— Молодой человек, — доносится до слуха юноши незнакомый и весьма неприятный женский голос, — извините, конечно, но на этой территории курить запрещено!
Взгляд глаз, что имеют почти точно такой же светло-сиреневый цвет, как и волосы парня, перемещается на нарушительницу душевного спокойствия и границы личного пространства.
— Вы извиняетесь за то, что тормошите меня глупыми запретами? — поинтересовался Гарри, нагло рассматривая подвернувшуюся собеседницу, которой перевалило уже явно за сорок.
Рот женщины то ли перекосило, то ли она просто решила выдать вежливую и натянутую улыбочку.
— Простите?
Теперь уже губы Гарри тронула улыбка, но отнюдь не фальшивая, а настоящая. Только какая-то совсем безрадостная, злая: так улыбаются убийцы в сериалах, когда находят очередную жертву для своей темной и незаконной радости.
— Не вижу здесь никаких знаков о запрете курения, — поясняет молодой человек, тем самым стирая приторную улыбку с чужих губ.
— А они есть.
... только их уже давно стер поток времени или перечеркнули граффити подростков, делая невидимыми для глаз новоприбывших курильщиков-нарушителей.
— Таким правильным людям в такое неправильное время лучше лежать в теплой постели и отдаваться десятому сну, — протянул юноша со странным цветом волос, неотрывно смотря на сорокалетнюю сторонницу порядка.
— То же самое могу сказать и Вам!
— Правильность, — загадочно произносит Гарри.
— Сейчас же потушите сигарету!
— Плохой диалог.
— Я подам жалобу!
... пустую такую, неясным людям, которых и не существует в этом унылом городишке, наверное. Они очень обрадуются новости в час ночи.
Гарри всё ещё улыбается. Потом делает последнюю затяжку, впуская в легкие вредоносный дым, словно назло женщине, решившей покачать права и поработать за чистоту в мире, и выпускает сигарету из тонких и длинных пальцев, позволяя ей упасть на асфальт. Поднимает ногу и давит окурок. Издевается ещё пару мгновений, размазывая его останки о землю.
— Молодой человек! — снова начинает свою песню женщина, вспыхивая праведным гневом, собираясь выплеснуть на ночном курильщике всю свою злость, накопившуюся за день.
— Ухожу, — отзывается Гарри, поднимаясь с места.
Фигуру хамоватого молодого человека в рваном темном плаще женщина-которая-за-чистоту провожала недовольным взглядом мутных глаз долго, будто желая прожечь дыру на и без того потрепанной временем ткани. Через несколько минут Гарри растворяется в ночи, лишь один-единственный раз мелькнув после в тусклом свете уличного фонаря.
Желание написать жалобу на незнакомца пропадает.
... правильно, ведь пора возвращаться к детям-бездарям и мужу-алкоголику.
***
Безлюдно. Тихо. Ветер лишь швыряется пылью в лицо, гудит, зазывает поиграть. Гарри идёт куда-то в поисках кого-то или чего-то, зная, что всё равно ничего не найдёт. Этот город подарил одиночество.
... а когда Гарри исполнилось шесть лет, мама подарила ему трехколёсный велосипед. Радости мальчишки не было предела.
В темных переулках, освещенных лишь дохлым светом фонарей, не было тех мрачных картин. Не было безголовых манекенов и страшных кукол, что издавали жуткие звуки и заманивали в ловушки.
... сначала они показались очень милыми, чем-то похожими на маленьких и пушистых кроликов.
Воспоминания о той самой художественной галерее Гуэртены мешали спать, поднимая Гарри с кровати посреди ночи. Холодный пот, бешено бьющееся в груди сердце и галлюцинации, расходящиеся по стенам яркими пятнами. Проводя худой рукой по бледному лицу, молодой человек кое-как успокаивался и падал вновь на подушки лицом, но желание заснуть исчезало, как будто его и вовсе не было. Гарри переворачивался на спину и лежал в постели с широко распахнутыми глазами, взгляд которых был устремлён в неприлично-белый потолок с осыпающейся штукатуркой.
... за несколько секунд эти кролики превращались в окровавленных тряпичных куколок с огромными и пустыми глазами, что смотрели прямо ему в душу, вонзая в неё ледяные коготки.
Приглушенный грохот, шум машин и чья-то нецензурная брань прямо на следующей улице. Пройти ещё немного — и окажешься на её оживленной части, где постоянно забита дорога пробками и ярким светом фар. Не имеет значения, сколько времени на часах — дорога будет живой, люди будут сидеть в своих автомобилях и смотреть вперёд, грезя лишь о том, чтобы поскорее приехать домой и завалиться спать.
Ночной ветер подул с такой силой в лицо Гарри, что пришлось зажмуриться, а когда молодой человек открыл глаза, то увидел в паре шагов от себя, впереди, маленькую темноволосую девочку. Она смотрела на него, он — на неё. Шумная жизнь соседней улицы прекратила своё течение для этих двоих.
... даже позабыл, как жил до этого. Как будто этих трёх лет не прошло. Он не подрабатывал, позируя художникам-женщинам, не терял отца и не ругался в хлам с матерью. Этого не было.
— Встретимся ли мы ещё, Гарри?
— Конечно, Иб.
Он моргнул.
Девочка тут же исчезла, как в воздухе растворилась. На месте, где она стояла, осталась лежать красная роза. Гарри долго смотрел в пустоту, а потом всё же решил подойти и поднять цветок, не опасаясь участи уколоться о грозные шипы этой красоты.
— Гладкий, — тихо сказал Гарри, держа осторожно в правой руке розу между средним и большим пальцами. Проводил подушечкой указательного по стеблю без шипов.
