Проводник

Холод ледяным дыханием вошел в комнату через узкую щель форточки, опустился на кружева длинных каштановых волос и коснулся скулы. Кожа вспыхнула алым, пробудив мурашки, которые побежали по шее и груди. Девушка нахмурилась во сне и повернулась на другой бок. Ткань одеяла натянулась, накрывая подбородок и нижнюю губу. Свет фонаря касался лица, на щеках дрожали нежные тени ресниц. Веки подрагивали.
Желтые широкие лучи пробежались по темному полу, скрытому под толстым пестрым ковром, задели светлые стены и робко коснулись рамы старой картины. За фигурой мальчика с серьезными глазами бледными запятыми выделялись ладони, касающиеся стекла, а о косяк опиралась старая потрескавшаяся кукла. Её белое платье играло в фальшивых лучах солнца на картине, и рассеянный огонь фонаря не удержался.
Он лизнул грязное кружево на подоле и коснулся тонких редких волос. Голова медленно повернулась в сторону спящей девушки, с тихим сухим треском вытянулась рука, величавым жестом указывая на постель.
Из-за стеклянной двери хлынули мрачные тени. Они птицами промчались над ковром, окутали ножки кровати и мягко подняли её над полом. Спящая на мягком матрасе девушка лишь перевернулась на живот, засунув руку под подушку.
Ветер гудел, залетая в форточку и пузырями поднимая шторы. Духи вдруг исчезли, и тело рывком упало в картину. Боль вспыхнула в локтях и коленях. Слабый крик вырвался их горла, веки распахнулись. Карие удивленные глаза непонимающе уставились на деревянное ссохшееся крыльцо.
«Что тут происходит? Почему?» - девушка осторожно согнула руки и уперлась ладонями в сырую землю. К коже тут же прилипли мелкие комочки почвы, как и к коленям. На лбу алыми чертами расцветали царапины, на щеке горела ссадина. В коротких бежевых шортиках и белой безразмерной футболке было прохладно, но гостью это не волновало.
Поднявшись, она огляделась. Рядом возвышался дом с разрушенными деревянными стенами. Трещины покрывали доски, через дыры потемневших от времени стекол свистели ветра, путаясь в каштановых волосах. Слабые отчаянные стоны, сливавшиеся в один, царапали слух. Солнце светило прямо в глаза. Девушка щурилась, и сквозь сети ресниц все казалось смутным и смазанным. Но вдруг мелькнула темная фигура, от которой будто исходил яркий свет. Силуэт протянул к ней мягкие руки, и девушка почувствовала горячие дорожки слез на коже. Капли стекали по щекам и срывались к земле. Она видела лишь смутные, слабые очертания, но этого хватило для того, чтобы узнать её. Самую любимую, самую красивую, самую лучшую…
- Мама, - еле слышно прошептала она. – Мама!
Девушка не выдержала. Сорвавшись с места, она кинулась в объятия женщины, уткнувшись лицом в грудь. Как же давно она её не видела!.. Как долго, как страстно хотела её увидеть, прижаться к ней, ощутить тепло, ласку и заботу, которая была потеряна ещё в детстве!
- Кана, дорогая… Дочка, как же я скучала по тебе, - прижав девушку к себе, шептала женщина. Длинные каштановые волосы, как и у дочери, лежали на плечах, кололи щеки и кончик носа Каны. В призрачной полупрозрачной клетке ребер тихо билось живое сердце, и, слушая этот звук, девушка невольно вспоминала мирное счастливое время детства.
- Я тоже, мама… Мне тебя так не хватало, - горло душили рыдания, и волшебница честно старалась сдержаться. Расстраивать её, самую лучшую женщину на свете, не хотелось, но слезы упорно текли по лицу, всхлипы вырывались из губ, а руки дрожали, как будто дул обжигающе ледяной ветер. – Почему тебя так долго не было? Где же ты пряталась все эти годы, когда была мне так нужна?
Ладони, мягко гладившие позвонки на спине, чуть сжались. Женщина вздохнула, отстраняя от себя дочь, посмотрела в её карие глаза и произнесла тихим, дрожащим голосом:
- Я не хотела уходить от тебя и никогда не думала об этом. Я всегда желала вернуться в наш с тобой дом, где мы прожили так счастливо, но я не могла. Меня не пускали. Не отпускают до сих пор, Кана, - вдруг Корнелия вздохнула и заговорила часто и страстно. Её губы коснулись уха девушки, обжигая словами кожу. – Я не могу уйти отсюда, как ни старалась. Пожалуйста, я тебя умоляю, дорогая... Но я тебя не заставляю, не принуждаю к этому, но если ты захочешь, то…
Волшебница резко кивнула, отчего мышцы шеи заныли. Губы сжались в тонкую полоску, ноздри раздулись, пальцы согнулись в кулаки. В глазах горела решимость.
