I feel you 2

А вре­мя ле­тит не­умо­лимо, и вот они уже на оче­ред­ных со­рев­но­вани­ях выс­ту­па­ют, как в пос­ледний раз, вы­жимая из се­бя все со­ки ра­ди иде­аль­ной прог­раммы. Тут и Ле­руа, и Ал­тын, и Чу­ланонт, ещё па­роч­ка зна­комых лиц, но ни один но­мер не вол­ну­ет Юру. Он толь­ко за­дер­жи­ва­ет­ся во вре­мя выс­тупле­ния Вик­то­ра и Юри, и от все­го сер­дца под­держи­ва­ет Бе­ку, с ко­торым так и не ус­пел нор­маль­но по­об­щать­ся за всё вре­мя пре­быва­ния в чу­жой стра­не. Уже стоя на пь­едес­та­ле на пер­вом мес­те, об­ска­кав се­реб­ря­ного ме­далис­та Ни­кифо­рова и оче­ред­ную брон­зу Ле­руа, Юрий креп­ко сжи­ма­ет зо­лотой круг­ляш на гру­ди и ста­ра­ет­ся улы­бать­ся нес­мотря на то, что по­беда не при­нес­ла же­лан­но­го удов­летво­рения.

Пос­ле ин­тервью и мно­гочис­ленных поз­драв­ле­ний, Ота­беку уда­ёт­ся увес­ти дру­га пря­мо из-под но­са на­до­ед­ли­вых жур­на­лис­тов и вез­де­суще­го тре­нера и от­та­щить в ук­ромный уго­лок, по­даль­ше от лю­бопыт­ных глаз.

— Пой­дём се­год­ня от­праздну­ем? — слиш­ком стран­ное пред­ло­жение для та­кого серь­ёз­но­го пар­ня.

— Ты серь­ёз­но? — Юра да­же не ве­рит сво­им ушам.

— Ко­неч­но, — ки­ва­ет тот. — Тут кое-кто при­ехал ме­ня под­держать и, зна­ешь, я ду­маю, что вам сто­ит по­об­щать­ся.

Пли­сец­кий на мгно­вение нап­ря­га­ет­ся, но в гла­зах нап­ро­тив пле­щет­ся ис­клю­читель­ное уми­рот­во­рение и спо­кой­ствие. Он сра­зу рас­слаб­ля­ет­ся и об­легчён­но вы­дыха­ет:

— Хо­рошо. Где и ког­да?

— Сей­час и со мной.

Ал­тын пе­рех­ва­тыва­ет его под ру­ку и, пет­ляя меж­ду по­воро­тов и эта­жей, вы­водит на ули­цу, где уже при­пар­ко­ван байк. А даль­ше всё так при­выч­но и ес­тес­твен­но: шлем на го­лове, го­рячая да­же че­рез ко­жу кур­тки спи­на, ру­ки сцеп­ленные в за­мок на чу­жом жи­воте, и ско­рость, да­ру­ющая пусть и мни­мое ощу­щение по­лёта и сво­боды. Ка­зах тор­мо­зит до­воль­но не­ожи­дан­но, но плав­но, пар­ку­ет­ся ед­ва ли не на са­мом вы­ез­де из го­рода воз­ле стран­ной две­ри и сле­за­ет. Юра идёт за ним, хоть и сам не по­нима­ет от­ку­да у не­го во­об­ще та­кое бе­зого­вороч­ное до­верие к это­му че­лове­ку.

Вмес­те пар­ни про­ходят че­рез уз­кий ко­ридор, ос­ве­щён­ный лишь од­ной лам­пой у са­мого по­тол­ка, и Ота­бек тол­ка­ет мас­сивные ство­ры без ру­чек, про­ходя в зал, од­ним жес­том приг­ла­шая сле­довать за со­бой. В по­меще­нии по­лум­рак, за нем­но­гочис­ленны­ми сто­лика­ми на бар­хатных ди­ванах все­го нес­коль­ко че­ловек, а на сце­не — до­воль­но прив­ле­катель­ная аф­ро­аме­рикан­ка ед­ва ли не об­ни­ма­ет мик­ро­фон, на­певая за­душев­ную ме­лодию вос­хи­титель­ным кон­траль­то. Юра мог бы зас­лу­шать­ся, ес­ли б Ал­тын не дёр­нул его за край кур­тки, по­тянув в са­мый даль­ний угол, из ко­торо­го ока­зал­ся прек­расный об­зор на за­веде­ние в це­лом.

— При­сажи­вай­тесь, — глу­бокий, но мяг­кий го­лос Пли­сец­кий слы­шит рань­ше, чем ус­пе­ва­ет раз­гля­деть его вла­дель­ца.

Он опус­ка­ет­ся на уд­ли­нён­ный уг­ло­вой ди­ван, за­мечая, как друг при­сажи­ва­ет­ся нап­ро­тив, и ус­трем­ля­ет взгляд на че­лове­ка, скры­того за клу­бами си­гарет­но­го ды­ма. На­конец фи­гура по­да­ёт­ся нем­но­го впе­рёд и в очер­та­ни­ях мож­но раз­гля­деть жен­щи­ну око­ло со­рока лет, с вь­ющи­мися, яв­но выс­ветлен­ны­ми из-за тём­ных кор­ней, во­лоса­ми чуть ни­же под­бо­род­ка, и прон­зи­тель­ны­ми гла­зами цве­та поб­лекше­го зе­лёно­го фи­ани­та. У неё тон­кие, но ос­трые чер­ты ли­ца, и Юра отс­тра­нёно ду­ма­ет о том, что в мо­лодос­ти она на­вер­ня­ка бы­ла очень кра­сива.

Жен­щи­на оки­дыва­ет его не­чита­емым взгля­дом, от ко­торо­го по­чему-то по спи­не бе­гут му­раш­ки, и про­тяги­ва­ет ру­ку, пред­став­ля­ясь:

— Мар­го.

Блон­дин ки­ва­ет, сгла­тыва­ет и по­жима­ет на удив­ле­ние тёп­лую и су­хую ла­донь. Поч­ти при­ят­но.

— Юри… — не ус­пе­ва­ет до­гово­рить.

— Я знаю кто ты. Бек рас­ска­зывал.

Пли­сец­кий нем­но­го не­доволь­но, ис­подлобья смот­рит на дру­га, но тот ка­жет­ся да­же не об­ра­ща­ет вни­мания, бу­дучи все­цело пог­ло­щен­ным рас­смат­ри­вани­ем при­несён­но­го офи­ци­ан­том на­пит­ка. Па­рень точ­но уве­рен, что всё бы­ло за­каза­но ещё до их при­хода.

— Ска­жи мне, Юра, — Мар­го за­тяги­ва­ет­ся чёр­ной си­гаре­той и вы­дыха­ет че­рез ноз­дри, гля­дя пря­миком по­верх ды­ма, — че­го ты хо­чешь боль­ше все­го?

От та­кого воп­ро­са вздра­гива­ет, за­дум­чи­во хму­рит­ся и при­кусы­ва­ет ниж­нюю гу­бу. Ка­жет­ся те­перь он прек­расно по­нима­ет за­чем они тут, рав­но как и то, что от его от­ве­та и впе­чат­ле­ния, ко­торое про­из­ве­дёт на нез­на­ком­ку, за­висит даль­ней­шая судь­ба мет­ки и родс­твен­ной ду­ши.

— Я хо­чу обор­вать связь со сво­им пред­назна­чен­ным, — вы­ходит ти­хо, но уве­рен­но, по край­ней ме­ре так ка­жет­ся.

— Вот как, — вро­де от­вет ей пон­ра­вил­ся. — Ты уве­рен? Тог­да что или кто, по-тво­ему, ис­тинный со­ул­мейт?

— Этот тот, кто раз­де­ля­ет с то­бой ду­шу на дво­их, — склад­ка меж­ду бро­вей блон­ди­на про­рисо­выва­ет­ся за­мет­нее, он си­лит­ся соб­рать­ся с мыс­ля­ми. — Кто нав­сегда свя­зан с тво­ей жизнью, — и улав­ли­ва­ет ти­хое хмы­канье со сто­роны жен­щи­ны.

— Со­ул­мейт — это пал­ка о двух кон­цах, — го­ворит она и неб­режно стря­хива­ет пе­пел в го­ру окур­ков. — Ес­ли он свой от­талки­ва­ет в твою сто­рону, то у те­бя есть пол­ное пра­во со всей си­лы от­футбо­лить об­ратно.

— Пос­лу­шай её, Юр, она зна­ет о чём тол­ку­ет. У неё муж — ма­фи­ози — не родс­твен­ная ду­ша, — впер­вые встре­ва­ет в ди­алог Ал­тын, так и не под­ни­мая го­ловы.

Рус­ский фи­гурист по­нима­ет, что весь этот раз­го­вор — не бо­лее, чем про­вер­ка. Мар­го яв­но в кур­се его проб­лем, но за­чем-то про­дол­жа­ет уви­ливать от ос­новной те­мы. Са­мое вре­мя за­думать­ся, раз они так нас­та­ива­ют и на­мека­ют, то… Зна­чит ли это, что об­рыв свя­зи со сто­роны Пли­сец­ко­го от­ри­цатель­но ска­жет­ся на Вик­то­ре? Ви­димо эта мысль слиш­ком силь­но его по­ража­ет и чи­та­ет­ся да­же на ли­це, по­тому что жен­щи­на взды­ха­ет, скло­няя го­лову на­бок, и то­ном, ко­торым обыч­но за­читы­ва­ют па­нихи­ду, про­дол­жа­ет свою мысль:

— И де­ло тут не в люб­ви, бе­зот­ветных чувств не бы­ва­ет. Есть толь­ко поз­во­ля­ющие се­бя лю­бить и пиз­дос­тра­даль­цы, ко­торые болью упи­ва­ют­ся. Так что не на­до мне тут ого­вари­вать­ся сво­им «я люб­лю» и «не мо­гу при­чинить боль».

Она на мгно­вение за­мол­ка­ет, за­тяги­ва­ет­ся ос­татка­ми си­гаре­ты, ту­шит бы­чок в пе­репол­ненную пе­пель­ни­цу и на­рочи­то мед­ленно вы­дыха­ет дым тон­кой струй­кой. «Ка­кая па­фос­ная ма­нера ку­рить», — фыр­ка­ет па­рень у се­бя в го­лове, наб­лю­дая.

