— Отвали, — буркнул Леви, надевая солнцезащитные очки, закрывая от взора собеседницы серые глаза, — не вижу повода радоваться: давно уже не дитё малое.
В последней фразе брюнета явно проскальзывал призрачный и гаденький упрёк, но Ханджи понимала, что такое будет происходить всегда и везде, где только это будет возможным. Женщина, вздохнув, плюхнулась на зелёную траву рядом с Аккерманом, хватая того за руку и сцепляя пальцы. Сопротивления не последовало; Ривай сжал руку женщины чуть сильнее.
— Вот почему ты такой, а? — поинтересовалась Зоэ, задрав голову и закрывая глаза. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, приятно согревали, а лёгкий ветерок добавлял погоде настроения. Ривай что-то невнятно промычал. Ханджи открыла один глаз и посмотрела на собеседника, в котором желания разговаривать никогда не было. — Горе луковое. И постоянно хмурое!
— Закройся, Зоэ, — огрызнулся Леви. Шатенка воодушевилась, уловив в голосе мужчины хоть какие-то эмоции, пусть даже и негативные.
— А то что-о-о? — пропела свой вопрос Ханджи, чуть ли не мурча от удовольствия: лицезреть то, как Ривай постепенно выходит из себя, выпуская своё настоящее «Я», было всегда очень интересно.
От отстранённого молчуна до орущего матом разрушителя. Это действительно было представлением для большой публики. Но Зоэ при этом прекрасно понимала, что большой публики вокруг никогда не будет в подобные моменты, и Леви доверяет самого себя лишь одному человеку — ей самой. Это очень льстило женщине, но и одновременно и сваливало на её не очень, конечно, хрупкие плечи, но тяжелый груз, под которым можно в любой момент легко сломаться. Ривай всегда был очень проблематичным человеком с нередко какими-то детскими капризами, скандалами, хоть и давно уже повзрослел, оставив яркое ощущение детства где-то в пыльном чемодане.
— Даже слишком рано ты повзрослел! — когда-то давно замечала Зоэ во время очередной ссоры с Аккерманом, кидаясь в него мягкими игрушками: жирафиками, медвежатами, котятами и лосями с на удивление большими и блестящими глазами в виде пуговиц. Леви почти что рычал на Ханджи, уклоняясь от игрушек, а та только звонким смехом заливалась да продолжала: — Ты слишком серьёзный, Ривайчик! Так низзя!
— А не пойти ли тебе на детородный орган, женщина? Только и знаешь, что трахать мне мозги со своим «серьёзным» и «охуеть каким серьёзным»! — громко отзывался Леви, скрипя зубами от злости и сдерживая самого себя, пытаясь отгородить себя же от дикого желания наброситься на Зоэ и что-нибудь с ней сделать: либо придушить голыми руками, либо поцеловать, чтобы заткнулась, либо... в общем, было достаточно много вариантов продолжения в голове у мужчины. Нередко так случалось, что варианты эти воплощались в реальные действия.
Ханджи всё никак не утихомиривалась и, лишившись метательных снарядов в виде мягких игрушек, принялась кидаться в Ривая подушками с дивана, на котором и расселась.
— Я не люблю, когда ты слишком серьёзный! — капризничала женщина, подпрыгивая на диване. — Мне становится страшно! Вдруг ты меня убьёшь в порыве своей офигительной серьёзности?
Аккерман нарезал круги по комнате и громко сопел. Зоэ снова рассмеялась, да так громко, что на кухне мигнула лампочка.
— Если будешь продолжать действовать мне на нервы, то я тебя убью в любом случае, — бессильно произнёс Леви, останавливаясь и переводя взгляд серых глаз на зимний вид из окна. С их с Зоэ квартиры на третьем этаже был виден почти весь двор, что сейчас был заметён снегом. Приглядевшись, брюнет увидел белобрысого Армина, который, кое-как нацепив свою шапку, убегал от кого-то, а вдогонку ему посылались снежки. Ривай выдохнул: — Ты закончила?