- Я помогу, мам. Не сомневайся.
Женщина печально улыбнулась и взяла за руку свою дочь.
- Пошли.
Кана послушно последовала за мамой, направляясь к двери, на которой белыми пятнами виднелись ладони, отчаянно скребущие по потемневшему стеклу. На миг в душе заскреблось сомнение, щупальцами обвившее грудь, но девушка глубоко вздохнула.
«Нет уж! Я не струшу, как последнее ничтожество. Я – волшебница, я – любящая дочь. Я - маг Хвоста Феи, в конце концов! Я пойду и освобожу мою маму», - с этими мыслями она остановилась, смотря на то, как Корнелия осторожно открывала дверь.
Жуткий скрип резанул уши, в щель тут же хлынули тени, стремясь вырваться из плена наружу, промчались через Кану, льдом обжигая тело. Но, наткнувшись на невидимую стену, отскочили и вернулись обратно. Женщина шагнула во мрак и медленно направилась в его глубь.
Девушка дрожала. Тело неподвижной глыбой стояло перед входом, не слушаясь свою хозяйку.
- Кана?..
Волшебница моргнула и стремительно помчалась за мамой, чья фигура тонким силуэтом светилась перед ней. Стоило сделать лишь шаг, как кожу опутали липкой лентой, сковывая корками жара. Резкий запах пота и грязи ударил в нос. Толпа тяжелым потоком шла через неё, Кану, как единый бессловесный организм. Удары в живот, по ногам, груди вызывали резкую боль, мешали дышать. Девушка сделала второй шаг, но тело, казалось, двигалось через желе. Силуэт Корнели становился все тусклее и тусклее, и волшебница устремилась к ней.
Воздух из легких выходил быстро, вместе с хрипящим дыханием, тело онемело. В мозгу будто выросла стена, за которой бушевали мысли, но перед ней царила кристальная пустота, чистый инстинкт, который тихо говорил, что надо делать:
«Шагай быстрее, в ритм, руки прижми к бокам, упри в живот. Дыши ровно, часто. Носом дыши, носом! Шагай, шагай, не отвлекайся. Смотри вперед».
Послышался оглушительный, отчаянный крик существа, умирающего, страдающего, но страстно желающего жить. Мысли за стеной забились быстрее, прорывая каменную блокаду, но тот же голос велел:
«Не обращай внимания! С ума сошла? Окончательно застрять тут захотела? Иди. Двигайся, ну же!»
В душе загорелся огонь протеста, искры которого жгли душу.
«Нельзя так. Он же тоже живой, ему нужна помощь!»
Но тело упорно шло вперед, двигаясь само по себе. Вдруг поток стал быстрее, и Кану понесло назад, повернуло в другую сторону, вверх. Но волшебница возвратилась к прежней дороге, чувствуя жуткую боль и тяжелые тиски вокруг груди, зашагала чаще, быстрее. Ноги взвыли от усталости, мышцы будто кричали. Кане казалось, что все её тело разорвет, но…
Тут девушку вытолкнуло из толпы, как пробку. В нос ударил прохладный соленый запах, как морской.
«Как хорошо!.. Воздух, свежий воздух», - мимолетно подумала Кана, смотря по сторонам. Мама исчезла. Были лишь темные мрачные стены, острые камни на земле и редкие лужицы воды в углублениях и широких трещинах.
- Мам? – позвала волшебница. – Мама? Ты где?
В ответ послышался стон из-за спины, принадлежащий тем, кто шел вверх, к заветным дверям. Но того самого голоса, любимого, вечно живущего в сердце, она не услышала.
- Мама! Мама! Это я, Кана! Ты где?! – паника росла, выплескиваясь в голосе. Сердце билось так часто, что волшебница боялась увидеть его перед собой, на пыльной грязной земле. Но на зов никто не откликался.
«Я её потеряла. Я её нашла и снова потеряла. Черт! Да что же это такое? Почему я?.. Я такое ничтожество… Почему я ничего не могу сделать? Почему, черт возьми?!» - в бессилии она стукнула кулаком по невидимому барьеру и почувствовала холод.
- Зачем ты меня ударила? – печально спросил кто-то. Кана вздрогнула, судорожно вздохнув. Сердце замерло, но потом забилось чаще от страха. Девушка повернула голову и увидела мальчика со светлыми волосами и странными, слишком взрослыми глазами.
