Вот он. Вот она

Вот есть он. Хирако.
Вот есть она. Хиёри.
Казалось бы, что тут может быть общего? Ну, кроме первого слога имени...

У Шинджи очень мягкие волосы. Судя по их виду, они просто обязаны струиться сквозь пальцы. Недаром когда-то у него были длинные волосы.
У Саругаки волосы походят на солому, жёсткую и сухую. Светлые пряди стоят дыбом, даже если распущены по плечам.

Хирако в своем роде элегантен – у него есть свой стиль. Непонятный и странный, но притягательный; будучи в Мире Живых, он привык держать марку.
Хиёри ненавидит заморачиваться с одеждой. Спортивный костюм она меняет на другой, максимально похожий на предыдущий, лишь тогда, когда потёртости в старом становятся слишком велики и грозятся перерасти в дыры. Бывший лейтенант двенадцатого искренне скучает по шикахушо.

Шинджи любит зелёный чай: старая привычка. Терпкий, жасминовый. Ни в коем случае не с сахаром.
Саругаки пьёт чай из пакетиков, так, горло прополоскать. Девчонка вообще пристрастилась к такому земному удовольствию, как имбирное пиво, сладкое-сладкое, которое в чёртовой Японии, а уж тем более в их захолустье, хрен найдёшь.

Хирако любит играть в карты. Особенно в покер. Как-то раз зайдя в казино, он ухитрился проиграть все деньги, предназначавшиеся на следующий месяц совместного проживания их разношёрстной компании.
Именно после этого случая Хиёри возненавидела азартные игры: никому не понравится четыре недели питаться лишь быстро приготавливаемой лапшой-полуфабрикатом.

Шинджи рад вернуться в Сейретей. Знакомых лиц чуть-чуть меньше, но в остальном бег времени там похож на густое желе, в то время как в Генсее оно несётся, как бурная река. Не то, чтобы ему не нравилось, скорее наоборот, но ему интересно вновь стать капитаном и, щурясь, вглядываться в лица тех, что когда отвернулись от него. Тем более, что есть вакантное место...
Саругаки, как только её позвали обратно, сказала: «Да пошли вы к чёрту! Совсем офанарели что ли?!» Может, она и не против была вернуться, но гордость никогда не позволит этого сделать. Каракура её раздражала, особенно находящийся в ней Урахара, но она даже подумывает заглянуть в додзё, в котором ошивается подружка рыжего придурка.

А вообще, вранье это всё.
Хирако каждое воскресенье самовольно приходит к ней в гости, Хиёри привычно бьёт его тапочкой.
Он говорит, что скучает по звуку близлежащего к её шумной квартире шоссе. Она огрызается и сообщает, что эта дорога является самой раздражающей деталью в её существовании, но, тем не менее, ставит чайник.
Когда Шинджи тянет руку и срывает с её волос резинки, светлые волосы каскадом рассыпаются по плечам и спадают на спину. В закатных лучах они выглядят просто обалденно, но их владелица не только не позволяет никому их касаться, но и заботится о том, чтобы никто не догадался об их природной шелковистости. Это поганит образ. Но так как Хирако в курсе просто потому, что он в курсе всего, Хиёри язвительно интересуется, сколько бальзамов, шампуней и масок для волос он израсходовал, чтобы придать пшеничным волосам такой блеск и послушность.
С верхней полки падает кофеварка. Хирако скалится, но Хиёри не ударит его – не кофеваркой. Её жалко, так как хватает ровно на две кружки.
Бывший лейтенант разливает свежеприготовленный кофе по непредназначенным для этого кружкам с отбитыми незнамо когда ручками: себе и нынешнему капитану. Шинджи поднимается и лезет куда-то на антресоли, в его руках оказываются шахматы. Самые простые.
Но как-то раз Саругаки заметила, что острым навершием на фигуре короля можно проткнуть глаз.
Вот так и сидят.
Играют.
Пьют.
Пахнет крепким кофе без молока и крапивным шампунем: в этом их пристрастия совпадают.
Хирако много болтает. Он говорит про Готей 13, про новый состав отрядов и про то, как всё там изменилось. Про то, какой красоткой стала Нанао и как хорошо, что Рангику наконец-то вновь хорошеет, отойдя от смерти предателя.
Хиёри помалкивает – она полностью сосредоточена на игре. Делая шах, она замечает, что дед Ямамото, наверняка, нифига не изменился. Ставя мат, она говорит, что её уже достало бегать по всему городу от придурка Ичиго, который, как назло, то и дело норовился на неё наткнуться.
- А глаза у него тоскливые-тоскливые, даже врезать жалко – не отреагирует, - она зевает. – Тоска-а-а... Ты, кстати, проиграл.
За окном проносится машина, и Саругаки грозится дать Шинджи в лоб, если тот не будет расстраиваться из-за поражения, вместо этого жмурясь, как обожравшийся сметаны кот, от звуков человеческой цивилизации.

Вот он. Шинджи.
Вот она. Саругаки.
И ничегошеньки общего у них нет.
Разве что первые буквы имени и запах шампуня.