— Ты ли­бо хо­чешь из­ба­вить­ся, ли­бо нет, — за­кан­чи­ва­ет Мар­го и вновь пе­рево­дит на не­го взгляд. — Ну так?

— Хо­чу, — на вы­дохе.

— За это при­дёт­ся зап­ла­тить, — до­жида­ет­ся ут­верди­тель­но­го кив­ка, — не­малую це­ну.

— Сколь­ко?

— Не сколь­ко, Юроч­ка, — так про­тив­но зву­чит его имя в её ис­полне­нии, но от­че­го-то не раз­дра­жа­ет, — а что.

— Что? — всё же ин­те­ресу­ет­ся он.

— Жизнь. Те­бе при­дёт­ся уме­реть.

Ска­зано так прос­то и лег­ко, как са­мо со­бой ра­зуме­юще­еся. Юра да­же не сра­зу по­нима­ет, что вста­ёт и нап­равля­ет­ся к вы­ходу, не за­меча­ет, что Ота­бек, что-то ска­зав жен­щи­не на ка­зах­ском, идёт за ним. В мыс­лях ца­рит та­кая не­раз­бе­риха, слов­но пер­со­наль­ный апо­калип­сис, од­но сме­ня­ет­ся дру­гим, ме­ша­ет­ся в еди­ную ка­шу. Он уже у вы­хода из за­ла, на­дав­ли­ва­ет на дверь, слег­ка при­от­крыв, и за­мира­ет. Что-то внут­ри щёл­ка­ет и па­рень так же мед­ленно воз­вра­ща­ет­ся об­ратно, вновь при­сажи­ва­ясь воз­ле Мар­го.

— Не роб­ко­го де­сят­ка, да? — она ус­ме­ха­ет­ся.

— Что я дол­жен де­лать?

— Я же ска­зала, — при­кури­ва­ет но­вую си­гаре­ту, — уме­реть.

— Как?

— Как те­бе бу­дет удоб­нее.

Юра сжи­ма­ет паль­цы в ку­лаки и смот­рит пря­мо пе­ред со­бой, буд­то стол сей­час — са­мое ин­те­рес­ное, что он ви­дел за всю свою жизнь. Ре­ша­ет­ся.

— А даль­ше?

— Даль­ше мы отор­вём твою ду­шу от той дру­гой и по­мес­тим в но­вый со­суд.

Пли­сец­кий вздра­гива­ет, чувс­твуя как хо­лодок про­бега­ет­ся от са­мых кон­чи­ков паль­цев ног вверх, за­седая в рай­оне жи­вота. Сло­ва вы­рыва­ют­ся на ав­то­мате, без ка­ких-то раз­мышле­ний:

— Ма­гия?

— Ху­ду, — кон­ста­тация фак­та.

— Ву­ду? — он по­вора­чива­ет го­лову в сто­рону этой стран­ной жен­щи­ны.

— Ху­ду, — от­ве­ча­ет за неё Ал­тын. — Это дру­гое, — и по­яс­ня­ет. — Пе­ресе­ление душ.

— Что по­том, — слиш­ком мно­го шо­киру­ющей ин­форма­ции пос­ту­па­ет в бе­локу­рую го­лову, но он дер­жится.

— По­том — но­вая мет­ка, но­вая жизнь, — Мар­го кри­во улы­ба­ет­ся. — И прок­ля­тие длин­ною в веч­ность.

Ви­димо за­метив, что Юра сов­сем рас­те­рян, она смяг­ча­ет­ся, ту­шит оче­ред­ной оку­рок, нем­но­го нак­ло­ня­ет­ся навс­тре­чу и смот­рит поч­ти что теп­ло и с лёг­ким на­мёком на сос­тра­дание.

— Мет­ка бу­дет дру­гой, не та­кой, как у всех. Она мо­жет быть пол­ностью ори­гиналь­ной и, ес­ли ты за­хочешь, в своё вре­мя ко­неч­но же, то смо­жешь при­вес­ти то­го, кто по­лучит ана­логич­ную. Я сде­лаю это для те­бя, ма­лыш.

— И как это ра­бота­ет? — он ощу­ща­ет шер­ша­вую ру­ку по­верх сво­ей и не сра­зу осоз­на­ёт ко­му та при­над­ле­жит.

— Ду­ши со­ул­мей­тов свя­заны на ас­траль­ном уров­не, имен­но от­ту­да мы и бу­дем её вы­дирать, а мет­ка — с че­лове­чес­ким те­лом. По­тому твоё, — вы­деля­ет, — те­ло дол­жно уме­реть.

— Я сог­ла­сен.

— Юр, по­думай хо­рошо, — вме­шива­ет­ся Ота­бек. — Ты бу­дешь прок­лят и ни­ког­да от это­го не из­ба­вишь­ся.

— Но ведь я бу­ду сво­боден, — и взгляд: изум­рудные гла­за в поч­ти та­кие же, толь­ко свет­лые, мут­ные, — вер­но?

— Бу­дешь, — Мар­го от­пуска­ет его ла­донь. — Ес­ли за­хочешь.

— Зна­чит я смо­гу сам выб­рать с кем се­бя свя­зать, ес­ли при­дёт­ся?

— Имен­но так, — вид­но, что ей расс­про­сы на­до­ели. — Или мож­но свя­зать те­бя с уже име­ющей­ся мет­кой, — и ма­шет ру­кой. — У Бе­ка спро­сишь, он объ­яс­нит.

— Я уве­рен, что хо­чу это­го, — проз­ву­чало да­же слиш­ком твёр­до. — Ког­да?

— Не сей­час, — жен­щи­на отод­ви­га­ет­ся сно­ва на­зад в тем­но­ту. — На­до най­ти под­хо­дящий со­суд, а это не так прос­то. При­дёт­ся по­дож­дать.

Ал­тын вста­ёт пер­вым и ждёт, ког­да друг под­ни­мет­ся сле­дом. Они уже поч­ти го­товы уй­ти, ког­да Юра ог­ля­дыва­ет­ся че­рез пле­чо, от­ме­чая вы­деля­ющи­еся да­же в тем­но­те гла­за.

— Мож­но поп­ро­сить о кое-чём?

— Поп­ро­буй.

— Я хо­чу, что­бы он не был девс­твен­ни­ком.

От­ве­та па­рень не до­жида­ет­ся, бе­рёт ка­заха за ру­кав и вы­тяги­ва­ет из душ­но­го по­меще­ния на све­жий воз­дух. Глу­боко вды­ха­ет, зап­ро­киды­ва­ет го­лову к не­бу, по­рази­тель­но звёз­дно­му для это­го вре­мени го­да.

— Мо­жешь ос­та­вить тут байк? — Ота­бек ки­ва­ет. — Тог­да прой­дём­ся?

Мед­ленным ша­гом они нап­равля­ют­ся прочь от зда­ния и нап­ря­жение от­сту­па­ет с каж­дым прой­дён­ным мет­ром. Юра не сра­зу ре­ша­ет­ся, но всё же за­да­ёт ин­те­ресу­ющий его воп­рос.

— Бе­ка, а кто она?

— Мой ис­тинный со­ул­мейт, — тот по­жима­ет пле­чами и смот­рит ку­да-то в сто­рону.

— Вот как… Зна­чит вы так же ра­зор­ва­ли свою связь?

Ка­зах мнёт­ся, вид­но, что не хо­чет рас­ска­зывать, но ско­рее все­го че­рез си­лу от­ве­ча­ет.

— Да.

— И как ты выг­ля­дел рань­ше?

Ота­бек за­мира­ет, ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, по­вора­чива­ет­ся к Юре, и тот ви­дит, как плот­но сжи­ма­ют­ся его че­люс­ти, да­же на­чина­ет прок­ли­нать своё лю­бопытс­тво и бол­тли­вый язык. Он уже не ждёт, что его ин­те­рес удов­летво­рят, бу­дучи уве­рен­ным, что на та­кую наг­лость ми­нимум нуж­но пос­лать, ког­да слы­шит:

— Так же.

Ды­хание пе­рех­ва­тыва­ет, а не­пони­мание на­каты­ва­ет но­вой вол­ной.

— То есть?

— У ме­ня был брат. Близ­нец. От не­го то­же от­ка­зались, как и от те­бя, но он не вы­дер­жал и из­ба­вил­ся от мет­ки.

— По­это­му у те­бя шрам на бо­ку?

— Да.

Ка­зах про­дол­жа­ет путь и мол­чит. Юра бо­ит­ся да­же лиш­ний раз пис­кнуть. Ку­да ему с его проб­ле­мами, ког­да друг пе­режил та­кое. Всё дерь­мо его жиз­ни мер­кнет на этом фо­не.

— Он то­же был фи­гурис­том, мы вмес­те с детс­тва ка­тались, — горь­кая улыб­ка на гу­бах Ота­бека.

— Прос­ти.

— Ро­дите­ли да­же не зна­ют, что это он по­гиб, а не я…

Пли­сец­кий рез­ко раз­во­рачи­ва­ет­ся, хва­та­ет Бе­ка за груд­ки и дёр­га­ет на се­бя, сра­зу же при­нимая в свои объ­ятия. Сжи­ма­ет креп­ко, цеп­ля­ет паль­ца­ми кур­тку на спи­не, ста­ра­ясь при­тянуть как мож­но бли­же, хо­тя бли­же уже не­куда, и ощу­ща­ет дрожь, ис­хо­дящую от чу­жого те­ла.

— Всё бу­дет хо­рошо, — шеп­чет нев­нятно, не дос­та­точ­но. — Я ря­дом. Я всег­да бу­ду ря­дом с то­бой.

И до­бав­ля­ет сов­сем ти­хо, на гра­ни слы­шимос­ти: «Кля­нусь», но Ал­тын его слы­шит, с си­лой об­ни­ма­ет в от­вет, уты­ка­ясь но­сом в из­гиб шеи, ста­ра­ясь удер­жать су­дорож­ное ды­хание в пре­делах нор­мы. Им пле­вать на ред­ких про­хожих. Им пле­вать на весь мир. Они сно­ва раз­де­ля­ют чувс­тва на дво­их.

Уже на под­хо­де к оте­лю, Юра за­меча­ет вда­леке зна­комую фи­гуру, ска­лит­ся и поч­ти что ры­чит. Ота­бек бе­рёт его за ру­ку, по­жима­ет, и да­рит улыб­ку, пусть из­му­чен­ную, но за­то ис­крен­нюю, под­держи­ва­ет так. Вмес­те пар­ни про­ходят ми­мо Ни­кифо­рова, ко­торый не­доволь­но на них ко­сит­ся и не мо­жет прос­то про­мол­чать.