- Я… я нечаянно, прости. Просто я потеряла одного важного для себя человека, и… Кстати, ты не видел тут её? – спросила волшебница, и в карих глазах блеснула слабая надежда.
Мальчик приподнял брови и пожал плечами:
- Кого именно? Тут много кто ходит.
- Женщина. Красивая. Волосы такие, как у меня, глаза светлые. Её зовут Корнелия, - рвано произнесла девушка. Ребенок задумчиво закусил губу и вздохнул, покачав головой. Кана вздохнула.
- Жаль. Но все равно спасибо, - она направилась было вперед, но не успела сдвинуться с места, как услышала удивленный голос нового знакомого:
- Ты решила пойти одна? Но ты же… ты ведь не… - тут мальчик замялся и смолк.
- Что «не»? Ты о чем? – не поняла шатенка.
- В общем, одна ты тут не справишься, - вздохнул ребенок. – Я могу тебе помочь с поисками.
Волшебница наклонила голову, изучая его. Что-то в нем казалось ей странным: глаза ли, характер, такое заманчивое предложение. Но она не знала этого места и могла заблудиться, а этот мальчик был её единственным шансом.
- Ты будешь моим проводником? – девушка скорее спрашивала, чем утверждала. Ребенок кивнул и слабо улыбнулся.
- Будем знакомы. Джон, - он протянул полупрозрачную, но очень сильную для мальчика на вид руку.
- Будем. Я – Кана, - её ладонь крепко сжала ладонь Джона, и кожу опалило холодом. Волшебница тут же разжала пальцы и выдохнула воздух сквозь сжатые зубы, а мальчик печально улыбнулся.
- Не касайся меня лучше. Ощущения не из приятных. И будь осторожней. Живут тут не самые вежливые существа.
Девушка кивнула и пошла по прямому широкому коридору каменных стен. Джон плыл рядом, не утруждаясь даже шевелить ногами. Слабый алый свет выхватывал то выпуклые рельефы земли, то блики на воде, скопившейся в трещине, то лицо мальчика. Вопросы вертелись на языке, вырывались наружу, и волшебница еле сдерживалась, чтобы не выплеснуть их. Тишину неожиданно нарушил Джон:
- Зачем ты пришла сюда, Кана?
- За одним человеком, - пожала плечами девушка. – Думаю, это было понятно и без пояснений.
- За каким?
- За очень важным.
Мальчик вздохнул и покачал головой. Волшебнице показалось, что он чему-то удивлялся. Или осуждал её за что-то.
- Странная ты. Обычно все хотят вырваться отсюда, а ты сюда пришла. По доброй воле, к тому же.
Кана усмехнулась.
- Ну такая вот я необычная. Будет, что вспомнить, не так ли?
Джон снова вздохнул, коснувшись тонкими пальцами лба, взъерошив светлые пряди волос.
- Скоро будут кинжалы, - лишь заметил он. Девушка чуть повернула голову в его сторону, но тут что-то блеснуло, похожее на металл, и волшебница не стала спрашивать мальчика об этом. Вместо этого она лишь ускорила шаг. Ребенок послушно поплыл за ней.
«Кинжалы какие-то… О чем это он?» - задумчиво спросила у себя в мыслях Кана саму себя. Свет стал ярче, а веки сами собой сомкнулись, оставив лишь мелкую узкую щель. Но даже в ней девушка смогла увидеть ответ на свой вопрос.
Вместо земли внизу сверкали лезвия кинжалов, острые и жесткие. На некоторых из них запекшимися корками красовалась кровь, кое-где виднелись засохшие куски мяса. От их вида к горлу подступила тошнота.
«Человеческая. Это людская плоть. Мясо. Кровь. Все это человеческое», - от страха по венам потек жар, смешанный с холодом. Липкий пот выступил на коже. Кана сглотнула противный комок, пытаясь успокоить сердце.
- Мне придется пройти через них, да? – на удивление спокойно спросила девушка. Джон кивнул. – Ладно, сделаю.
- Удачи, - только ответил мальчик и поплыл над ними. Его ступни еле-еле касались кончиков кинжалов, но вместо ран полупрозрачная плоть разъезжалась в стороны.
«Жаль, что со мной так не получится», - подумала Кана, смотря на лезвия. Расстояния между ними не было. Лишь узкие щели, в которые её ступни никак не могли пролезть. А значит…
«Не хочу. Господи, не хочу, не хочу, не хочу! Почему я должна это делать? Но мама… Ради мамы… Ладно, я это сделаю. Сделаю. Сделаю».