— Конечно же нет, чёрт тебя дери! — с готовностью ответила Ханджи. — Мне так нравится смотреть на то, как ты злишься! Прям ух! Давай, пупсик, зли-и-ись! Ну, чего ты? Для меня позлись!
Два совершенно разных человека, что живут бок о бок и постоянно ругаются, но при этом всё равно остаются вместе. Парочка из Зоэ и Аккермана была что надо: концерт на каждый день, в любое время суток. Инициатором всегда была шатенка, но как-то её совесть особо не кусала. Если только за пятку ранним утром.
Ханджи улыбалась, а Леви, держа её за руку, о чём-то думал. Судя по хмурому выражению лица, думал он не о том, о чём стоит думать жарким летом. Хотя Ривай мог прокручивать в голове какой-то дико весёлый, яркий момент, но сохранять на лице непроницаемую маску под названием «мневащенавсёнасрать». В этом был, увы, весь он.
— Ты посмотри! — восклицала Зоэ. — Какой вид-то классный! Летом всё всегда кажется красивее, насыщеннее. Зимой-то всё скучным белым снегом заваливает, осенью — гниющими листьями, а весной — ни бэ, ни мэ: только и делаешь, что в лужах купаешься, в собачьи фекалии наступаешь.
Парочка сидела в парке у озера, скрываясь от людских глаз за множеством деревьев, чья пышная листва сочного зелёного цвета даже солнечным лучам не давала толком проходу. Изредка поднимался сильный ветер, из-за чего вокруг Ханджи и Леви начинался целый хор звуков природы: от шелеста крон до свиста. Небо было чистым, безупречно голубым: только где-то вдалеке виднелись вяло приближающиеся тучи. Вода в озере была мутной, но и не сказать, что грязной, как в болоте. Водную гладь уверенно рассекали утки и селезни.
Зоэ подняла свободную левую руку и указала пальцем куда-то вдаль, сохраняя на смуглом и милом лице широкую улыбку; Леви без особого интереса стал всматриваться туда, куда указывала возлюбленная. Если судить по указанному направлению, то сейчас мужчина должен был восторгаться группе подростков, что находились на другом берегу озера и собирались искупаться. Благо что водоём в парке был пригодным для этого, хоть запрещающие купание знаки стояли угрожающим рядком по берегу.
— Вижу детей, — проинформировал устало Ривай, — и дальше что?
Ханджи с чувством вздохнула, насупилась и повернула темноволосую головушку к мужчине, тыкнув его указательным пальцем в бок. Аккерман намёка не понял и, не расцепляя рук с Зоэ, притянул взбалмошную мадам к себе так, что её голова теперь покоилась на крепкой мужской груди. Это называлось минуткой нежности между Ханджи и её мрачным избранником. Но больше эта минутка напоминала минуту молчания, ибо все действия Леви совершал молча, а Зоэ лишь с наигранным неудовольствием вякала что-то в знак протеста, при этом совсем не пытаясь вырваться из надежных рук Аккермана.
— Я решила! — внезапно объявила Ханджи, когда две утки, находящиеся к парочке ближе всего, начали друг на друга яростно крякать и махать крыльями, беспокоя ровную поверхность озера рябью. — И ты мне не помешаешь, Ри-и-ива-а-ай!
Леви опять не догнал юмора и крепче прижал женщину к себе, отпустив её руку. Теперь брюнет мог спокойно обнять возлюбленную своими двумя конечностями, параллельно с этим скрывая факт того, что под объятьями подразумевается и заключение в сильной хватке, дабы предотвратить новый порыв придури второй половинки. Зоэ это сразу поняла, поэтому стала активнее вырываться из родных рук, усеянных шрамами.
— Ну отпусти! — чуть ли не умоляла Ханджи, стараясь даже укусить Леви. — Пжалста! Я тебе яишенку вечером вкусненькую приготовлю за это!
Вспомнив последние попытки Зоэ что-то приготовить, Аккерман только слюну сглотнуть успел. Ему не очень хотелось, чтобы в этот раз кухню окончательно взорвали. В прошлый раз пришлось доказывать соседям, что невеста у Леви адекватная, а не сбежавшая из психушки. Ну, не умеет человек готовить — что с него взять? Разве что плату за ущерб. Моральный. Можно ещё заставить оттирать от стен желтки и муку.