— Так вот ты где, Юрио! А мы те­бя обыс­ка­лись.

— Кто это мы? — ши­пение в от­вет.

— Как кто? — поч­ти не­до­уме­ва­ет Вик­тор. — Я. И я. Ну и Яков ко­неч­но, — тут он от­кро­вен­но врёт.

— Наш­ли, бля, от­стань.

Юра от­пи­хива­ет муж­чи­ну пле­чом и про­ходит внутрь, утя­гивая за со­бой дру­га. Он за­тас­ки­ва­ет ка­заха с со­бой в лифт и прис­ло­ня­ет­ся спи­ной к пер­вой по­пав­шей­ся стен­ке, не сра­зу за­мечая, что их паль­цы всё ещё пе­реп­ле­тены.

— Пой­дёшь ко мне?

Проз­ву­чало да­же жал­ко, но этой ночью ему слиш­ком силь­но не хо­чет­ся быть од­но­му. Ви­димо Ота­бек это по­нима­ет, по­тому прос­то при­под­ни­ма­ет угол­ки губ, и это­го дос­та­точ­но. Слиш­ком хо­рошо они по­нима­ют дру­га дру­га, да­же не с по­лус­лов, а во­об­ще без оных. За­вали­ва­ют­ся в но­мер к Пли­сец­ко­му, и блон­дин сра­зу же ок­ку­пиру­ет ван­ную, по­ка Ал­тын за­казы­ва­ет им ужин в но­мер. Вре­мя на ча­сах — 23:20, но пле­вать.

По­том они си­дят на кро­вати, раз­ло­жив блю­да пря­мо на прос­ты­нях и не за­ботясь о их чис­то­те, смот­рят инос­тран­ное шоу по те­леви­зору и из­редка пе­реки­дыва­ют­ся па­роч­кой фраз. Ког­да нас­ту­па­ет вре­мя сна, Юра под­тя­гива­ет­ся бли­же к бо­ку сво­его дру­га, ёр­за­ет, не мо­жет ус­нуть, да и не хо­чет­ся да­же воп­ре­ки ус­та­лос­ти.

— Юр, — по­да­ёт го­лос Бек. — Спра­шивай.

Он оп­ре­делён­но не по­ражён до­гад­ли­востью ка­заха, толь­ко на­бира­ет по­боль­ше воз­ду­ха в лёг­кие пе­ред тем, как уз­нать то, что вол­ну­ет с са­мого раз­го­вора в ба­ре.

— Это боль­но?

— Очень.

Боль­ше­го и не на­до. Это боль­но. Это прок­ля­тие, длин­ною в веч­ность. Но он го­тов на это. С этим убеж­де­ни­ем, за­сев­шем в го­лове, сер­дце и да­же ду­ше, Юра и за­сыпа­ет, не зная, что во сне плот­но приль­нёт к Ота­беку, об­ни­мая вплоть до са­мого ут­ра, по­тому что ут­ром то­го в пос­те­ли не ока­жет­ся.

Оче­ред­ное воз­вра­щение на ро­дину сно­ва про­ходит с раз­ма­хом, ко­личес­тво его пок­лонниц рас­тёт, а их не­адек­ватность с каж­дым го­дом и вов­се под­ни­ма­ет­ся, слов­но на дрож­жах. Юра при­выч­но ог­ры­за­ет­ся, но по­луча­ет лёг­кий тол­чок от Яко­ва и спе­шит скрыть­ся на зад­нем си­дении ав­то. Все его мыс­ли за­нима­ет толь­ко об­ряд: вро­де и страш­но, но со­вер­шенно точ­но не­об­хо­димо. Но вот сто­ит ли оно то­го? Стать дру­гим, по­терять свою преж­нюю жизнь…

Юра всё ча­ще хму­рит­ся, боль­ше пре­быва­ет в сво­их мыс­лях, мень­ше гру­бит. Ок­ру­жа­ющие спи­сыва­ют пе­реме­ны в по­веде­нии на взрос­ле­ние, а его их мне­ние не вол­ну­ет. Он го­товит­ся к олим­пи­аде, хо­чет стать ми­ровым чем­пи­оном, меч­та­ет по­бить все воз­можные ре­кор­ды, но это раз­би­ва­ет­ся о чёр­то­ву мет­ку, из-за ко­торой ка­тать­ся ста­новит­ся слож­нее. Юрий пре­воз­мо­га­ет боль и жже­ние, про­дол­жа­ет тре­ниров­ки, но­вые со­рев­но­вания, за­пива­ет пе­ред сном обез­бо­лива­ющее вмес­те со снот­ворным, при­выч­но пе­ред этим ски­нув «Спо­кой­ной но­чи» то­му, кто за пре­дела­ми стра­ны.

Но­вость вы­бива­ет поч­ву из-под ног, ну или, в его слу­чае — лёд. Пли­сец­кий с тру­дом удер­жи­ва­ет рав­но­весие, так и не грох­нувшись на ка­ток, хо­тя имел все шан­сы. Его вы­водит не прос­то со­дер­жа­ние этой вес­ти, а сам факт то­го, что уз­на­ёт это пос­ледним, да ещё и от ко­го! От Ге­ор­гия! Юра ши­пит на ок­ру­жа­ющих пох­ле­ще, чем год на­зад, та­ким его ещё не ви­дели, пе­ре­обу­ва­ет­ся, от­кро­вен­но по­сыла­ет Ни­кифо­рова на­хуй в при­сутс­твии ос­таль­ных, и ухо­дит.

По до­роге он на­бира­ет но­мер Ота­бека, но вклю­ча­ет­ся го­лосо­вая поч­та, до­водя прак­ти­чес­ки до бе­лого ка­ления. Юра сам не по­нима­ет за­чем раз за ра­зом зво­нит на яв­но от­клю­чён­ный те­лефон, ма­терит­ся на ав­то­от­ветчик, обе­ща­ет пе­рело­мать но­ги и за­сунуть ту­да, ку­да во­об­ще за­совы­вать их луч­ше не сто­ит, но­сит­ся по ком­на­те, как уго­релый, по­ка на дис­плее не выс­ве­чива­ет­ся вхо­дящий с дол­гождан­но­го но­мера.

— Ты ох­ре­нел?! — вмес­то при­ветс­твия поч­ти орёт в труб­ку Юра.

— Дай мне объ­яс­нить, — го­лос у Ота­бека ус­та­лый, но это не ме­ша­ет на не­го злить­ся.

— Что зна­чит — это твой пос­ледний се­зон?! Да как ты мо­жешь всё бро­сить! — рас­па­ля­ет­ся толь­ко силь­нее.

— Юр, так на­до, — как всег­да бе­зэмо­ци­ональ­но вы­дыха­ет Ал­тын. — Я дол­жен за­нять­ся се­мей­ным де­лом.

— В жо­пу та­кие де­ла, ко­торые от­ры­ва­ют те­бя ото ль­да! Раз­ве не ты хо­тел за­во­евать зо­лото для сво­ей стра­ны? Как же твоя меч­та, Бек!

— И это мне го­ворит тот, кто со­бира­ет­ся пос­ту­пить поч­ти что точ­но так же.

Пли­сец­кий дёр­га­ет­ся, да­же отод­ви­га­ет ру­ку с те­лефо­ном от уха, смот­рит на не­го не­веря­ще, под­но­сит об­ратно и уже со­вер­шенно спо­кой­но от­ве­ча­ет:

— Это дру­гое.

— Не­уже­ли? Ты то­же сде­лал вы­бор не в поль­зу ль­да, го­тов на всё, что­бы из­ба­вить­ся от свя­зи, но при этом счи­та­ешь, что единс­твен­ный сын не мо­жет за­нять­ся бла­гопо­лучи­ем сво­ей семьи, пусть и в ущерб фи­гур­но­му ка­танию?

Ота­бек очень ред­ко го­ворит так мно­го и Юра его слу­ша­ет вни­матель­но, по­нима­ет, что тот прав, ку­са­ет от оби­ды гу­бы, от оби­ды на се­бя, ко­неч­но, ведь он так взор­вался, да­же не по­думав, что сам со­бира­ет­ся пос­ту­пить точ­но так же.

— Оно мно­гое по­теря­ет без те­бя.

— Как и без те­бя, — от­кли­ка­ет­ся ка­зах. — Ес­ли толь­ко ты не пе­реду­ма­ешь.

— Я не пе­реду­маю, — Пли­сец­кий па­да­ет на ди­ван, за­дирая но­ги на сте­ну, а го­лову све­шивая с краю, смот­рит в по­толок. — Эта мет­ка сво­дит ме­ня с ума. Там ни­чего не слыш­но?

— По­ка нет, — ми­молёт­ная за­мин­ка и звук рас­стё­гива­емой мол­нии. — Был там кто-то, но Мар­го ска­зала, что не ва­ри­ант, по­тому что девс­твен­ник.

Блон­дин из­да­ёт ти­хий сме­шок и зак­ры­ва­ет гла­за, рас­ти­рая паль­ца­ми сво­бод­ной ру­ки пе­рено­сицу. Она пос­лу­шалась его прось­бы — хо­рошо.

— Юр, — те­перь го­лос слы­шен чёт­че. — А по­чему ты об этом поп­ро­сил?

Он по­нима­ет о чём го­ворит друг, но не то­ропит­ся объ­яс­нять. Сна­чала Юре и са­мому не до кон­ца бы­ло яс­но это тре­бова­ние, но по­том от­вет при­шёл сам со­бой, во вре­мя оче­ред­но­го прис­ту­па ви­дений и не­кон­тро­лиру­емо­го жа­ра в об­ласти букв. Вос­по­мина­ния о Ха­сецу бь­ют­ся в го­лове по­доб­но ра­нен­но­му, уми­ра­юще­му жи­вот­но­му.

— По­тому что я не хо­чу пе­режить это сно­ва, — на­конец по­яс­ня­ет он.

— А мо­жет ты прос­то бо­ишь­ся, что в этот раз всё бу­дет по-дру­гому? — слиш­ком от­кро­вен­но для Ал­ты­на.

— Воз­можно, — не­хотя сог­ла­ша­ет­ся па­рень.

— Так ты бо­ишь­ся дать се­бе вто­рой шанс… На­казы­ва­ешь сам се­бя?

