а желудок скручиваться. Вдох-выдох. Зажатый ладонями рот всё равно пропускает эту вонь через себя. Выдох-вдох. Эрен задыхается, не зная, дышать ли ему, упиваясь запахом того, от чего хочется блевать, или же не дышать, не пропуская драгоценный кислород. А есть ли здесь кислород вообще? Всё пространство состоит из мерзкого запаха разрытого кладбища, территория которого заполонена расчленёнными и уже давным-давно мертвыми людьми. Темноволосый юноша заходится отчаянным лающим кашлем, чувствуя, что с минуты на минуту в темную воду извергнуться собственные внутренности. Во рту привкус крови, в воздухе-которого-нет — запах смерти, напротив — размытая серая тень, не имеющая ни лица, ни человеческой фигуры, ни собственной сущности. Она молчит.
Что-то холодное касается опущенной левой руки Эрена, заставляя его оторваться от созерцания едва ли двигающегося к нему Лишенца. Опуская взгляд на то, что до руки дотронулось, Джаггер уже понимал, что не сдержит собственного крика, за секунду застрявшего в самой глотке. Чья-то рука. Чья-то чужая рука, которая была целой лишь до сгиба локтя, где превращалась в почерневшее нечто. Она была грубо и неаккуратно оторвана от чьего-то туловища. Поясницу вусмерть напуганного Эрена что-то коснулось, затем то же самое произошло с правым боком. Джаггер не смел повернуть голову, дабы оторваться от созерцания оторванных конечностей незнакомых людей. Не моргая, молодой человек так и стоял, ощущая, как рассудок потухает. Стало вдруг безразлично, что воздух пропитан чужой кровью, что на поверхность бурлящей темной воды стали всплывать головы, руки, ноги, обрубки туловищ, что из глаз по ледяным и бледным от страха щекам стекают горячие слёзы. Ему бы голову повернуть к Лишенцу, которому не посмотреть в глаза, которых нет. А есть ли здесь что-то, что существует?
Эрен делает неуверенный шаг назад, чувствуя, что он на что-то наступил, но не придавая этому уже какое-то значение. Лишенец пропал, прервав свой путь до Джаггера. Юноша остался в царстве трупов один. Один-единственный, кто живой здесь. Он Бог. Бог мертвецов. Темные воды перестают бурлить. Вязкость океана пропадает, но тепло остаётся. Джаггер, тело которого одолела крупная дрожь, разворачивается — и кричит так, как может кричать только утерявший свой разум человек. Лишенец был рядом. Всё время. Позади. Настоящий Хозяин Этого Царства Мертвых.
— Ты отрицаешь моё существование, — хрипит Лишенец, лицо которого теперь было не просто серым пустым полотном, а лицом давно погибшего: правого глаза нет, а на месте его, из пустой окровавленной глазницы, лезут черви. Рот перекошен, зубов нет — лишь ярко-розовые дёсны. А Эрен кричит — кричит и не знает, как ему прекратить. И Хозяин продолжает: — Всю жизнь я думал, что время идёт назад.
— Прекрати! — не имея возможности даже двигаться, широко распахнув глаза и смотря в уродливое лицо своего мучителя, затащившего в этот кошмар, кричит Джаггер. — Прекрати это!!!
— Но жизнь нельзя повернуть назад, — протягивая костлявую, жутко худую мертвую руку с пожелтевшей грубой кожей, отзывается шепотом Лишенец. — Жизнь не имеет обратного хода...
И лишь в тот момент, когда черная вода стала принимать цвета крови, когда мертвецы стали подниматься на поверхность и, пошатываясь и чавкая расчленёнными еще давно телами, шли к Эрену, он понял, что теперь всё реально. Это всё существует. Вокруг него был океан из крови, в котором были заточены трупы. Они все существуют, а он — нет. Он не является реальным. Даже бывший некогда просто печально-молчаливой тенью Лишенец оказался по-настоящему существующим. Это была Смерть.
— Ты не сможешь спастись от океана, что окружает тебя.