Шатенка закрыла глаза, зажмурилась и коснулась ступней кинжалов. Затем резко вздохнула и сделала шаг. Плоть пронзила резкая жестокая боль, и горло разорвал дикий крик. Его эхо отскочило от стен и разнеслось по коридору, за спину. Тошнота снова подступила к горлу. Не давая себе прийти в себя, волшебница сделала второй шаг. Сил кричать не было. Кана лишь всхлипнула, чувствуя кровь, бегущую по коже горячими струями. Слезы хлынули из глаз, ручьями омывая лицо. Да что они могли изменить?
«Уже два шага. Я уже молодец. Осталось ещё шагов десять. Всего то. Сейчас перешагну через половину дороги и сделаю это. Не так уж и больно. Пустяки. Сплошные пустяки», - резко вздохнув, волшебница открыла глаза и, согнув ногу, рывком поднесла её к блестящим вдали концам кинжалов и наступила. На этот раз боль была не такой острой.
- Тебе осталось немного, - услышала шатенка голос Джона. – Ты справишься. Последний шаг, Кана!
Слова придали сил, и, вытащив вторую ногу из плена стали, сделала широкий шаг, носком коснувшись земли.
- Черт, - выдохнула она, понимая, что пятку пронзит лезвие. Девушка повернула её и опустила вниз, чувствуя глубокую царапину. С криком выдернув ногу, волшебница рухнула на колени и судорожно схватила воздух губами. Веки покраснели от соли слез, горло пересохло от крика и частого дикого дыхания.
- За лавовой рекой есть родник, - произнес мальчик. – Озеро Слез. Там можно будет залечить твои раны. Давай, поднимайся.
- Да подожди ты… Дай прийти в себя. Я встану, вот увидишь, встану, - слабо выдохнула Кана.
Ноги ныли от пережитой боли, и волшебница была готова ползать на коленях. Но надо было встать. Лишь встать.
«Ну же, давай. Поднимайся, ничтожество!» - велела себе шатенка. Тело само, не желая повиноваться осознанным велениям, встало на ступни, и сделало шаг к мальчику.
- Кстати, за поворотом сидят собаки. Они чуют запах крови, так что тебе придется пробежать между ними как можно быстрее.
- Они же за мной погонятся, - усмехнулась она и убрала непослушную прядь с плеча дрожащими тонкими пальцами. Джон в ответ покачал головой.
- Они на цепях.
- Ладно-ладно. Хотя мне кажется, что ты специально ведешь меня такой дорогой. Убьешь по пути и будешь рад, - фыркнула волшебница, делая шаг. Ватные ноги медленно передвигались, как будто они были неподвижны много-много лет. Ссадины на коленях, щеке и лбу жгло.
- Конечно, - кивнул ребенок, - ты раскусила мой коварный план. Но ты все равно беги мимо собак, ладно?
- Да куда я денусь.
Мальчик начинал Кане нравиться. Он был вторым, кто настолько спокойно относился к шуточкам девушки. Обычно любой человек, услышав подобное, начинал обижаться, злиться и ссориться с волшебницей. Любопытство, женское и лукавое, пробуждалось медленно, и шатенка решила закинуть пробный круг вопросов.
- Что это за место, Джон? Параллельная реальность? – об этом Кана знала и по личному опыту. Все-таки, путешествие на Эдорас и захватывающие рассказы Нацу, Люси и Грея о нем забыть было невозможно. Ребенок покачал головой и медленно повернул за круглый гладкий угол.
- Это картина. Ты не видела меня на ней?
- Картина? – переспросила девушка.
«Какая ещё картина? Опять говорит что-то непонятное. Неужели нельзя?.. – тут волшебница остановилась, удивленная догадкой. Этого не могло быть, это было абсолютно невозможно, но годы, проведенные в гильдии, доказывали, что возможно все. – Я в картине? Этот мир – картина? А Джон…»
- Так это ты стоишь перед дверью?
- Нет, не я. Это художник, - отозвался мальчик. – Не стой, как…
Конец фразы потонул в оглушающем лае собак. Зазвенели цепи, жалобно заскреблись когти. Злобное недовольное рычание и влажное щелканье было ответом на эти звуки. Они ударили хлыстом по ушам, и девушка ускорила шаг, догоняя Джона.
- Собаки? – тихо спросила Кана.
- Это очевидно.
«Час от часу не легче», - подумала девушка и тут же повернула за угол.
Перед глазами появились они, огромные, покрытые алыми язвами и струпьями кожи, которая лохмотьями свисала с боков. Блестящие от слюны зубы скалились, разгрызая толстые кости. Череп в углу скромно белел в красной мгле. Черные носы резко вдохнули воздух, глаза поднялись и яростно уставились на волшебницу. Голод. Жажда. Желание убить. Опять голод.