Пли­сец­кий под­жи­ма­ет гу­бы, пы­та­ясь най­ти бо­лее прав­до­подоб­ное объ­яс­не­ние, ко­торое ус­тро­ило бы дру­га, но, как наз­ло, ни­чего на ум не при­ходит. Он фыр­ка­ет, ста­ра­ет­ся по­менять по­ложе­ние те­ла, ко­пошит­ся, по­ка по дру­гую сто­рону те­лефо­на тер­пе­ливо ждут.

— Мо­жет во мне сей­час го­ворит его со­ул­мейт, — Юра вып­лё­выва­ет по­пав­шие в рот во­лосы, — но мне бы хо­телось сох­ра­нить в па­мяти свой пер­вый раз та­ким, ка­ким он и был, со сво­им ис­тинным, пусть и выш­ло это пре­мер­зко.

Ота­бек всё ещё мол­чит, ви­димо пе­рева­рива­ет ус­лы­шан­ное, но тер­пе­нию Юры при­ходит ко­нец и он вы­пали­ва­ет рань­ше, чем мозг ус­пе­ва­ет об­ра­ботать вы­дан­ную ин­форма­цию:

— А ка­ким был твой пер­вый раз?

Вот те­перь мол­ча­ние ста­новит­ся дей­стви­тель­но не­лов­ким. Нес­мотря на то, что они так да­леко друг от дру­га, Пли­сец­кий ко­жей ощу­ща­ет на­вис­шие над со­бой ту­чи от тя­жёло­го взгля­да ка­заха и неп­ро­из­воль­но ёжит­ся, за­бива­ясь в мяг­ком уг­лу и под­тя­гивая но­ги к гру­ди. Од­на­ко это не ме­ша­ет ему, ос­та­вив воп­рос от­кры­тым, ждать чу­жого от­кро­вения.

— Не пом­ню.

— Как это не пом­ню?! — мгно­вен­но взви­ва­ет­ся Юра и ед­ва ли не под­пры­гива­ет на ди­ване. — Как мож­но та­кое не за­пом­нить? Не­уже­ли стес­ня­ешь­ся? Ска­жи хо­тя бы с кем: па­рень, де­вуш­ка? — не ус­лы­шав объ­яс­не­ния, взды­ха­ет. —
Бек…

— Ка­кой смысл пом­нить, ес­ли это был дру­гой я?

И прав­да, — ду­ма­ет блон­дин, — ка­кой смысл пом­нить? Ведь это ждёт и его. Уже не­важ­но, что про­ис­хо­дило или про­изой­дёт с этим те­лом, ес­ли он всё рав­но от не­го от­ка­жет­ся. Мо­жет прось­ба най­ти ему «со­суд», ли­шён­ный не­вин­ности, и прав­да бы­ла глу­пой. Хо­тя он ни в чём уже не уве­рен на сто про­цен­тов, кро­ме как в сво­ём ре­шении ра­зор­вать при­нося­щую стра­дания связь.

— А во сколь­ко ты девс­твен­ность по­терял, ну… дру­гой ты?

— В пят­надцать.

Юра ус­ме­ха­ет­ся то­му, как они по­хожи, но не рис­ку­ет ска­зать вслух. Вмес­то это­го он ре­ша­ет вер­нуть­ся к проб­ле­мам на­сущ­ным, сту­чит паль­ца­ми по ко­лену и взды­ха­ет.

— Зна­чит это твоё окон­ча­тель­ное ре­шение?

— Да, я от­ка­тываю пос­ледний се­зон.

— Ес­ли ты счи­та­ешь, что так бу­дет луч­ше.

Пли­сец­кий поч­ти не­замет­но улы­ба­ет­ся, не за­думы­ва­ясь о том, что его не ви­дят. Да и это не име­ет уже зна­чения, ведь Бе­ка час­то вы­зыва­ет у не­го улыб­ку и на­вер­ня­ка об этом зна­ет. Он прос­то хо­чет пре­дос­та­вить дру­гу дос­той­ную кон­ку­рен­цию в сво­ём ли­це, раз­жечь его огонь пусть и в пос­ледний раз, уви­деть, как яр­ко си­яет Ал­тын, оза­ряя лёд и сог­ре­вая за­мёр­зше­го Юру сво­им внут­ренним сол­нцем. Поч­ти не злит­ся, но толь­ко поч­ти.

Пос­ле это­го раз­го­вора Юрий ещё дол­го не ду­ма­ет ни о чём, кро­ме пов­седнев­ных хло­пот и тре­ниров­ках. Да­же ноч­ные ро­део его со­ул­мей­та не вы­зыва­ют дол­жных эмо­ций. Да, боль­но, да, нем­но­го неп­ри­ят­но, но впол­не тер­пи­мо. И тог­да при­ходит мысль, что мо­жет, ес­ли он при­вык, то не на­до от­ка­зывать­ся от свя­зи, не на­до уми­рать и тер­петь не­мыс­ли­мое, нак­ли­кая на се­бя прок­ля­тие, ведь он смо­жет это вы­тер­петь. Да и де­ду не при­дёт­ся объ­яс­нять ка­ким об­ра­зом его внук вос­крес в дру­гом ви­де. Хо­тя нас­чёт то­го мож­но ли ему бу­дет всё объ­яс­нить де­душ­ке Юра очень и очень силь­но сом­не­ва­ет­ся.

Про­тиво­речия бук­валь­но раз­ры­ва­ют его, но при этом толь­ко по­мога­ют под­нять прог­рамму на но­вый уро­вень. Да­же Фель­цман его хва­лит, а в пос­леднее вре­мя осо­бен­но зам­кну­тый Юри вос­хи­щён­но вы­дыха­ет, точ­но так же, как ког­да-то наб­лю­дая за Ни­кифо­ровым. Упо­мяну­тый Вик­тор мрач­не­ет, но ста­ра­ет­ся улы­бать­ся. Сра­зу по­нят­но, что ему не очень при­ят­но бы­ло про­иг­рать маль­чиш­ке, ко­торо­го он же и от­верг, но и на­солить сво­ей родс­твен­ной ду­ше не пы­та­ет­ся, прос­то при­нима­ет, как дол­жное, раз­во­дит ру­ками и го­ворит: «В на­шей стра­не мо­лодым вез­де до­рога!».

Ми­ровой чем­пи­онат не за го­рами, ког­да Ни­колай Пли­сец­кий по­пада­ет в боль­ни­цу. Юра раз­ры­ва­ет­ся меж­ду ним и кат­ком, уби­ва­ет­ся на тре­ниров­ках и ус­та­лый идёт к единс­твен­но­му род­но­му че­лове­ку. Своё сем­надца­тиле­тие он праз­дну­ет там же, си­дя в про­пах­шей ме­дика­мен­та­ми па­лате и чи­тая де­душ­ке не­дав­но при­об­ре­тён­ную спе­ци­аль­но для их встреч кни­гу. Они не об­сужда­ют здо­ровье, по­тому что Юрий и так уз­на­ет ню­ан­сы, дос­тав всех вра­чей и мед­сестёр. Он ис­крен­не ста­ра­ет­ся сде­лать всё, что­бы де­душ­ку по­быс­трее вы­писа­ли из это­го ад­ско­го за­веде­ния, для не­го — ли­шён­но­го на­деж­ды, и зна­ет то, что ни­ког­да не смо­жет при­нять.

По­тому прос­то ку­са­ет в те ред­кие но­чи, про­ведён­ные на сво­ей квар­ти­ре, ку­лаки, тря­сёт­ся без­звуч­но, из­ви­ва­ет­ся, слов­но от раз­ря­да элек­три­чес­тва, и ры­да­ет без слёз, на су­хую. При­говор — один год, и то с на­тяж­кой, вы­вора­чива­ет его на­из­нанку. А по­том, как по­рядоч­ный внук, ут­ром идёт к де­ду, от­ме­чая каж­дое из­ме­нение в мор­щи­нис­том ли­це, что­бы ба­наль­но по­желать доб­ро­го ут­ра и обя­затель­но, обя­затель­но ска­зать, что он его лю­бит. Да­лее тре­ниров­ка, пе­рерыв, сно­ва тре­ниров­ка, пе­рекус на хо­ду, за­бив на зап­ре­ты Яко­ва и ис­те­рики Ли­лии на те­му нез­до­рово­го об­ра­за жиз­ни, и сно­ва боль­ни­ца, та­бурет у бе­лос­нежной кой­ки и кни­га в ру­ках. Пе­ред сном неп­ре­мен­ное «Я люб­лю те­бя, де­душ­ка», лёг­кий по­целуй в ще­ку, и ког­да тот зас­нёт — крат­кая пе­репис­ка с Ота­беком.

В этом рит­ме про­ходит нес­коль­ко ме­сяцев, со­рев­но­вания нач­нутся со дня на день, и Юра, скре­пя сер­дце, ос­тавля­ет де­да, по­обе­щав вер­нуть­ся с по­бедой. Не зря го­ворят, что жиз­ненный опыт, то, что мы с тру­дом пе­режи­ва­ем, но справ­ля­ем­ся, всег­да от­ра­жа­ет­ся на де­лах и пос­тупках. Так и у Пли­сец­ко­го оно от­ра­жа­ет­ся в прог­рамме, да так, что у при­сутс­тву­ющих дух зах­ва­тыва­ет, а по­том они ещё дол­го ап­ло­диру­ют стоя не­пов­то­римо­му рус­ско­му тиг­ру, ко­торый за­вер­нул в ба­ран­ку ос­таль­ных фи­гурис­тов.

Вто­рое мес­то ос­та­ёт­ся за Ал­ты­ном, и ему хо­чет­ся по­радо­вать­ся за дру­га, но да­же на улыб­ку не ос­та­ёт­ся ни­каких ду­шев­ных сил. Третье — Ка­цуки, ос­та­вив за бор­том Джей-Джея и ос­таль­ных. В этот раз Вик­тор не учас­тву­ет, он при­нял по­беду над со­бой сра­зу, ви­димо ре­шив, что фи­гур­ное ка­тание те­перь в хо­роших ру­ках, и не про­гадал. Од­на­ко для зо­лото­го ме­далис­та всё это не име­ет уже зна­чения, он ждёт но­чи, что­бы тай­ком проб­рать­ся к но­меру Ота­бека, пос­крес­тись в дверь и прос­коль­знуть внутрь, слов­но ка­кой-то прес­тупник.