И это было последним, что услышал Эрен перед тем, как ему в глаз вонзилось что-то острое, а тело начали разрывать чужие когти. Его не существует. Ни в каких мирах.
***
Лесная местность превратилась в обитель смерти. Эрен с трудом смог принять сидячее положение и осмотреться, пытаясь разглядеть хоть кого-то живого вокруг себя. Голова нещадно болела, а правая рука, которую откусил некоторое время назад убитый Ханджи титан, не спешила восстанавливаться. Та же самая история была и с левой ногой Джаггера. Вся форма была в крови, трава вокруг в крови, деревья в крови, а на их ветках висят трупы. На земле валяются убитые. И все молчат.
— Теперь я отрицаю твоё существование, — послышался откуда-то сверху тихий, шуршащий голос Лишенца-Смерти. — Тебя нет.
— Я существую! — неожиданно громко и уверенно заявил Эрен, мотая головой, параллельно с этим пытаясь увидеть своего собеседника. Свежие воспоминания о том непонятном кошмаре в другом мире, мире Смерти, нахлынули, вызывая тошноту. Скрючившись, молодой человек закашлялся, тяжело и с хрипами дыша. Лишенец ничего не ответил юноше. Джаггер знал лишь одно, поднимая голову и невольно вглядываясь в каждый труп, что был рядом. Запах крови и чужих смертей.
Этот воздух ядовит. Отсюда нет выхода.
— Господи, — выдыхает Эрен, чувствуя, как голова трещит от боли и готова расколоться на две неровные части, — где я? — и поднимает взгляд мутно-зелёных глаз на лишенца, вместо лица у которого два провала, в которых угадываются пустые глазницы. Тень смотрит на Джаггера и повторяет одно и то же. Одно и то же. Сухой, разъедающий разум безжизненный голос, который ощущается всем телом, что как будто погружается в холодный песок. Эрен повторяет свой вопрос вновь, пытаясь подняться с колен: — Где я?
Это место не похоже на страшный сон или отголосок больного, измученного временем воображения. Это место не похоже ни на что, составляя вид обычного пустого места, где нет ничего, кроме черной воды. Она вязкая, как кисель, и тёплая, как мамина рука. Джаггер выпрямляется и осматривается, видя лишь бесконечные просторы влажной пустоты. Здесь нет ветра — возможно, здесь даже нет воздуха. Две пустые глазницы на лице размытой тени смотрят на юношу, не собираясь отпускать его. Эрен видит, что глаз у лишенца нет, но ощущает его взгляд на себе. Тело горит не огнём, а холодом. Рука дрожат, хотя нет даже и намека на страх. Страх перед кем? Перед бесхозной тенью, что парит в воздухе перед темноволосым парнем и чего-то ждёт.
— Я не боюсь тебя! — резко восклицает Джаггер, сжав кулаки и уверенно воззрившись на отсутствующий рот лишенца, не в силах поднять взгляд выше. Он не может посмотреть в провалы глаз своего призрачного собеседника, но призрачный собеседник свободно смотрит на него сам, изучая. Кто он такой? Откуда он появился? Почему он здесь? И Эрен громко заявляет вновь: — Не боюсь!
Собственный голос протягивается по бесконечности, превращаясь в вечное эхо, повиснув, как висельник, в пустом пространстве между Эреном и Лишенцем. По черной воде, гладь которой была по виду нерушима, прошлись волны. Сначала маленькие, как будто проплывает утка, а затем рябь стала усиливаться, и уже через несколько мгновений вязкая, как кисель, и теплая, как мамина рука, вода взбунтовалась, забурлила и разошлась волнами. Джаггер еле-еле стоял на ногах, погребённый под незнакомой водянистой массой по самые бедра.
— Отсюда нет выхода, — шуршит тихим и пробирающим до самых костей голосом размытая тень, и на одно лишь мгновение на пустом сером лице появляется то, что можно принять за линию рта — и тут же исчезает. Эрену холодно, он ледяной, но ногам на удивление тепло, словно они укутаны пледом; а Лишенец не отрывает своего отсутствующего взгляда от молодого человека, повторяя: — Отсюда нет выхода.