Кана сглотнула и, не дожидаясь, пока собаки встанут, побежала. Лай зазвенел в ушах, зубы клацнули в паре сантиметров от кожи. Чьи-то острые когти вонзились в икру, оставляя глубокие широкие точки.
«Ах ты!..» - пронеслось в голове, и девушка беззвучно ахнула. За спиной звенели толстые массивные цепи, но коридор был широким, поэтому волшебница смогла сделать это. Пробежать до самого конца собачьих будок.
- Я… я… тебя убью, Джон, - еле пролепетала Кана. Грудь болела от частого дыхания, ноги дрожали, отказываясь держать туловище. Ей казалось, что она больше не сможет сделать и шага. Но девушка продолжала идти за полупрозрачной фигурой своего проводника. Ради одного-единственного человека.
«Подожди меня, мама. Подожди совсем немного. Я скоро к тебе приду. Обещаю».
- Заблудишься, - спокойно заметил мальчик и шмыгнул носом, вытерев складку над верхней губой пальцем.
- Знаю.
Девушка послушно следовала за Джоном, Он молча плыл впереди, и Кане казалось, что он все знает. Он понимает и её чувства, и боль, видел это не раз, пережил все это когда-то давно.
«Почему он оказался здесь? Что понадобилось ребенку в этом месте? Я пришла за мамой, а он за чем? Не за конфетами и радостью же», - волшебница вздохнула и задала этот вопрос.
Мальчик вздрогнул, как от холодной воды, и замер, но через мгновение продолжил путь. В воздухе что-то слабо гудело и плескалось. Жар от лавовой реки веял в лицо.
- Зачем тебе это знать? – спросил он.
- Просто интересно, - пожала плечами шатенка.- Но если не хочешь, то не говори.
- Это слишком личное. Мы же с тобой даже день не знакомы, - чуть мягче произнес Джон. – Не обижайся, но вряд ли бы ты сама стала доверять первому встречному свои тайны.
- Верно, - кивнула Кана. – Река далеко?
- За стеной. Сейчас мы пойдем по мосту.
Слова мальчика оказались верными. Через мгновение ослепительный алый свет и безудержный жар ударили в лицо. Волшебнице показалось, что она ослепла, что ей нечем дышать. Лед красным светом блестел в сиянии лавы. Над ним парили духи, взмахивая легкими кирками. Осколки льда собирались в ведра, которые поднимались вверх, на берега.
- Лед нужен для добычи воды, - пояснил Джон.
Волшебница слабо кивнула. Ей не хотелось находиться здесь. Только бы скорее избавиться от плена духоты и света.
- Пойдем быстрее отсюда, - попросила Кана. Рядом повеяло холодом, который показался блаженным. Кто-то взял её за запястье и повел вперед, быстро и решительно.
- Нам тоже тут не нравится, - резко произнес мальчик. По его голосу девушка поняла, что Джону приходиться ещё хуже. Белесые капли отрывались от его кожи и с шипением касались камня моста.
«Он тает? Черт, так он и умереть может», - страх шевельнулся в душе, и волшебница, повинуясь ему, потянула мальчика за собой, кинувшись бежать по мосту. Горячие камни жгли кожу ступней, жар ударял в глаза, свет ослеплял. Ткань безразмерной футболки прилипала к спине подобно второй коже, волосы лезли в глаза.
Мрак был совсем близко и, сделав сильное движение рукой, толкнула ребенка в темноту. Затем и она оказалась под блаженным покровом прохлады, тяжело дыша. На стенах коридора мелькали слабые блики от воды, бирюзовым светом отражаясь в глазах.
- Ты как?
Джон почти касался ступнями земли. Светлые волосы прилипли ко лбу, руки дрожали. Глаза были будто затуманенными. Губы слабо шевелились.
- Озеро… Тут, внизу…
Кана решила сразу. Она взяла полупрозрачное тело на руки, чувствуя жуткий холод, и стала спускаться по заледеневшим полуразрушенным ступеньками. Винтовая, выдолбленная в камне, лестница круто шла вниз.
Ноги у волшебницы дрожали. Сил у девушки больше не осталось, и она упала. Тело проскользило по ступенькам, а Джон, красиво пролетев в воздухе, плюхнулся в центр небольшого озерца, брызнув солеными каплями на стены.
Боль вспыхивала местами, на коже появлялись темные синяки. В груди что-то кольнуло, слабо треснуло. Кожа на коленях безжалостно сдиралась. Но вскоре лестница закончилась, и волшебница осталась лежать на грязном песчаном полу.