Ка­зах выг­ля­дит очень сон­ным и та­ким до­маш­ним, что нап­ря­жение сра­зу ухо­дит и на сме­ну ему по­яв­ля­ет­ся не­обыч­ное теп­ло в гру­ди. Юра улы­ба­ет­ся, об­ни­ма­ет дру­га как мож­но силь­нее и да­же за­чем-то крат­ко це­лу­ет в ще­ку. Тот его пос­ту­пок ни­как не ком­менти­ру­ет, слег­ка по­тира­ет паль­ца­ми по­цело­ван­ное мес­то и тя­нет пар­ня за ру­ку к кро­вати. Не зря ведь он так поз­дно за­явил­ся?

— Бек, я хо­чу те­бя поп­ро­сить о кое-чём, — он не зна­ет, как на­чать, но сде­лать это на­до. Ота­бек же мол­чит и вы­жида­ет. — Ты не мог бы свя­зать­ся с Мар­го?

— Это из-за де­душ­ки? — ко­неч­но же он сра­зу мо­жет со­пос­та­вить прось­бу с фак­та­ми.

— Да, — ки­вок. — Ты зна­ешь то же, что и я, — ему и в прош­лый раз бы­ло слож­но да­же прос­то на­печа­тать Ал­ты­ну об от­ве­дён­но­му родс­твен­ни­ку сро­ке, а ска­зать это вслух во­об­ще не­воз­можно. — Вдруг она смо­жет по­мочь?

Ота­бек под­жи­ма­ет гу­бы, да так, что они прев­ра­ща­ют­ся в од­ну сплош­ную ли­нию. Смот­рит по­верх Юр­ки­ного пле­ча ку­да-то в стен­ку, про­гоня­ет в го­лове все воз­можные ва­ри­ан­ты, а за­тем, буд­то оч­нувшись, об­ра­ща­ет взор на дру­га. Так по­нима­юще смот­рит, с от­го­лос­ка­ми бо­ли на са­мом дне чёр­ных глаз.

— И ты го­тов об­речь его на прок­ля­тие?

Сло­ва зас­тре­ва­ют в гор­ле, он об этом не ду­мал рань­ше, точ­нее каж­дый раз за­бывал чем чре­вато пе­ресе­ление душ. По­ка Пли­сец­кий пы­та­ет­ся соб­рать мыс­ли и сло­ва во­еди­но, ка­зах дос­та­ёт те­лефон, сколь­зит по не­му паль­цем и на­жима­ет. В ди­нами­ке раз­да­ют­ся гуд­ки, а за­тем на эк­ра­не по­яв­ля­ет­ся зна­комое жен­ское ли­цо на фо­не зад­не­го стек­ла ав­то­моби­ля.

— Бек? — она удив­лённо вски­дыва­ет бровь, а блон­дин тем вре­менем под­тя­гива­ет­ся и са­дит­ся ря­дом. — И те­бе при­вет, ма­лыш.

— У Юры тут воп­рос, — Ота­бек по­вора­чива­ет те­лефон нем­но­го в сто­рону, что­бы в кад­ре боль­шей частью ока­зал­ся друг. — Да­вай.

— Кхм, Мар­го… По­нима­ешь, тут та­кое де­ло, — бо­же, как же слож­но это ска­зать. — У ме­ня де­душ­ка… Он в боль­ни­це, и я хо­тел бы…

— Нет, — она пре­рыва­ет его да­же слиш­ком рез­ко и хо­лод­но. — Ес­ли он уми­ра­ет, — ка­кая до­гад­ли­вая, су­ка! — то тут ни­чего по­делать нель­зя. Это ду­ша уми­ра­ет, уже поз­дно что-то ме­нять, — а за­тем при­жима­ет ос­трый но­готь к ниж­ней гу­бе, бро­са­ет взгляд в сто­рону и взды­ха­ет. — Ес­ли бы вы об­ра­тились, ска­жем, го­да три на­зад, ну или до то­го, как бо­лезнь — он ведь бо­лен, да? — нач­нёт про­яв­лять се­бя, то мож­но бы­ло бы что-то при­думать, а так нет.

Жен­щи­на не из­ви­ня­ет­ся, не со­чувс­тву­ет, не объ­яс­ня­ет боль­ше ни­чего и прос­то ски­дыва­ет зво­нок. Юра сра­зу же уты­ка­ет­ся лбом в пле­чо дру­га, а тот об­ни­ма­ет его дру­гой ру­кой, сколь­зит ла­донью по пред­плечью вы­ше, опус­кая на за­тылок и гла­дит неж­но-неж­но.

— Я ду­маю, те­бе сто­ит про­вес­ти с ним как мож­но боль­ше вре­мени и хо­рошень­ко пос­та­рать­ся, что­бы он то­бой гор­дился.

Хрип­лый шё­пот Ота­бека за­вора­жива­ет, об­во­лаки­ва­ет и на­пол­ня­ет про­питан­ную го­речью груд­ную клет­ку ощу­щени­ем по­коя и сми­рения. Юра не сра­зу по­нима­ет, что ядо­витый ши­пас­тый цве­ток внут­ри его сер­дца тус­кне­ет и те­ря­ет свой блеск, ког­да ря­дом ка­зах, впи­тыва­ет об­ратно ток­си­чес­кий дым и втя­гива­ет ко­люч­ки.

— Мне жаль, что я не мо­гу те­бе по­мочь.

— Ты и так мне по­мог, — не зная за­чем, Юра тя­нет­ся вверх, прик­ры­ва­ет гла­за и впол­не це­ломуд­ренно ка­са­ет­ся губ Ота­бека сво­ими.

— Не за что, — от­ве­ча­ет тот на так­тиль­ное «спа­сибо».

Пли­сец­кий при­возит оче­ред­ную зо­лотую ме­даль в пер­вую оче­редь не стра­не, а сво­ему де­душ­ке. Кра­су­ет­ся, стоя пе­ред боль­нич­ной кой­кой, да­же улы­ба­ет­ся поч­ти ис­крен­не, вы­зывая улыб­ку в от­вет. Ни­колай гор­дится им и не ус­та­ёт это пов­то­рять, го­ворит, что у не­го са­мый луч­ший внук в ми­ре, что он стал та­ким взрос­лым и са­мос­то­ятель­ным, и про­сит по­обе­щать толь­ко од­но:

— Стань счас­тли­вым.

С то­го мо­мен­та Юра пос­то­ян­но ко­па­ет­ся в се­бе в по­ис­ках прос­то­го воп­ро­са: «Что зна­чит для ме­ня счастье?». Счастье — это здо­ровый де­душ­ка, с гор­дым ви­дом смот­ря­щий на не­го. Счастье — это улы­ба­ющий­ся Ота­бек, без то­го стран­но­го раз­би­того вы­раже­ния в гла­зах, что мож­но за­метить, ес­ли прис­мотреть­ся. Счастье — это вза­им­ная лю­бовь, не выз­ванная связью и не обус­ловлен­ная ею же. Счастье — это от­сутс­твие ра­мок и ог­ра­ниче­ний в вы­боре собс­твен­но­го жиз­ненно­го пу­ти. Юра ещё ни­ког­да не чувс­тво­вал се­бя та­ким нес­час­тным.

Он про­дол­жа­ет раз­ры­вать­ся меж­ду тре­ниров­ка­ми и боль­ни­цей, всё ре­же соз­ва­нива­ет­ся с Ал­ты­ном, каж­дый раз удив­ля­ясь то­му, нас­коль­ко взрос­лым ста­новит­ся ка­зах, ме­ня­ясь и воз­му­жав. Не­осоз­нанно лю­бу­ет­ся им на эк­ра­не смар­тфо­на, гля­дя, как Бек стя­гива­ет пид­жак и рас­слаб­ля­ет гал­стук. Та­кой серь­ёз­ный, де­ловой, — ус­ме­ха­ет­ся Юра про се­бя. А Ота­бек в свою оче­редь от­ме­ча­ет вслух, что и он из­ме­нил­ся, да­же в ха­рак­те­ре. Пли­сец­кий нак­ру­чива­ет пряд­ку свет­лых во­лос на па­лец, смот­рит с хит­ре­цой, но ни­как не ком­менти­ру­ет. Ви­димо Бе­ка прав, он дей­стви­тель­но пре­об­ра­зил­ся в не­кото­ром ро­де.

Ча­ще Юра за­меча­ет, что ему пле­вать на на­копив­ши­еся зо­лотые ме­дали, что не вол­ну­ет боль­ше Ни­кифо­ров, хо­тя боль в бед­ре ни­куда не уш­ла, а ду­шев­ные тер­за­ния при ве­чер­нем «эро­тичес­ком ки­носе­ан­се» вы­зыва­ют толь­ко от­вра­щение и нем­но­го раз­дра­жение. Лёд боль­ше не за­пол­ня­ет лёг­кие, ведь смысл его жиз­ни сей­час до­тяги­ва­ет пос­ледние ме­сяцы, и осоз­на­ние это­го при­носит страх в каж­дый буд­ний день, ко­торый мо­жет стать для Ни­колая пос­ледним.

— Нет ни­чего важ­нее семьи, — го­ворит Ота­бек.

Юра его по­нима­ет, как ни­ког­да, и хо­чет из­ви­нить­ся за тот раз, ког­да нак­ри­чал на дру­га, ре­шив­ше­го по­кинуть ле­довую аре­ну, но не де­ла­ет это­го, ведь на не­го не дер­жат зла.

— Как ду­ма­ешь, — он ре­ша­ет пе­ревес­ти те­му, — Мар­го сог­ла­сит­ся ме­ня на­учить?

— Хо­чешь на­учить­ся ху­ду? — с вы­раже­ни­ем эмо­ций у ка­заха всё ста­ло толь­ко ху­же, буд­то у не­го не ли­цо, а же­лез­ная мас­ка, но в этот раз с лёг­костью уда­ёт­ся про­честь удив­ле­ние в го­лосе.

— По­чему бы и нет, — по­жима­ет пле­чами. — Это ведь ин­те­рес­но, — от­ки­дыва­ет­ся на по­душ­ку, вы­тяги­ва­ясь, за­водит ру­ку за го­лову, вто­рой на ве­су при­дер­жи­вая те­лефон. — Да и на­до бу­дет чем-то за­нять­ся веч­ность, вер­но?

— Не ду­маю, что это ра­бота­ет так, — фыр­ка­ет Ота­бек и в свою оче­редь то­же ук­ла­дыва­ет­ся на кро­вать.

— Ка­кая раз­ни­ца, всё рав­но ин­те­рес­но.