— Кто ты такой? — раздражённо спрашивает Эрен, не ощущая страха до сих пор. Ему не страшно, он не боится, его колени не дрожат — он почти что спокоен. — Где я?
— Ты здесь Бог, — внезапно отзывается Лишенец, и Джаггер понимает, что размытая тень без настоящей сущности приближается к нему очень медленно, но одновременно с этим неумолимо быстро, что скоро окажется на расстоянии вытянутой руки. В ноздри ударяет слабый запах ржавчины. И Лишенец снова говорит: — Ты здесь Бог.
— Здесь нет ничего, — недоумевая, отвечает Эрен, совершенно потерявшись в своих размышлениях и пустом лице собеседника, в провалы глаз которого до сих пор не удаётся посмотреть. Парень хочет поднять взгляд, но ему что-то мешает, какой-то невидимый барьер; виски начинают ныть болью так громко, что в голове начинает что-то монотонно гудеть. Ещё пара секунд, протянувшихся в года, — и гудение превратится в женский визг. Ещё пара минут, протянувшихся в столетия, — и Эрен снова услышит Лишенца, которому нельзя посмотреть в глаза, которых нет.
— Ты стал первым в этой игре, — охватывая сознание Джаггера голосом, что так похож на тихий хор, сообщает Лишенец, до сих пор находясь далеко от молодого человека, но продолжая медленно-медленно плыть к нему по воздуху. А есть ли воздух здесь? Запах ржавчины превращается в запах чугунной ванны, которую заполнили кипятком. И размытая серая тень, печально качнув безликой головой, говорит: — Ты достиг цели.
— Какой? — затаив дыхание, спрашивает Эрен, но в ответ слышит лишь одно — мертвое молчание. Вязкая, как кисель, и теплая, как мамина рука, вода бурлит вокруг него; Лишенец далеко, но катастрофически близко, судя по ощущениям. Запах наполненной кипятком чугунной ванны превращается в отвратительную, тошнотворную вонь разложения трупа. Голова Эрена кружится, ноги не держат, но сам парень всё ещё уверенно держит равновесие. Уже по пояс в теплой воде. И он смотрит на приближающегося почти незаметно Лишенца, так и не смея посмотреть ему в пустые провалы некогда бывших глаз. А у него были когда-то глаза? Безграничный бушующий темный океан не успокаивается. Мерзкий запах пробирается в рот и нос, в уши и глаза, под кожу и во внутренности. Выворачивает наизнанку.
Джаггер закрывает рот двумя руками, зажмуриваясь, но запах всё равно остаётся, своей резкостью заставляя зелёные глаза слезиться, а желудок скручиваться. Вдох-выдох. Зажатый ладонями рот всё равно пропускает эту вонь через себя. Выдох-вдох. Эрен задыхается, не зная, дышать ли ему, упиваясь запахом того, от чего хочется блевать, или же не дышать, не пропуская драгоценный кислород. А есть ли здесь кислород вообще? Всё пространство состоит из мерзкого запаха разрытого кладбища, территория которого заполонена расчленёнными и уже давным-давно мертвыми людьми. Темноволосый юноша заходится отчаянным лающим кашлем, чувствуя, что с минуты на минуту в темную воду извергнуться собственные внутренности. Во рту привкус крови, в воздухе-которого-нет — запах смерти, напротив — размытая серая тень, не имеющая ни лица, ни человеческой фигуры, ни собственной сущности. Она молчит.