- С удачным приземлением, - Кана подняла голову и увидела Джона, выплывающего из озера. В его глазах была насмешка, столь непохожая на слабость и муку, что была совсем недавно.
- Больно, между прочим, - жалобно простонала девушка, сгибая руки в локтях.
«Я его спасла от гибели, а он… Ни грамма благодарности. Хорошее воспитание, что тут сказать», - чуть обиженно пронеслось в голове.
- С водой будь поосторожней. Раны она исцеляет, но здоровые места сжигает, как кислота.
- А ничего безопасней нет? – слабо хмыкнула волшебница. Она уже сидела на берегу этого озера, вдыхая его соленый, подозрительно знакомый запах. Пальцы сжали край футболки и с треском оторвали кусок ткани, который в следующий миг погрузился в прозрачную, как слеза, воду.
- Увы, нет. Давай уже быстрее, - фыркнул Джон. – Мне скучно тут стоять.
Девушка осторожно коснулась тряпочкой раны на ступне и резко отняла её. Вместо кровавых краев она увидела свежую гладкую кожу.
«Работает. Он оказался прав. Хорошая вода…» - благодарно подумала Кана, прижимая ткань к ране на другой ступне. Затем она провела ей по колену, икре, лбу и щеке.
- Вода из целебного источника?
- Нет. Это слезы.
От неожиданности Кана даже выронила тряпочку. В карих глазах дрожало изумление. Девушка облизнула пересохшие губы и спросила:
- Слезы? Вы их, что, в кувшины собираете?
- Ну да, - спокойно кивнул мальчик. – У нас много ран, и нужно как-то их исцелять.
- Это жестоко! Заставлять кого-либо плакать неправильно!
Хотелось уйти от этого равнодушного мальца, ударить, оскорбить его, но разум шептал, что без него девушка пропадет. Она не знает этого места, а значит, придется терпеть проводника.
«Никто не имеет права заставлять плакать! Живущие здесь люди, животные страдают ради неизвестной цели. И моя мама… В этом озере и её слезы. Уроды. Господи, какие же они уроды! Все до единого!» - волшебница бушевала. Она чувствовала пульсацию магии внутри себя, которая рвалась наружу, готовая уничтожить все на своем пути. Но Кана вздохнула и медленно закрыла глаза.
Горячие глаза защипало, и перед ними замелькали бирюзовые и алые линии. Буря в душе постепенно утихала, уступая место ровному штилю.
- Это не моя воля, - вдруг произнес мальчик. – Не я создал эту картину. Не я приказал плакать и страдать. Не стоит меня винить.
- Я знаю, - хриплым голосом произнесла волшебница. – Я знаю. Куда мы идем теперь?
- К тому, кто знает этот мир до последней песчинки. Он поможет узнать, где находится твой человек. Это как раз совсем близко – надо только пройти по канатной дороге.
«И канатная дорога тут есть? Богатое воображение же у этого художника. Он явно не думал о тех, кто будет жить здесь. Или же был каким-то садистом», - лениво подумала девушка, скривив губы.
- Ладно, идем. Надеюсь, она будет удобной.
Мальчик усмехнулся и проплыл через стену. Кана в изумлении замерла перед преградой, хлопая длинными ресницами. Пальцами она коснулась камня, затем постучала, согнув руку в кулак. Слабый гулкий стук эхом разнесся по пещере, и следом раздался голос Джона:
- Ты идешь или нет?
Волшебница закашлялась и огляделась. Фигуру мальчика она так и не увидела.
- Я не могу проходить сквозь стены!
- Через эти могут все, - приглушенные слова еле дошли до слуха девушки, но она решила поверить ему.
«Была не была», - Кана зажмурилась, вздохнула и прыгнула через стену. Кожа будто окунулась в липкое малоприятное желе, которое забивалось в ноздри. Но это можно было перетерпеть. Зато перетерпеть то, что показалось за стеной, было нельзя.
Языки пламени тянулись к закопченному потолку. Черная от сажи веревка висела над пропастью, на дне которой красовались острые, как пики, камни. Жар кружился, путаясь в грязных от пота волосах девушки. Возле тяжелой двери с бронзовой ручкой на другой стороне пропасти белел силуэт Джона.
- Что это за место? – крикнула Кана.
- Канатная дорога. Перейдешь её, постучишь в дверь и зайдешь, поняла? Там тебе должны помочь. А я предупрежу о твоем визите.