Юра наб­лю­да­ет, как Ал­тын под­тя­гива­ет к бо­ку но­ут­бук, хо­тя с ним го­ворит по те­лефо­ну, и что-то на том про­веря­ет. Па­рень не­доволь­но щу­рит­ся:

— Опять бе­рёшь ра­боту на дом? Мо­жет и но­чевать там бу­дешь?

— Мо­жет и бу­ду, — пы­та­ет­ся по­шутить, но вы­ходит об­ре­чён­но. — Так по­луча­ет­ся.

— Ты сов­сем не от­ды­ха­ешь, — пы­та­ет­ся вра­зумить его Пли­сец­кий.

— А ты?

— Ту­ше.

Он мол­чит, по­ка ка­зах что-то быс­тро на­бира­ет на кла­ви­ату­ре, не хо­чет сби­вать с мыс­лей. Его вни­мание сей­час при­кова­но к ши­рокой гор­ло­вине свет­ло-се­рой фут­болки, из-под ко­торой вид­не­ют­ся клю­чицы и сов­сем нем­но­го об­на­жен­но пле­чо. Выг­ля­дит это так прив­ле­катель­но и… Кра­сиво.

Ота­бек вски­дыва­ет на не­го не­до­умён­ный взгляд.

— Что кра­сиво?

Чёрт, чёрт, чёрт. На­до бы­ло так глу­по по­пасть­ся и пос­леднее сло­во про­из­нести вслух. Юра су­дорож­но ищет пу­ти от­ступ­ле­ния и впер­вые не зна­ет сто­ит ли или, ес­ли быть точ­ным, не хо­чет оп­равды­вать­ся и лгать. За­кусы­ва­ет ниж­нюю гу­бу, пе­рево­дит взгляд на всё ещё прис­таль­но за ним сле­дяще­го дру­га и кри­вит уго­лок рта в по­добие ух­мылки.

— Я го­ворю, фут­болка на те­бе хо­рошо си­дит. Эс­те­тич­но так, со­чета­ет­ся с ко­жей, и от­кры­ва­ет кра­сивый вид.

— Ты и прав­да силь­но из­ме­нил­ся, — Ота­бек слов­но иг­но­риру­ет ком­пли­мент и на­жима­ет ещё па­ру кно­пок на но­уте, за­тем его от­талки­вая. — Спа­сибо.

— За прав­ду спа­сибо не го­ворят, — ав­то­мати­чес­ки от­зы­ва­ет­ся Юрий.

— Ско­ро но­вые со­рев­но­вания.

Блон­дин ки­ва­ет, по­тяги­ва­ет­ся, от­ло­жив на мгно­вение те­лефон, сно­ва бе­рёт его в ру­ки. По­вора­чива­ет­ся на бок и под­тя­гива­ет смар­тфон поб­ли­же к ли­цу.

— Так быс­тро вре­мя идёт, да? Ка­жет­ся, толь­ко вче­ра поз­на­коми­лись.

— Нам не­куда спе­шить, — Бек ко­пиру­ет его по­зу, ог­ла­жива­ет взгля­дом ли­цо. — Слад­ких снов, Юр.

— Слад­ких, — от­ве­ча­ет тот и ски­дыва­ет вы­зов, до­бав­ляя уже в пус­то­ту, — род­ной.

«Семья пре­выше все­го», — пов­то­ря­ет из ра­за в раз Юра сло­ва ка­заха, вни­ка­ет, и впол­не ра­зум­но де­ла­ет вы­вод, что в его семью уже дав­но вхо­дит не толь­ко де­душ­ка, но и сам Ал­тын. От это­го осоз­на­ния ста­новит­ся ка­пель­ку про­ще, по край­ней ме­ре так ка­жет­ся, ведь он не ос­та­нет­ся один пос­ле ухо­да де­да, с ним всег­да бу­дет луч­ший друг, та­кой же как и он. Прок­ля­тый. Тем не ме­нее, как ты не го­товь­ся к не­из­бежно­му, судь­ба на­носит удар сов­сем не­ожи­дан­но, ког­да, за­во­евав ещё два зо­лота, в том чис­ле олим­пий­ское, не ждёшь ни­чего пло­хого в бли­жай­шем бу­дущем.

Но­вый год Юра встре­ча­ет у две­ри в ре­ани­мацию. Си­дит на по­лу, рас­ки­дав длин­ные но­ги на весь про­ход, при­жима­ет­ся за­тыл­ком к хо­лод­ной сте­не и из пос­ледних сил пы­та­ет­ся ве­рить в бла­гопо­луч­ный ис­ход. Ког­да из­му­чен­ный врач на­конец вы­ходит к не­му навс­тре­чу, па­рень да­же не под­ни­ма­ет го­ловы. Он не слы­шит, что ему го­ворят, но раз­ли­ча­ет ин­то­нации: ус­тавшие, отс­тра­нён­ные, но со­чувс­тву­ющие. Ни­колая хо­ронят на мес­тном клад­би­ще, дол­го пы­та­ясь рас­ко­пать про­мёр­зшую зем­лю и на­валив­ший снег. Са­му мо­гилу за­вали­ва­ют вен­ка­ми ис­клю­читель­но Юри­ны кол­ле­ги по кат­ку, боль­ше в жи­вых у Пли­сец­ких не бы­ло ни­кого, кто смог бы при­ехать.

Пос­ле по­хорон, Ка­цуки бе­рёт его за ру­ку и пред­ла­га­ет по­ехать к ним с Вик­то­ром. «И чем он толь­ко ду­ма­ет?» — мыс­ленно, ибо пред­ло­жение япон­ца не при­носит ни­чего кро­ме ти­хого не­удо­воль­ствия, а вот при­кос­но­вение его ру­ки не нер­ви­ру­ет дол­жным об­ра­зом, хо­тя по идее дол­жно бы. Юра толь­ко от­ма­хива­ет­ся, го­ворит, мол не на­до, дос­та­ёт те­лефон и при­выч­но на­жима­ет ви­де­овы­зов, за­поз­да­ло вспо­миная, что Ота­бек на ра­боте и не смо­жет от­ве­тить. К его удив­ле­нию зво­нок при­нима­ют и на эк­ра­не ма­ячит как всег­да соб­ранный ка­зах.

Он от­ве­ча­ет пря­мо на хо­ду, по­это­му Юра не мо­жет раз­ли­чить где тот сей­час на­ходит­ся, весь об­зор пе­рек­ры­ва­ет ши­рокий шарф круп­ной вяз­ки, то­же се­рый. Это вто­рой лю­бимый цвет Ал­ты­на пос­ле чёр­но­го. Тот опус­ка­ет взгляд вниз к ка­мере и дос­та­точ­но гром­ко про­из­но­сит:

— Сей­час, по­дож­ди.

Пли­сец­кий хму­рит­ся, не зная че­го же ему сле­ду­ет ждать, ког­да кто-то тол­ка­ет его в пле­чо и ука­зыва­ет паль­цем в сто­рону, где че­рез до­рогу вид­не­ет­ся тот же шарф, что и сей­час на эк­ра­не. Ота­бек под­ни­ма­ет ру­ку, так же прив­ле­кая к се­бе вни­мание, и уж со­вер­шенно точ­но не ждёт, что Юра сор­вётся с мес­та, ра­зом пе­ребе­гая трас­су и ки­нет­ся к не­му в объ­ятия. Это­го во­об­ще ник­то не ожи­да­ет, да­же сам Юрий.

Он об­ни­ма­ет его, до бо­ли сжи­мая в сво­их ру­ках и чувс­твуя, как у са­мого от тес­но­ты вы­бива­ет воз­дух из лёг­ких. Ощу­ща­ет дрожь чу­жого те­ла, уты­ка­ет­ся но­сом и гу­бами в ви­сок, вы­дыхая теп­ло. Юра вжи­ма­ет­ся в не­го от­ча­ян­но, слов­но весь мир сей­час зак­лю­чён в Ота­беке, сле­по уты­ка­ет­ся ку­да-то в об­ласть шеи, за­рыва­ет­ся в шарф ли­цом и чес­тно изо всех сил ста­ра­ет­ся не рас­пла­кать­ся, по­тому что уве­рен, что сей­час смо­жет. Ал­тын при­дер­жи­ва­ет его уве­рен­но, силь­но, нак­ло­ня­ет­ся слег­ка, что­бы гу­бы кос­ну­лись уха и шеп­чет:

— Мы наш­ли его.

Юра рез­ко вски­дыва­ет го­лову, встре­ча­ет­ся гла­зами с чёр­ны­ми ому­тами чу­жой ду­ши, слов­но спра­шива­ет: «Прав­да?». И его по­нима­ют, од­ним взма­хом рес­ниц: «Да». Он хо­чет уз­нать ког­да всё про­изой­дёт, но из-за спи­ны до­носят­ся го­лоса и один, осо­бен­но гром­кий, воз­вра­ща­ет их в ре­аль­ность.

— На­до бы по­мянуть.

— Пой­дём­те.

Пли­сец­кий под­хва­тыва­ет дру­га под ру­ку, сов­сем как же­натая па­ра, а на са­мом де­ле цеп­ля­ет­ся, что­бы не упасть. Тот сра­зу до­гады­ва­ет­ся, поз­во­ля­ет о се­бя опе­реть­ся и ве­дёт сле­дом за иду­щими впе­реди Фель­цма­ном, Ка­цуки и Ни­кифо­ровым. Из­редка Юри обо­рачи­ва­ет­ся че­рез пле­чо, смот­рит на них: на бе­лое, бес­кров­ное ли­цо тёз­ки, на сос­ре­дото­чен­но­го Ал­ты­на, на их со­вер­шенно без не­об­хо­димос­ти пе­реп­ле­тён­ные паль­цы, и по­нима­ет что-то ему од­но­му из­вес­тное.

По­мин­ки де­ла­ют у Юры на квар­ти­ре, прос­то по­тому что он так нас­то­ял. Пь­ют лю­бимый де­душ­кин конь­як, за­кусы­ва­ют и вспо­мина­ют. Осо­бен­но мно­го го­ворит Яков, ибо Ни­колая он знал мно­го лет, пусть и не так близ­ко, как мог бы, но всё же. Ког­да он за­мол­ка­ет, сло­во бе­рёт Ота­бек: они встре­чались нес­коль­ко раз, пи­ли вмес­те чай, да­же го­тови­ли бок о бок на од­ной кух­не. А Юра слу­ша­ет, вос­по­мина­ния на­каты­ва­ют, и да­же не за­меча­ет, как по ще­кам сте­ка­ет па­ра слёз. Толь­ко чувс­тву­ет, как Ал­тын боль­шим паль­цем сти­ра­ет влаж­ные до­рож­ки с его ли­ца под прис­таль­ны­ми взгля­дами всех при­сутс­тву­ющих.