Что-то холодное касается опущенной левой руки Эрена, заставляя его оторваться от созерцания едва ли двигающегося к нему Лишенца. Опуская взгляд на то, что до руки дотронулось, Джаггер уже понимал, что не сдержит собственного крика, за секунду застрявшего в самой глотке. Чья-то рука. Чья-то чужая рука, которая была целой лишь до сгиба локтя, где превращалась в почерневшее нечто. Она была грубо и неаккуратно оторвана от чьего-то туловища. Поясницу вусмерть напуганного Эрена что-то коснулось, затем то же самое произошло с правым боком. Джаггер не смел повернуть голову, дабы оторваться от созерцания оторванных конечностей незнакомых людей. Не моргая, молодой человек так и стоял, ощущая, как рассудок потухает. Стало вдруг безразлично, что воздух пропитан чужой кровью, что на поверхность бурлящей темной воды стали всплывать головы, руки, ноги, обрубки туловищ, что из глаз по ледяным и бледным от страха щекам стекают горячие слёзы. Ему бы голову повернуть к Лишенцу, которому не посмотреть в глаза, которых нет. А есть ли здесь что-то, что существует?
Эрен делает неуверенный шаг назад, чувствуя, что он на что-то наступил, но не придавая этому уже какое-то значение. Лишенец пропал, прервав свой путь до Джаггера. Юноша остался в царстве трупов один. Один-единственный, кто живой здесь. Он Бог. Бог мертвецов. Темные воды перестают бурлить. Вязкость океана пропадает, но тепло остаётся. Джаггер, тело которого одолела крупная дрожь, разворачивается — и кричит так, как может кричать только утерявший свой разум человек. Лишенец был рядом. Всё время. Позади. Настоящий Хозяин Этого Царства Мертвых.
— Ты отрицаешь моё существование, — хрипит Лишенец, лицо которого теперь было не просто серым пустым полотном, а лицом давно погибшего: правого глаза нет, а на месте его, из пустой окровавленной глазницы, лезут черви. Рот перекошен, зубов нет — лишь ярко-розовые дёсны. А Эрен кричит — кричит и не знает, как ему прекратить. И Хозяин продолжает: — Всю жизнь я думал, что время идёт назад.
— Прекрати! — не имея возможности даже двигаться, широко распахнув глаза и смотря в уродливое лицо своего мучителя, затащившего в этот кошмар, кричит Джаггер. — Прекрати это!!!
— Но жизнь нельзя повернуть назад, — протягивая костлявую, жутко худую мертвую руку с пожелтевшей грубой кожей, отзывается шепотом Лишенец. — Жизнь не имеет обратного хода...
И лишь в тот момент, когда черная вода стала принимать цвета крови, когда мертвецы стали подниматься на поверхность и, пошатываясь и чавкая расчленёнными еще давно телами, шли к Эрену, он понял, что теперь всё реально. Это всё существует. Вокруг него был океан из крови, в котором были заточены трупы. Они все существуют, а он — нет. Он не является реальным. Даже бывший некогда просто печально-молчаливой тенью Лишенец оказался по-настоящему существующим. Это была Смерть.
— Ты не сможешь спастись от океана, что окружает тебя.
И это было последним, что услышал Эрен перед тем, как ему в глаз вонзилось что-то острое, а тело начали разрывать чужие когти. Его не существует. Ни в каких мирах.
***
Лесная местность превратилась в обитель смерти. Эрен с трудом смог принять сидячее положение и осмотреться, пытаясь разглядеть хоть кого-то живого вокруг себя. Голова нещадно болела, а правая рука, которую откусил некоторое время назад убитый Ханджи титан, не спешила восстанавливаться. Та же самая история была и с левой ногой Джаггера. Вся форма была в крови, трава вокруг в крови, деревья в крови, а на их ветках висят трупы. На земле валяются убитые. И все молчат.
— Теперь я отрицаю твоё существование, — послышался откуда-то сверху тихий, шуршащий голос Лишенца-Смерти. — Тебя нет.
— Я существую! — неожиданно громко и уверенно заявил Эрен, мотая головой, параллельно с этим пытаясь увидеть своего собеседника. Свежие воспоминания о том непонятном кошмаре в другом мире, мире Смерти, нахлынули, вызывая тошноту. Скрючившись, молодой человек закашлялся, тяжело и с хрипами дыша. Лишенец ничего не ответил юноше. Джаггер знал лишь одно, поднимая голову и невольно вглядываясь в каждый труп, что был рядом. Запах крови и чужих смертей.
Этот воздух ядовит. Отсюда нет выхода.