— Что ты вообще сделать хочешь? — всё же примирительно спросил Ривай, прислонившись губами к макушке Ханджи. В ноздри сразу ударил слабый аромат яблок; мужчина прикрыл глаза, смягчив свои крепкие объятья.
— Уточек покормить! — пояснила Зоэ. Леви изогнул брови, всё ещё держа глаза закрытыми, вдыхая запах, исходящий от немного жестковатых волос возлюбленной.
— Чем ты их собралась кормить? — припоминая отсутствие какой-либо пригодной для птиц еды в спортивной сумке, валявшейся неподалеку, допытывался Аккерман, сдерживая буйную дамочку возле себя.
— Собой! — моментально откликнулась Ханджи — и выиграла поединок.
Леви слишком сильно удивился и пришёл в недоумение, чем и воспользовалась хитрая лиса Зоэ, всё же вырвавшись из любимых и теплых объятий, ринувшись к озеру, на ходу стаскивая с ног светлые балетки. Одна балетка полетела в левую сторону, чудом не утопившись в озере, а другая со всей грацией влетела в ствол дерева, уже вправо. Пришедший в себя Ривай слышал только звонкий смех Зоэ и плеск воды. Утки негодующе крякали, отплывая от греха подальше, от Ханджи.
— Ты что, совсем офонарела?! — раздражённо заголосил Леви, поднимаясь с места и подбегая к берегу, и стал зазывать Зоэ обратно на сушу, а то так и простудиться можно потом.
Но Ханджи не собиралась слушать Аккермана и радовалась тому, какая вода теплая, какое солнце приятное и какой ветерок замечательный. Темная футболка и джинсовые бриджи женщины насквозь промокли и теперь ненужным тряпьём липли к телу. Шатенка была по грудь в воде и собиралась заплыть ещё дальше, но крики Леви, что продолжал куковать на берегу, были слишком злыми: мужчина явно был вне себя от гнева. А ещё он ненавидел, когда его не слушались. И порядок любил.
С Ханджи Зоэ порядка не найдёшь. Она сама — сплошной беспорядок.
И сейчас, плескаясь в озере, похожая на десятилетнего ребёнка, заливисто смеясь и пуская во все стороны брызги, Зоэ являлась для Ривая воплощением его ночного кошмара. Беспорядок, непослушание — всё это было отвратительным для него. А делать-то что?
— Ривайчик, душа моя! — звала Ханджи, размахивая руками. — Водичка супер! Айда ко мне-е-е!
— В... Сейчас же выйди из воды, очкастая! — не обращая внимания на приглашения, громко требовал Аккерман, волнуясь уже не за то, что люди, находящиеся неподалёку, в наглую наблюдают за спектаклем, а за то, что Зоэ на слишком большую глубину двинула. Если эта дурная девица утонет — брюнет себе не простит. Да он даже мысли себе такой не смеет позволить!
— Какой ты противный! — отвечала Ханджи, всё же покорно направившись ближе к берегу, где глубина, естественно, была не такая серьёзная. Когда женщине вода оказалась по пояс, Леви более-менее успокоился, но теперь с тихим ужасом глядел на одежду возлюбленной. Промокшая до последней нитки, на левое плечо срань какая-то прилепилась... Мужчина мысленно завыл волком, а шатенка всё звала: — Ну хоть зайди в воду, пупсик! Она не кусается — кусаюсь лишь я!
— Этого-то я и боюсь, — процедил Леви сквозь зубы, понимая, что уговорами вторую свою половинку черта с два из воды вытащит.
— Вот так, да? — обиженно заговорила Зоэ, скрестив на груди руки. Очки любительницы искупаться в озере были перекособочены. — Тогда я пошла обратно!
С этими словами женщина развернулась и поплыла снова на глубину, создавая брызги.