Фель­цман у­ез­жа­ет пер­вым, и Юре хо­чет­ся ему вдо­гон­ку вы­пих­нуть и дру­гих, кро­ме Бе­ка, ко­неч­но же. Толь­ко ви­димо имен­но в этот день Вик­тор ре­ша­ет по­бить свой ре­корд уп­рямс­тва и от­ка­зыва­ет­ся ку­да-ли­бо ухо­дить, по­ка не убе­дит­ся, что его со­ул­мейт — да, да! имен­но так и ска­зал! — бу­дет в по­ряд­ке. В дру­гой раз Пли­сец­кий ог­рызнул­ся бы, от­ве­тил что-то в сти­ле: «Вспом­нил, блядь!», но он слиш­ком из­мо­тан, вре­мя-то поз­днее. Он дос­та­ёт рас­кла­душ­ку, раз­ме­щая её воз­ле ди­вана, а сам утя­гива­ет Ота­бека сле­дом за со­бой на кро­вать. Да­же не раз­де­ва­ясь так и ва­лит­ся, сра­зу же приль­нув к тёп­ло­му пар­ню.

Ота­бек при­тяги­ва­ет его к се­бе го­ловой на пле­чо, нем­но­го из­во­рачи­ва­ет­ся и на­тяги­ва­ет на них оде­яло, да­же не ду­мая пе­речить нас­чёт за­сыпа­ния в та­ком ви­де. Он сле­ду­ет при­меру блон­ди­на и то­же зак­ры­ва­ет гла­за, поз­во­ляя за­кинуть но­гу се­бе на бед­ро и ут­кнуть­ся ли­цом в грудь. Они да­же не об­ра­ща­ют вни­мания на шо­киро­ван­ные взгля­ды в свою сто­рону, тре­тий раз за день, меж­ду про­чим, шо­киро­ван­ные. Япо­нец скло­ня­ет го­лову на­бок, наб­лю­дая за ни­ми, хо­чет что-то ска­зать, но вов­ре­мя пе­реду­мыва­ет, обо­рачи­ва­ясь уже к сво­ему воз­люблен­но­му. Вик­тор толь­ко раз­во­дит ру­ками и так же оде­тым ук­ла­дыва­ет­ся спать, и этим по­ража­ет Ка­цуки да­же силь­нее, чем те двое в пос­те­ли.

Юре ос­та­ёт­ся все­го-ни­чего до со­вер­шенно­летия, по­тому Яков спо­кой­но бе­рёт его под вре­мен­ную опе­ку, од­на­ко за­меча­ет, что ка­тать­ся его вос­пи­тан­ник стал ху­же. Пли­сец­кий за­пары­ва­ет аб­со­лют­но все эле­мен­ты, да­же са­мые прос­тые, и ру­гать его бес­по­лез­но. Ка­цудон единс­твен­ный что-то под­ме­ча­ет и пы­та­ет­ся с ним по­гово­рить, но его иг­но­риру­ют так же, как и всех ос­таль­ных. День икс стре­митель­но приб­ли­жа­ет­ся, но ник­то об этом да­же и не до­гады­ва­ет­ся. В тай­ну пос­вя­щены лишь трое.

Не­задол­го до од­но­го зна­мена­тель­но со­бытия Юра пе­реби­ра­ет в го­лове всю свою жизнь, ду­ма­ет над тем, что ос­та­нет­ся пос­ле не­го. Ведь сей­час он — жи­вая ле­ген­да. По­ка что жи­вая. Пе­реп­лю­нув Вик­то­ра по ко­личес­тву наг­рад и зва­ний, ус­та­новив боль­ше ми­ровых ре­кор­дов и об­за­ведясь ещё бо­лее су­мас­шедшим на­бором фа­натов, Юра — прак­ти­чес­ки бог ль­да. Но это всё мер­кнет для не­го на фо­не по­тери род­но­го че­лове­ка и, как бы не хо­телось приз­на­вать, родс­твен­ной ду­ши. Ос­та­лось ли у не­го хоть что-то важ­ное, ве­сомое, а не прос­то ма­тери­аль­ное? Чёр­то­вы зо­лотые ме­дали. Кто-то, кто бу­дет лю­бить его та­ким, ка­кой он есть, а не за зас­лу­ги в спор­те? Чёр­тов Вик­тор с его не­понят­ны­ми взгля­дами.

— Да, — про­из­но­сит Юра вслух, под­во­дя итог, до­гова­ривать и про­дол­жать реф­лексию нет смыс­ла.

Пос­ледний день фев­ра­ля. Пли­сец­кий про­бира­ет­ся в клуб джа­зовой му­зыки, иг­но­рируя таб­личку «Зак­ры­то». Внут­ри при­ят­ный по­лум­рак, иг­ра­ет не­навяз­чи­вая му­зыка, а по­меще­ние на­пол­ня­ют клу­бы ды­ма — так зна­комо, пря­мо де­жавю. В цен­тре за­ла уже па­рал­лель­но ус­та­нов­ле­ны два про­дол­го­ватых сто­ла, один из ко­торых яв­но за­нят и прик­рыт прос­ты­нёй, у вто­рого сто­ит, при­жав­шись по­яс­ни­цей к уг­лу, Мар­го и ку­рит. За­метив Юрия она де­ла­ет не­понят­ный жест ру­кой, то ли в знак при­ветс­твия, то ли под­зы­вая, и он, не ду­мая, под­хо­дит бли­же.

От­ку­да-то со сто­роны вы­ныри­ва­ет ещё один че­ловек: вы­сокий, мус­ку­лис­тый, бо­рода­тый, со смеш­ной шап­кой, сдви­нутой по са­мые бро­ви, и за­катан­ны­ми до лок­тей ру­кава­ми. Ста­вит на стул не­боль­шой чёр­ным че­модан, от­кры­ва­ет и дос­та­ёт ма­шин­ку для та­ту­иро­вок. Те­перь яс­но для че­го он тут. Бу­дет на­бивать но­вую мет­ку. Всё это вре­мя Мар­го мол­чит, а Юра бо­ит­ся прер­вать сло­вес­ную ти­шину, слов­но это ста­нет спус­ко­вым крюч­ком, прав­да для че­го — не­понят­но. Она по­да­ёт го­лос толь­ко ког­да та­ту­иров­щик за­кан­чи­ва­ет все при­готов­ле­ния.

— Ка­кую мет­ку хо­чешь, ма­лыш? Ори­гиналь­ную или, — в её гла­зах нас­толь­ко яв­ная ус­мешка, на­попо­лам с по­нима­ни­ем и кап­лей ехидс­тва, — ту, что уже име­ет­ся у ко­го-то?

Юра от­ве­ча­ет не за­думы­ва­ясь — ни­каких сом­не­ний. Это ведь са­мо со­бой ра­зуме­юще­еся. И наб­лю­да­ет за тем, как бо­родач вы­тяги­ва­ет блед­ную ру­ку из-под прос­ты­ни, пе­рено­ся на неё узор с вы­дан­ной жен­щи­ной бу­маж­ки. Пли­сец­кий ды­шит глу­боко, раз­ме­рен­но, он так не вол­но­вал­ся да­же пе­ред сво­им са­мым пер­вым выс­тупле­ни­ем, да что там, пе­ред его пер­вым ра­зом с Вик­то­ром. Нап­ря­жение ско­выва­ет его те­ло, но на это ник­то не об­ра­ща­ет вни­мания. Он хо­чет, что­бы Ота­бек был сей­час тут, ря­дом, под­держи­вал его, хоть это и до жу­ти эго­ис­тичное же­лание, ведь ка­зах сей­час за­нят ула­жива­ни­ем проб­лем со смертью и под­го­тов­кой к его, Юры, но­вой жиз­ни.

Это пос­ледний шанс от­ка­зать­ся от идеи, плю­нуть на всё, уй­ти в свой мир, где он — гор­дость рос­сий­ско­го фи­гур­но­го ка­тания, от­вер­гну­тый сво­им пред­назна­чен­ным, по­теряв­ший са­мого близ­ко­го че­лове­ка, оди­нокий, нуж­ный ми­ру толь­ко для по­беды. Ос­тать­ся — на­чать жизнь за­ново, с но­вой судь­бой, най­ти иное пред­назна­чение, стать сво­бод­ным и об­рести лю­бовь. Быть счас­тли­вым, как за­вещал де­душ­ка. За эти­ми ду­мами Юра да­же не за­меча­ет, что об­ста­нов­ка нес­коль­ко по­меня­лась, а муж­чи­на, за­кон­чив своё де­ло, уда­лил­ся. Вок­руг сто­лов рас­по­ложе­ны зер­ка­ла, а по пе­римет­ру об­ра­зован­но­го кру­га — све­чи.

— Са­дись на стол, — ска­зано та­ким обы­ден­ным то­ном.

Юра слу­ша­ет­ся, ста­ра­ясь не ды­шать слиш­ком гром­ко, хо­тя его тря­сёт от стра­ха. Уса­жива­ет­ся на ука­зан­ное мес­то по-ту­рец­ки и смот­рит за мель­ка­ющим в по­лум­ра­ке жен­ским си­лу­этом. Раз­давший­ся из-за спи­ны го­лос зас­тавля­ет его бук­валь­но под­прыг­нуть на мес­те.

— Прос­тынь сни­ми, мне нель­зя к вам за­ходить, — по­том сме­шок. — И по­моги ему то­же сесть, ли­цом к те­бе.

Жут­ко, гос­по­ди, мо­лит­ся Пли­сец­кий, как же жут­ко. Тем не ме­нее, ука­зан­ное вы­пол­ня­ет. Бе­лая ткань па­да­ет на пол, он об­хва­тыва­ет чу­жие пле­чи и ощу­ща­ет, что они очень да­же тёп­лые. Хму­рит­ся, но ни­как это не ком­менти­ру­ет. Ус­та­нав­ли­ва­ет те­ло в си­дячее по­ложе­ние нап­ро­тив се­бя на са­мый край и сам сос­каль­зы­ва­ет в ту же по­зу, од­ной ру­кой при­дер­жи­вая то­го, кто нап­ро­тив.

— На­до что­бы ли­цо бы­ло нап­равлен­но в зер­ка­ло.