... только не такой теплый, какой тогда была её маленькая ладошка.
Гарри смотрит на розу в своей руке и слабо улыбается, воспроизводя в своей голове что-то определённо хорошее и то, что приятно вспомнить. Вдалеке машины гудят, люди переговариваются, кричат друг на друга, а странный парень с не менее странной внешностью стоит в темном переулке и улыбается, держа что-то в руке.
... он держал ничто между пальцев.
Подняв голову, отрываясь от созерцания прекрасного цветка, Гарри посмотрел в беззвездное небо, на которое вылили тысячу ведер черной краски. Черное и непроглядное. Страшное.
Вдруг оно рухнет на голову прямо сейчас и утянет в никуда? И город тоже затянет вместе с тобой, в наказание за то, что он прятал тебя всё это время под своей крышей.
... твоя, кстати, давно съехала.
Лепестки роз начинают кружиться вокруг Гарри, который до сих пор улыбается, не выпуская из рук цветок и смотря в темное ночное небо.
— Иб, — выдохнул молодой человек, замечая, что лепестков вокруг него всё больше и больше, что они превращаются в красный вихрь прекрасного. Как цветок, что был в руках. Гладкий стебель без шипов. Холодный.
... как те картины в Галерее.
Вихрь из лепестков роз куда-то направляет Гарри. Двадцатипятилетний юноша послушно идёт за ним, всё ещё аккуратно держа между пальцев розу.
— Иб, — вновь говорит Гарри, выходя из темного переулка на оживленную улицу.
... только саму жизнь он не замечает.
Гарри следует за вихрем, который рассыпает по улице яркие лепестки, дарит их людям в открытые окна автомобилей. Поднимается вверх или срывается вниз. Ветер существовал отдельно.
Пара шагов. Гарри видит впереди Иб, опять. Девочка стоит и явно ждёт своего приятеля, что годился ей чуть ли не в отцы. Улыбается широко-широко, красные, как лепестки розы, глаза сверкают.
— Иб, — ускоряя шаг, всё еще окруженный хороводом лепестков, шепчет Гарри.
И всё, что окружало двух людей, исчезло, словно никогда не существуя вовсе. Ни машин, ни людей, ни шума — всё пропало, утонуло. Лишь беззвездное ночное небо осталось таким же, да вихрь из лепестков красных роз кружил рядом, заключая в свои незримые объятия.
— Я нашла тебя, Гарри, — рассмеялась Иб, делая шаг навстречу молодому человеку, желая обнять его и снова ощутить тепло его тела. Родное.
... конечно, настоящее.
— Мы обещали друг другу, — ответил Гарри, подходя к девочке и садясь перед ней на корточки, сохраняя теплую улыбку на красивом лице. — Обещали когда-нибудь встретиться вновь.
... но уже не здесь, наверное.
— Держи, — протягивая Иб красную розу без шипов, сказал Гарри, свободной рукой взяв девочку за левое запястье, тут же ощутив себя самым счастливым человеком в мире.
— Ты ждал? — спросила Иб, принимая от молодого человека красивый цветок, ощущая тепло, которое Гарри оставил на гладком стебле своей рукой. Красный вихрь лепестков становился всё гуще, закрывая двум людям обзор на внешний мир, который исчез. Пропал, утонул. Как они сами в одной из картин когда-то. — Ждал этой встречи?
— Ждал, Иб, — прошептал Гарри, притягивая к себе маленькую девочку и заключая её в самые нежные и теплые объятия, на которые мог быть способен взрослый человек. Иб неуверенно обняла юношу в ответ, улыбаясь и плача одновременно, зарываясь маленькими и тоненькими пальчиками в густую шевелюру светло-сиреневого цвета. — Почему ты плачешь?
... даже не заметил, как она начала проливать слезы, стекающие теперь по её щекам.
— Мы исчезнем, Гарри, — дрожащим голоском ответила она, зная, что никогда не посмеет разорвать объятия.
— Ну и пусть, — произнёс юноша, лишь крепче прижимая к себе девочку, желая скрыть от всех невзгод, позволяя касаться её длинных темных волос только лепесткам роз, что кружили вокруг. Вихрь отгородил маленькую Иб и взрослого Гарри от людей и жизни города в целом.
Навсегда.
***
— Эй, взгляните! — воскликнул пожилой мужчина, выходя из своей машины и не веря самому себе. Сняв очки, он потёр глаза и вновь посмотрел на то, что казалось нереальным.
— Ничего себе! — удивился ещё кто-то поблизости, хлопая дверью автомобиля и вставая рядом.
— Мне не одному это чудится?
— Это правда! — крикнул маленький мальчик, выбегая из машины вслед за своей матерью. — Этот цветочный вихрь настоящий! Красотища-а-а!
Люди после возгласа ребенка повалили из своих машин активнее, желая взглянуть хоть одним глазком на то, что творилось совсем рядом. Передать общее удивление, смешанное с детским восторгом и восхищением, было невозможно. Дорога заполнилась людьми, которые оставили свои автомобили позади.
Вихрь лепестков роз. Голубые и красные. Они исполняли какой-то причудливый танец на пару с буйным ветром, который то подкидывал их в самое небо, то резко кидал прямо на дорогу, к ногам ошарашенных жителей унылого городка.
Когда дорога осталась усеянной лепестками роз двух цветов, кто-то решился подойти к месту представления поближе.
— Тут что-то лежит, — проинформировала рыжеволосая девушка, пытаясь получше рассмотреть то, что валялось на дороге среди голубых и красных лепестков. — Ой, это порванный плащ! И... яркая ленточка.
— Гарри, боже мой, куда ты пропал?
— Иб, девочка моя, где ты?
— Иб, девочка моя, где ты?
