Смерть идёт, я готова

Лезвие почти приятно холодило разгоряченную кожу на шее, там, где всего несколько миллиметров отделяло его от вены, по которой стремительно неслась безумная кровь.

– Сдайся, – устало произнёс Фемистокл, и меч едва дёрнулся в его руке. – Сдайся, ты видишь, что на горизонте появились корабли Спарты?

О, я видела. Сотни величавых, огромных монстров вздымались на бушующих волнах, несясь на верную гибель. Я подарила им возможность славно сложить голову, и только за это они должны быть мне благодарны.

– Сдайся, Артемиссия! – голос Фемистокла взвился вверх, словно следуя за парусами, подхваченными победным для греков ветром. – Тебе и твоему флоту – конец! Ксеркс не пришлёт подкрепления.

Глупый мужчина. Ксеркс остался трусом, смешно было и надеяться на его помощь.

– Неужели ты думаешь, что я просто возьму и сдамся тебе, грек? – я бы засмеялась, не смотря на отбитые рёбра, но медный вкус крови во рту предупредил о близком конце. Сил осталось лишь на последний, исступлённый рывок к лежащим совсем рядом мечам.

– Даже не думай, – этот ублюдок опередил меня всего на мгновение и выбросил мои славные клинки за борт одним движением. – Почему же ты не можешь сдаться?

В звенящем голосе Фемистокла я услышала отголосок обычной мужской обиды и снова почувствовала желание рассмеяться. Какие же они предсказуемые, эти герои, воспеваемые легендами. Неужели он готов сохранить жизнь врагу на возможность пробраться ко мне под юбки? Неужели он не понимает, что меня протащат в клетке по главным улицам полисов, забрасывая камнями и потешаясь над простой гречанкой, возомнившей, что может сравниться с богами? Неужели он думает, что я смирюсь, очищусь от грехов и променяю стоны ветра в парусах и дерева корабля под ногами на стоны под ним в душной койке? Неужели он решил, что я, едва не погибшая в плену, добровольно дамся в другой?

Мужчины. Говорить о величайших подвигах могут все, а вот совершать…

Нет ничего слаще мести, говорили мне персы, и были правы лишь на половину. Утопив в мести Афины и насытив великое море кровью ненавистных гречан, для меня осталась последняя, самая горькая сладость – достойная смерть.

Это было хорошее сражение, Фемистокл, добрая сечь, унёсшая тысячи жизней и подарившая им бессмертие. Их именами ещё долго будут называть детей, клясться быть похожими на них, отомстить за них, так чего бы им ещё желать? Воины, почившие в этой войне, станут великими героями своей Родины, и это – мой им прощальный дар.

Потому я и не сдамся, Фемистокл. Месть – слишком сильное искушение, моя слабость, моя сила, мой шанс на бессмертие, на вечную славу Командующей персидским флотом, сумевшей унести с собой в Аид не одну сотню жалких гречан. Кто бы смог устоять, будь он настоящим воином? Смерть никогда не была для меня врагом, внушающим ужас. И сегодня мы пойдём с ней рука об руку, словно возлюбленные.

Как бы мне не было омерзительно даже думать об этом, но я была и останусь большей гречанкой, чем бы мне этого хотелось, иначе откуда взяться стремлению напоить землю и кипящую пучину моря ненавистной кровью тех, кто лишил меня всего? И потому, Фемистокл, ты должен меня понять, как никто.

– Никогда, – последняя улыбка вышла почти радостной, я сама шагнула навстречу мечу. О, я видела сожаление в твоих глазах, Фемистокл, но оно здесь излишне. Празднуй победу, пока я праздную поражение!

Губы больно обожгло собственной вспененной кровью: ещё бы, столько ненависти кипело в ней! Внезапно шум моря, заполнивший раковины ушей до отказа, перекрыл звуки битвы, и я, закрыв глаза, осела на теплое дерево палубы.

Прощай, Фемистокл. Жаль, что не свидимся – героям не место в Аиде.