Юра скри­пит зу­бами, сво­бод­ной ла­донью об­хва­тыва­ет под­бо­родок и под­тя­гива­ет вверх. Его бь­ёт круп­ная дрожь, но он дер­жится на од­ном лишь уп­рямс­тве и ду­ма­ет о том, что де­ла­ет это не толь­ко ра­ди се­бя, не те­перь. Даль­ше всё зак­ру­чива­ет­ся, ме­ша­ет­ся в один ско­рос­тной по­ток, ко­торый за­сасы­ва­ет внутрь. Па­рень с ужа­сом от­ме­ча­ет, как его от­ра­жение бук­валь­но сли­ва­ет­ся с чу­жим, раз­да­ёт­ся про­бира­ющий до кос­тей то ли вой, то ли хрип. Его сно­сит вол­ной ди­чай­шей бо­ли, раз­ры­ва­ющей мя­со, дро­бящей кос­ти, разъ­еда­ющей мыш­цы, а по­том нас­ту­па­ет неп­рогляд­ная ть­ма.

Ког­да он на­конец от­кры­ва­ет ве­ки, то пер­вым де­лом за­меча­ет нап­ря­жён­ный взгляд слов­но выц­ветших зе­лёных глаз, а по­том ви­дит, как при­от­кры­ва­ют­ся гу­бы Мар­го, и ско­рее по­нима­ет, чем слы­шит:

— С днём рож­де­ния, Юра.

***

«Юрий Пли­сец­кий умер!» — гла­сят все за­голов­ки в ин­терне­те и прес­се. Жад­ные до сен­са­ции жур­на­люги рас­хва­лива­ют та­лан­тли­вого юно­шу нап­ра­во и на­лево, ах, ка­кая пе­чаль, ка­кая тра­гедия — уме­реть в день сво­его со­вер­шенно­летия, это ведь са­мо­убий­ство, да? И ещё с две сот­ни вы­думан­ных при­чин, под­вигнув­ших рус­ское да­рова­ние на та­кой ужас­ный шаг.

Его те­ло най­де­но в ре­ке на рас­све­те са­мим Вик­то­ром Ни­кифо­ровым, ко­торый, как го­ворят, сра­зу ки­нул­ся в ле­дяную во­ду, что­бы вы­тащить сво­его пре­ем­ни­ка. На тру­пе не об­на­руже­но сле­дов на­силь­ствен­ной смер­ти, что и на­водит на мысль о су­ици­де. Так же со смертью ис­чезла и мет­ка со­ул­мей­та, а ведь так хо­чет­ся всем уз­нать кто это, на са­мом де­ле — ски­нуть всю ви­ну на не­го. За­тем они вов­ре­мя вспо­мина­ют, что бук­валь­но нес­коль­ко ме­сяцев на­зад скон­чался де­душ­ка пар­ня, вот ви­димо он и не вы­дер­жал го­ря.

Фель­цма­на об­ви­ня­ют, что не ус­ле­дил. Яков сам ви­нит се­бя. Ка­цуки сок­ру­ша­ет­ся, что не смог по­мочь, и да­же пла­чет, горь­ко и дол­го. Ми­ла уби­ва­ет­ся, зак­ры­ва­ет­ся в квар­ти­ре и от­ка­зыва­ет­ся по­яв­лять­ся на кат­ке ещё не­делю. Вик­тор ду­ма­ет, что не сто­ило от­ка­зывать­ся от сво­ей родс­твен­ной ду­ши.

На по­хоро­ны со­бира­ет­ся не­мыс­ли­мое ко­личес­тво лю­дей: друзья, кол­ле­ги, быв­шие со­пер­ни­ки, фа­наты. С чёр­но-бе­лой фо­тог­ра­фии Пли­сец­кий улы­ба­ет­ся, так жи­во и счас­тли­во — это единс­твен­ное фо­то, на ко­тором он та­кой. В этот день клад­би­ще на­пол­ня­ют всхли­пы, при­чита­ния, ры­дания и сто­ны. Ник­то не об­сужда­ет при­чин, ник­то не бе­рёт­ся рас­суждать «по­чему» и «за что», прос­то хо­ронят, от­пе­ва­ют, а лю­ди не­сут бес­ко­неч­но цве­ты на мо­гилу.

Вик­тор кра­ем гла­за за­меча­ет зна­комую фи­гуру в сто­роне, сто­ящую особ­ня­ком от ос­новной груп­пы скор­бя­щих, и нап­равля­ет­ся ту­да. Юри идёт сле­дом, по­тому что на са­мом де­ле бо­ит­ся за сво­его воз­люблен­но­го. Они про­бира­ют­ся че­рез тол­пу, ока­зыва­ясь нап­ро­тив двух пар­ней.

— Ота­бек, — ки­ва­ет Ни­кифо­ров и тот скло­ня­ет слег­ка го­лову в от­вет.

— Мои со­болез­но­вания, — вклю­ча­ет­ся япо­нец. — Вы бы­ли луч­ши­ми друзь­ями.

Ал­тын не ре­аги­ру­ет, по его ли­цу во­об­ще не­воз­можно что-то по­нять, а па­рень, что сто­ит ря­дом, и вов­се по­чему-то кри­вит­ся. Во­лосы цве­та ка­пучи­но уло­жены в двой­ное ка­ре и прик­ры­ва­ют ле­вую сто­рону ли­ца, гла­за оре­хово­го цве­та с вы­делен­ным тём­ным узо­ром у са­мого зрач­ка, не­высо­кий и щуп­лый — нез­на­комец чем-то от­да­лён­но ка­жет­ся зна­ком.

— Твой друг? — ука­зыва­ет Вик­тор на па­рень­ка.

— Нет, — от­ри­цатель­но ка­ча­ет го­ловой Ота­бек. — Со­ул­мейт.

— Оу, — не мо­жет удер­жать вы­доха Юри и тут же ту­шу­ет­ся. Он ду­мал, что меж­ду ка­захом и Пли­сец­ким что-то бы­ло, а вот оно как.

— Ос­та­нетесь на по­мин­ки?

Стар­ше­му муж­чи­не оп­ре­делён­но не хо­чет­ся раз­ви­вать те­му пред­назна­чен­ных друг дру­гу лю­дей, по­тому что это зас­тавля­ет вспом­нить о том, что его мет­ка всё ещё све­тит­ся ед­ва за­мет­ным го­лубо­ватым све­том нес­мотря на то, что Юра мёртв со­вер­шенно точ­но. Он зна­ет это, он сам вы­ловил те­ло, при­бежав слиш­ком поз­дно для то­го, что­бы ус­петь спас­ти. И он ни­кому и ни­ког­да не рас­ска­жет о пред­смертной за­пис­ке пар­ня. По­тому от­ри­цатель­ный от­вет зас­тавля­ет Вик­то­ра не­замет­но об­легчён­но вы­дох­нуть.

Ота­бек не про­ща­ет­ся, а ша­тен оки­дыва­ет их та­ким хо­лод­ным взгля­дом, буд­то хо­чет за­моро­зить. Они раз­во­рачи­ва­ют­ся и нап­равля­ют­ся прочь с клад­би­ща. Ка­цуки и сам не зна­ет по­чему смот­рит вслед уда­ля­ющим­ся фи­гурам, но поч­ти у са­мого вы­хода за­меча­ет, как нез­на­комец под­хва­тыва­ет ка­заха под ру­ку, слов­но они па­роч­ка, при­жима­ет­ся на мгно­вение го­ловой к чу­жому пле­чу и тя­нет впе­рёд. Внут­ри у япон­ца всё за­мира­ет, об­ры­ва­ет­ся, а сер­дце не сра­зу во­зоб­новля­ет стук. Он улы­ба­ет­ся, по­качи­ва­ет го­ловой и воз­вра­ща­ет­ся к Ни­кифо­рову.

***

Я чувс­твую те­бя. Твое сол­нце си­яет.
Ты возь­мёшь и про­ведешь ме­ня че­рез Ва­вилон.

Юра сто­ит у па­рапе­та на на­береж­ной, про­вожая взгля­дом пле­щущи­еся от силь­но­го вет­ра вол­ны. При­жима­ет­ся спи­ной к ко­ван­но­му ог­ражде­нию и ждёт, ког­да Ота­бек за­кон­чит де­ла. На са­мом де­ле он прос­то сто­рожит байк, по­тому что в этом мес­те пар­ковки не ока­залось. Он ду­ма­ет о том, нас­коль­ко ско­ротеч­на жизнь, что ни­чего нель­зя вер­нуть и пе­ре­иг­рать. Есть толь­ко миг меж­ду прош­лым и бу­дущим, и этот са­мый миг, его мо­мент, рас­тя­нут на бес­ко­неч­ность.

Ота­бек вы­ходит, дос­та­ёт клю­чи из кар­ма­на, са­дит­ся на мо­тоцикл, до­жида­ясь, ког­да Юра со­из­во­лит опус­тить­ся по­зади. Но он не спе­шит, стя­гива­ет пер­чатку со сво­ей ле­вой ла­дони, сколь­зит взгля­дом по не­види­мой от­ме­тине на неп­ри­выч­но за­горе­лой ко­же, а за­тем пе­рех­ва­тыва­ет пра­вую ру­ку Бе­ки. Тот не про­тес­ту­ет, поз­во­ля­ет так же снять с се­бя ко­жаную ми­тен­ку, и толь­ко заг­ля­дыва­ет ему в гла­за.

Юра взды­ха­ет, неж­но про­водя паль­цем по ру­ке ка­заха, не под­ни­мая го­ловы, а за­тем прос­то при­жима­ет свою ла­донь к его. Ко­жа вспы­хива­ет, оза­ря­ет­ся све­чени­ем, буд­то в неё вжи­вили сот­ни мик­роско­пичес­ких лам­по­чек, а по те­лу раз­ли­ва­ет­ся нез­на­комое до­селе теп­ло. Он креп­че сжи­ма­ет чу­жие паль­цы и на­конец встре­ча­ет­ся взгля­дом с Ота­беком. Улы­ба­ет­ся, раз­ры­ва­ет кон­такт, на­тяги­ва­ет пер­чатки на обо­их и уса­жива­ет­ся за спи­ной сво­его пар­ня.

Мо­тор ре­вёт и байк сры­ва­ет­ся с мес­та, уно­ся сво­бод­ных лю­дей прочь от их судь­бы, навс­тре­чу но­вой жиз­ни. Веч­ной, прок­ля­той, но… Счас­тли­вой.

Это — ут­ро на­шей люб­ви,
Это — толь­ко за­ря на­шей люб­ви…