Мальчик быстро прошел сквозь дверь, оставив девушку в одиночестве. А волшебница растеряно смотрела на тонкий темный канат. До цели оставалось лишь пара метров. До спасения мамы рукой было подать. Но Кана не могла пройти по канату, не умела. Чувство равновесия, которым природа награждает любое существо, утонуло в вине. А уйти волшебница не могла. Как можно было развернуться, когда цель так близко? Как можно было отправиться назад, когда мама, любимая и родная, заточена в этом адском месте, где заставляют плакать и исчезать? Этому противилось все существо девушки.
«Я не сдамся. Я пройду по этому канату. В лепешку расшибусь, но пройду, - подумала было она и вдруг замерла, озаренная идеей. – Я же волшебница, черт возьми! Вот идиотка!»
Рука привычным движением согнулась, собираясь взять карту, но пальцы нащупали лишь пустоту. Сумка с драгоценной потрепанной колодой была где-то далеко. Она была…
«… дома. Точно идиотка…», - обреченно подумала Кана. Выбора больше не было. Или вперед, или вниз, к камням.
Ступня коснулась жесткого каната, и в следующий миг нечто легкое и скользкое, приятное на ощупь, закрыло девушке глаза, оставив созерцать лишь абсолютную темноту. Волшебница вздрогнула и коснулась пальцами ленты, провела рукой к затылку, ища узел, но его не было. Затем потянула повязку, и лишь почувствовала, как кровь застывает в подушечках от усилий.
У Каны не было выбора. Идти вслепую по канату – занятие опасное. Сердце забилось чаще, ладони, ступни и лоб покрылись мелкими липкими капельками пота. Дыхание стало глубоким, хриплым, вырывающим воздух, а не поглощающим его. Жар бежал по телу вместе с мурашками. Ослабевшие ноги сделали шаг. И ещё один. Опять один. Один.
«Раз… Раз… Ещё раз», - так было чуть-чуть не страшно. Но страх не думал уходить. Под ступней оказалась пустота, и он высокой волной цунами накрыл с головой. Паника, дикая, животная, окутала разум, и мысли тут же сбились с привычной колеи.
Теперь девушка почти бежала по канату, каким-то чудом удерживаясь на нем. И вдруг все закончилось. Повязка спала с глаз, дверь больно ударила по локтю, пропуская шатенку вперед, захлопнулась и исчезла за спиной у неё.
Кана оказалась в комнате, небольшой по размерам, но очень чистой и даже уютной, насколько это было возможно с каменными грубыми стенами и массивными шкафами. В углу жалко стояла пальма, зеленые листья которой успели пожухнуть. Но девушка не смотрела на это. Она смотрела на письменный стол, за который восседала потрескавшаяся фарфоровая кукла с пустыми глазницами. Тонкие редкие волосы торчали в беспорядке, а платье испачкано в чем-то темном, но кукла не обращала на это внимания. Она что-то писала в толстую тетрадь. Закончив предложение, она опустила ручку и с сухим тихим треском подняла голову. Носа у неё, как и глаз, не было – вместо него сияла дыра.
- Кана Альберона, я тебя уже заждалась. Опаздываешь, - сухо заметила кукла. – А я не люблю, когда люди опаздывают.
Девушка не ответила. Что-то в этой игрушке казалось ей страшным и жутким. И не только голос и внешность.
«Она знает этот мир? Это она должна мне помочь? Кукла создала этот мир?» - не поверила своим глазам шатенка. Кукла почему-то хмыкнула и насмешливо улыбнулась. Темные тонкие трещинки пошли к уху, своими телами рисуя узор на щеках.
- Я прекрасно знаю этот мир, Кана Альберона, ведь все, что ты видела, начиная от кинжалов и заканчивая этим кабинетом – моя работа. Мне было так скучно стоять на картине рядом с Джоном, смотреть на глупые лица людей… Хотя, ты не поймешь моих чувств. Тем более что они тебе неинтересны. Ты ищешь Корнелию, не так ли?
Девушка смогла лишь кивнуть. Эта кукла ответила на все её вопросы, но волшебница их даже не озвучивала!
«Телепатка», - подумала Кана со знанием дела. В Хвосте Феи телепатом был Макс, с которым она неплохо ладила. Маленькие секреты этого дела шатенка знала неплохо, но мысли вскоре свернули на другой путь.
- Джон? Ты стоишь рядом с ним?
Кукла чуть удивленно приподняла брови и наклонила голову к плечу:
- Ты хоть смотрела на картину или нет? Нас создал художник, которого звали Джоном. Моего Джона он сделал по своему образу и подобию из своей детской фотографии, а я, - тут игрушка усмехнулась, - была создана для дополнения, чтобы картина не казалась пустой. Но теперь главная – я, а не он. Я создала этот мир, я зову людей сюда или привожу их против своей воли, я заточаю их здесь! Но приводит их сюда мой Джон. Он такой милый, верно?