— Ну всё! — взревел Леви, стащив со своих ног серые кеды и зашагав к воде, чувствуя ступнями колючие мелкие камешки на берегу. — Сейчас тебе ездец настанет, Зоэ!
— Баюс-баюс! — закривлялась женщина, однако, повернувшись лицом к любимому, от секундного испуга даже воды немного глотнула из озера. Ривай надвигался: злой до упора, подозрительно сияющий на летнем солнце и совершенно бесконтрольный. Пиши пропало, дорогая Ханджи.
— Попалась, дебилка чертова! — прошипел Аккерман, хватая за правое запястье шатенку и не давая ей возможности куда-либо уплыть от него. Теперь оба были в воде почти по грудь.
— Эй! — возмутилась Зоэ, шлепнув Леви по тыльной стороне руки, которой он её схватил. — Не обзывайтесь, молодой человек...
Что-то помешало женщине договорить. Она вдруг почувствовал себя какой-то счастливой, открывшейся самому лету, что сейчас во всю играло на улице. Безоблачное небо над головой, солнце во всю шпарит, люди с нездоровым интересом поглядывают на нарушителей, что решили поплавать в озере. Напротив — Ривай, с темных волос которого капает вода; серые глаза недобро поблескивают, а зубы стиснуты. Сейчас точно убьёт на месте, ей-богу.
— Ты!.. — отдышавшись, начал он.
Не закончил.
— Люблю тебя, горе моё, — на одном дыхании произнесла Зоэ, протянув к возлюбленному руки, когда тот протягивал свободную руку к шатенке лишь для того, чтобы придушить. Так и не придушил, потеряв изначальную цель, ощущая лишь то, что его губы, влажные и холодные, накрыли губы Ханджи, что были теплыми, едва ли не горячими.
Руки женщины обвили шею Ривая, а тот, лишившись определённого плана действия, опустил свободную руку, другой продолжая держать Зоэ за запястье. Голову разогревали солнце и мысли о том, что эта безмозглая бабень, что так хорошо целуется и так крепко обнимает, принадлежит ему. Риваю Аккерману. И пусть мир на немного задержится и позволит лету войти и в сердце темноволосого мужчины.
***
— Ну ты и дура, — пробурчал Леви, чихнув.
— Лето, Ривай! Лето-у! Не разбрасывайся тут микробами!.. Вот, держи полотенчико. Прям как ты любишь: с ромашками!
— Ой, заткнись уже! Лучше подумай над тем, как мы в таком виде возвращаться домой будем... На нас ещё охранник внимательно смотрит, приглядывается. А всё из-за тебя.
— Хватит зудеть, малышочек. Давай я лучше тебе массажик сделаю! После открытия нашего с тобой летнего сезона купания — самое то!
— За что мне всё это...
Ривай издал звук, который можно было принять за всхлип. Ханджи снова засмеялась, вытирая свои мокрые волосы бледно-розовым полотенцем и смотря на возлюбленного, что так мило выглядел в данный момент: мокрый, растрепанный, а сам улыбку еле-еле сдерживает.
— Я отвечу тебе на этот вопрос, если ты улыбнёшься мне.
Аккерман нахмурился, но его немного дрожащие губы, на которые упал одинокий солнечный луч, протиснувшийся сквозь густые кроны, против воли растянулись в улыбке. Не выдержав такого напора, мужчина даже рассмеялся из-за своего бессилия. Зоэ тут же, отбросив вытирание своих волос, прильнула к любимому и снова ощутила это странное чувство абсолютного счастья. Теплого и вечного, пробуждающего трепет в теле.
— Сам дурак, — только и сказала Зоэ, чувствуя щекой мокрую футболку Леви и всё ещё слыша его тихий, но такой любимый смех над ухом. — Кстати, там в сумке было мороженое...
Ривай смеяться прекратил и взвыл, понимая, что мороженое благополучно растеклось по всей сумке, пачкая в ней всё, что можно было испачкать.
— Клубничное и апельсиновое! — нанося финальный удар, заявила довольная Ханджи, после начав хохотать, наблюдая за изменившимся в лице Аккерманом.
