Вампиры. Ля-минор

Ля-минор
Миклош Бальза, Йохан Чумной, Рэйлен

Уайтчапел. Район лондонских трущоб. Миклош терпеть не мог это место, но дела есть дела.
Должно быть, со стороны эти двое выглядели странно: одни, в опасном районе, ещё и ночью. Положим, высоченный, мощный, с густой чёрной бородой мужчина вполне вписывался в картину узких улочек, кишащих отребьем всех мастей. Но трудно было сказать то же самое о его спутнике: невысоком, тонком белокуром молодом человеке с голубыми глазами. Выглядел он не старше двадцати, хорошо и со вкусом одет, трость в руке.
― Ну и грязь, ― прошипел он, глядя на ботинки, испачканные жижей из лужи.
― Нахттотер...
― В следующий раз выбирай места почище!
― Да, нахттотер, ― невозмутимо согласился ландскнехт.
― Далеко ещё?
― Немного осталось. Вон тот поворот...
Йохан Чумной умолк. Миклош Бальза тоже прислушался. Шум драки, крики, запах крови и страха.
― Я взгляну?
― Ну, взгляни, ― усмехнулся глава клана Нахтцеррет. Он чуял азарт Йохана. Через века тот пронёс любовь к сражениям и холодному оружию. Судя по шуму, драка то ли на ножах, то ли на топорах. Йохану будет, где развернуться.
Миклош недовольно покосился на свои заляпанные ботинки и длинно выругался на старонемецком. Ругательство не помогло, а тратить пусть и слабую "Волну Танатоса" ради нескольких капель жидкой грязи не хотелось.
― Какой костюмчик, ― восхитился некто. Говорок кокни, как видно, местный "работник ножа и топора". Решил, что легко справится с городским франтом. Ну ещё бы ― такой приятный, стройный, белокурый юноша. С нежным, утончённым, мечтательным лицом. А ведь давно бы улица должна его научить, что внешность обманчива.
Миклош слегка потянул воздух носом.
― Первая положительная, неплохо...
Кокни притаился чуть впереди ― застыл в тени с ножом наготове. Миклошу стало даже весело. С ножом, да? В голове симфония ре-минор сменилась на симфонию ля-мажор. Сразу позабылись испачканные ботинки и прочие раздражающие мелочи. И было тому две причины: во-первых, люди ― это еда; во-вторых, все, кто становится на пути клана Нахтцеррет, должны исчезнуть.
Несчастный кокни прекрасно подходил по пункту "еда" и явно намеревался встать на пути у самого нахтриттера. Проще говоря, овца сама лезла под нож. Не то чтобы Миклош одобрял самоубийство, но раз уж его так настойчиво просили о посильной помощи, отказать было бы невежливо.
Миклош небрежно поправил галстук и слегка улыбнулся, приглушив музыку, игравшую в его мыслях.
― Костюмчик, да? А кошелёк?
― И кошелёк давай, я не привереда, ― закивал кокни.
В следующее мгновение грабитель широко раскрыл глаза, потому что изящный юноша исчез. Стоял прямо в пятне света от фонаря ― и вдруг пропал, словно и не было.
― Что... ― растерянно выдохнул кокни, опустив невольно руку с ножом.
― Сегодня я тоже не буду привередой, ― прозвучал вкрадчивый голос возле уха. Тонкие пальцы скользнули по шее уличного грабителя, мастерски разрезая кожу, мышцы и хрящи под нужным углом. Затем осталось лишь ловить губами тёплую солоноватую жидкость с привкусом железа, приятную и манящую, утолявшую глубокий вечный голод. На время, только на время. Ничего страшного. Люди ― еда, а их много.
И самый сладкий момент ― последний вздох "еды", последняя "капля" жизни, после которой приходит "госпожа Смерть", когда живое становится мёртвым.
Миклош смахнул кончиком языка алую каплю с губ и отпустил "овцу". Кокни повалился вперёд и угодил лицом прямо в лужу. Брызги осели на ботинках и брюках Миклоша, на что он немедленно отреагировал длинной тирадой на старонемецком. Отведя душу, он протянул ладонь над телом и неторопливо, размеренно произнёс:
― Asche zu Asche und Staub zu Staub [1].
Под "Волной Танатоса" одежда кокни истлевала, плоть разлагалась. Сначала лопалась кожа, обнажая мышцы, потом проступали кости. Наконец прах лёгким облачком взмыл вверх, отдавшись на власть ветра. На земле остался скелет, но скоро и он рассыпался пылью.
― Надо придумать нечто менее пафосное, ― пробормотал Миклош, поправив галстук.
Соль-мажор.
Неплохая выдалась прогулка, если забыть об испачканных ботинках и грязных брызгах на брюках.
Кстати, а где носит Йохана?
И будто в ответ на мысленный вопрос из-за угла вышел Чумной. И даже не один. За ним плёлся... Девчонка, человек, "еда". И при этом ужасно грязная.
― Что это? ― начиная закипать, вопросил Миклош.
― Себе возьму, если нахттотер не возражает, ― заявил в лоб главе клана Йохан. Миклош дара речи лишился от такого напора и перевёл взгляд на замарашку.
Она была невысока ростом, заметно ниже его самого, лет восемнадцати. Грязные волосы неопределённого цвета торчали во все стороны. На перепачканном лице выделялись полные губы и выразительные серые глаза ― две привлекательные детали в её лице. Широкие скулы, густые брови, тяжеловатый подбородок... Чрезмерно атлетическая фигура. Она совершенно не вписывалась в эстетические предпочтения Миклоша. Однако в его голове девушка внезапно зазвучала симфонией ля-минор.
Он слегка нахмурился, окинул "еду" внимательным взглядом. Кровь на руках, свежая, злая. Не её кровь. Пролитая с яростной решимостью, без колебаний и сожалений.
Нож за поясом, на нём тоже следы свежей и старой крови ― отпечатки ненависти и отчаянной смелости.
Он встретил её прямой взгляд. Страха он там не нашёл. Безразличие, гнев, ум, смелость... Хороший материал. С задатками.
Симфония ля-минор продолжала услаждать слух Миклоша.
― Хочешь взять птенца? ― коротко спросил он у Йохана.
― Хочу, нахтриттер. Тут бродят неподалёку асиман...
Миклош кивнул, додумав сам продолжение фразы. Если ценное сырьё не заберут тхорнисхи, оно достанется тупым блаутзаугерам Амира. Лучше девчонку уничтожить либо забрать.
― Уверен?
― Да, нахттотер. Она далеко пойдёт.
― Сказал бы просто, что любишь маленьких женщин, ― проворчал Миклош, надевая тонкие перчатки. Симфония ля-минор казалась бесконечной, что значительно поднимало ему настроение. ― Ты!
Девчонка мрачно посмотрела на него.
― Идёшь с ним, ― Миклош указал на Йохана Чумного, ― будешь слушать каждое его слово и выполнять распоряжения без пререканий. Поняла?
― Поняла.
Ни капли почтения! Симфония стала громче.
― Имя?
― Рэйлен Эванс, ― тихо ответила девушка, вытирая кровь с рук о рваную юбку.
― Йохан, смотри за своим счастьем сам, ― бросил на ходу Миклош, мгновенно позабыв имя девицы. Он думал только о музыке.
Ля-минор. Ля-минор! Как много лет... нет! Как много веков прошло с тех пор, когда он слышал симфонию ля-минор последний раз.