- Заточить мою душу? Да черта с два! Ты думаешь, я так просто дам тебе это сделать? – ярость душила Кану. Её обманули, обвели вокруг пальца, как маленькую глупенькую девочку. Заманили в ловушку, затащили. А этот отвратительный ребенок!... – Ты использовала мою маму для того, чтобы заманить меня? Мразь! Уродливая бездушная мразь!
Кукла хихикнула и пожала плечами. Кусочек руки отпал и с негромким стуком упал на столешницу.
- Возможно, - произнесла игрушка, - зато мне не надо будет принимать это решение.
С щелчком в комнате появился стул, к которому была привязана женщина в темном одеянии. На её ресницах подрагивали слезы. Она качала головой, желая что-то сказать.
- Мама… - выдохнула волшебница. В воздухе раздался второй щелчок, и её тело оказалось привязано к другому стулу, а рот завязан плотной тканью.
- Думай, Кана Альберона. Если ты уходишь, то твоя любимая мама сгорит заживо у тебя же на глазах. А если ты останешься, то вы с мамой будете жить тут, добывая лед и плача в кувшины для озера. Не правда ли, это прекрасно?
- Это отвратительно, - раздался печальный мальчишеский голос, от которого девушка тихо низко зарычала.
«Джон! Мерзавец!» - в бессильной ярости подумала она. Через мгновение по щеке ударила чья-то жесткая сухая рука, а шепот куклы засвистел над ухом:
- Не смей так называть его! Не смей так даже думать! Жалкая девчонка, ты меня разозлила… Принесите факел, будьте добры! – последнюю фразу игрушка уже крикнула, отходя от стула. Огонь оказался в кабинете как по мановению волшебной палочки. Фарфоровая рука поднесла его к подолу темного одеяния. Корнелия дернулась, поджала ноги, но пламя уже стало разгораться. Из горла вырвался женский крик, полный страха и боли. Кана дернулась на своем стуле, но веревки крепко держали её на месте. От паники было нечем дышать, ужас сковывал все тело, и только мысли яростным потоком неслись в голове. В глазах блестели бессильные яростные слезы, солью обжигающие щеки. Рыдания, сдерживаемые тканью, походили на мычание неразумного испуганного существа. По коже бежали мурашки.
Она была бессильна. Тогда, когда была нужна больше всего на свете, девушка была бессильна. Она могла лишь плакать, рыдать, смотреть и проклинаться все это. Душа тонула в отчаянии и безумии страха, металась в клетке из ребер. А Корнелия горела ярким пламенем, и ноздри щекотал запах паленого мяса, от которого Кану затошнило
«Нет. Нет! Да как же отсюда выбраться?... Мама! Я… я… я спасу тебя, спасу!» - в сердце загорелся пожар магии и чувств. Они рвались наружу, просились, жгли грудь, и волшебница не выдержала.
На каменном полу загорелась яркая бирюзовая магическая печать, разрывая алый полумрак. Веревки лопнули, как воздушные шарики, тело переполнилось силой. Девушка смахнула огонь и, взяв маму за руку, устремилась прочь.
Она бежала мимо канатной дороги, прозрачного озера слез, лавовой обжигающей реки, над которой испарялись души. Мимо лающих собак с огромными зубами и жаждой крови, мчалась над кинжалами, ждущими боли, над толпой тех, кто почти касался свободы. Они свободы касались, а Корнелия её получила.
Старая дверь с грохотом открылась, и Кана вытащила маму из рам написанного маслом ада. Следом хлынули и другие духи, тая в воздухе сразу же после своего освобождения. Ветром они уносились прочь из комнаты. Растаяла и мама волшебницы, успев лишь коснуться руки дочери. Но всего этого девушка не видела. Она лежала на жестком колючем ковре и крепко спала, видя то, как кукла беснуется в ярости, а Джон молча улыбается, смотря на неё

Огонь неуверенно лижет край рамы, но затем, как безумный, перекидывается на все полотно и жадно пожирает его. Кана видит смутные тени духов, улетающих из неё, и слышит крики злобной фарфоровой куклы в красивом и грязном платье. Она чувствует ледяное прикосновение к своей руке. Девушка оборачивается и видит высокого юношу со светлыми волосами, столь похожего на её проводника.
- Джон? – вырывается из губ, и юноша улыбается. – Так ты и есть художник?
Он не отвечает. Лишь убирает руку и что-то произносит одними губами, но Кана знает, что он говорит.
- Спасибо.
И слово подхватывают миллионы голосов, среди которых волшебница различает и мамин. Самый любимый, самый ласковый и нежный голос на свете.