Небо на кончиках пальцев. Часть 5. Солнце, Небо и Облако.

Италия — солнечная страна.

Общеизвестно, что климат Италии прямо пропорционален горячему темпераменту итальянцев.

Глядя на начавшуюся из-за пустяка драку, Реборн в который раз убеждался в этом.

Хотя, не то чтобы ему нужны были доказательства. Ведь он сам итальянец и прожил почти всю свою жизнь в этой стране.

— Двойной виски со льдом, — небрежно бросил Реборн. То что он, по определению, пятилетний ребенок не вызвало у киллера никаких затруднений. Пожалуй, затруднения были у окружающих, которые не могли сопоставить безобидно выглядящего малыша и сильнейшего из семерки Аркобалено.

Обычно Реборн не позволял себе опускаться до жалкого подобия преступности, обитающих в самых грязных районах Палермо, но сегодня сделал небольшое исключение. Ему был необходим градус, чтобы разобраться в ситуации, желательно до того момента, когда ему станет всё равно, и он отправит на воздух весь остров.

Реборн держался в стороне от терок мафиозных кланов, исправно выполняя свои заказы и не желая менять свободную жизнь киллера-наёмника на цепного пса босса семьи. Конечно, он всегда мог вступить в семью своего Неба, но вот проблема: ему совершенно не импонировала эта мысль.

Тем не менее, к словам некоторых людей он прислушивался. А некоторым он даже был должен.

Угораздило же ему оставить долг чуть ли не жизни Вонголе Ноно. А теперь он должен отправиться в богом забытую Японию и готовить к тёмному будущему босса мафии пятнадцатилетнюю девочку.

— Чёртова жизнь... Что ж ты так несправедлива-то? — прошептал Реборн, со стуком ставя гранёный стакан на барную стойку.

Когда бармен повернулся в сторону своего страшного клиента, его место уже пустовало.



Цунаёши с улыбкой пихнула сестру в бок. Кёко возмущенно подпрыгнула, резко обернувшись к шатенке, которая всем своим видом показывала, что она тут ни при чем.

— Так кто там тебя на свидание пригласил-то? — невинно поинтересовалась Цуна, подпиливая ноготки неизвестно откуда взявшейся пилочкой. Кёко подозревала, что нахалка стащила пилочку из её косметички, ведь сама Цуна свои "инструменты" постоянно теряла. Будь то безобидная гигиеническая помада или же набор для химической завивки.

— Свидание?! Кё-тян идёт на свидание?

Цуна подскочила с кресла, роняя пилочку на пол. Кёко шуганулась в сторону от неожиданно появившейся Наны, которая сейчас напоминала собаку, взявшую след. Только машущего хвоста не хватало.

Кёко незамедлительно залилась краской до самой шеи, чем убедила Нану в правильности своих выводов. Женщина растянула губы в предвкушающей улыбке и перепрыгнула через спинку дивана. Сложив руки на коленках, Нана навострила уши.

— Ну, Кё-чан, рассказывай!

Под испытующими взглядами названных сестры и матери, Кёко, запинаясь, рассказала романтичную историю знакомства с нынешним объектом влюбленности девушки. Девушка, на свою беду, влюблялась часто, а любые колебания в отношениях воспринимала как конец света.

До нынешнего дня Сасагаве удавалось скрываться от бдительного ока матери Цуны, которая с вниманием слушала любые истории о похождениях дочерей, в основном потому что похождений было мизерное количество. Неуклюжая Цунаёши редко когда могла найти общий язык с представителями противоположного пола.

После того как вопросы матери пошли по второму кругу и стали носить уточняющий характер, Цунаёши заскучала, и даже пилочка в руках не скрасила её бедственного положения. Девушка незамедлительно нашла себе козла отпущения, жестом фокусника извлекая из кармашка толстовки раскладушку.

Свой дом Цуна знала, как свои пять пальцев, а потому совершенно спокойно вскочила с кресла и перепрыгнула на диван. Кёко бросила на неё умоляющий взгляд, но быстро спохватилась, что, хоть сестра и знает, где она сидит, выражения её лица она уж всяко не увидит. Нана же не беспокоилась, хотя первые месяцы даже по ночам порывалась дежурить около кровати дочери, мол, вдруг ночью приспичит, ударишься ещё.

Блокировка с экрана была убрана ещё год назад, а нажать и удерживать цифру пять Савада могла и с закрытыми глазами. Что, собственно, и демонстрировала.

Цифру один на быстром наборе занимал номер матери, два — Кёко, три — Рёхея, четыре — Шамала, Такеши стал пятым, а не четвёртым, только потому что приобрёл телефон совсем недавно. Телефон был довольно стареньким, ещё отец прикупил, забив свой номер в быстрый набор под цифрой два, сразу после Наны. Только девушка на следующий же день после отъезда отца с ненавистью стерла его и больше не отвечала на незнакомые номера. Благо, каждое имя в телефонной книге имело собственную мелодию.

— Та-чан, здоровушки!

— Воробей? Привет!.. - дальше шла привычная для друзей болтовня ни о чём.

— О, ну раз ты приглашаешь, в чём вопрос?! Придём! — Цуна умяла порцию сладких лепёшек и, оторвав трубку от уха, крикнула: — Сестрёнка, пошли к Та-чану с ночёвкой!

Метеор, примчавшийся из гостиной, подтвердил опасения Цуны насчет пыток матери над Кёко.

— Прости, каа-сан, но нам придётся отложить этот разговор, — состроила невинные глазки Кёко.
— Конечно, — пропела Савада-старшая и выпорхнула в коридор.

— Эй! — рявкнул голос из трубки. Кажется, Такеши не нравился игнор.

— Блин! — Цуна выронила раскладушку, которая незамедлительно явила миру свои внутренности.

Кёко ахнула и подбежала к сестре. Похоже, семейному бюджету придётся раскошелиться на новенький сотовый для Савады-младшей. Впрочем, давно пора, а открещивалась шатенка лишь потому, что не хотела транжирить деньги.

— Ладно, пока с моего звони. Потом пробежимся по магазинам, посмотрим, какие модели тебе подойдут.

Цуна кивнула, наугад шаря руками по полу. Почему-то эта картинка врезалась в сердце Кёко, а в глазах защипало. Год назад её сестре не пришлось бы так хмуриться и ползать по полу в поисках мелких деталек.

Сморгнув, рыжая чересчур поспешно, чтобы Цуна не заметила, бросилась ей помогать.

— Что такое? — насторожилась шатенка. Сасагава замерла, быстрым движением стирая скатившуюся слезу. Не хотелось признаваться сестре в истинной причине изменившегося настроения. Интуиция интуицией, но Кёко не хотела вслух говорить слова жалости.

Безошибочно найдя рыжую рукой, Цуна добралась пальцами до её лица и остановилась там, обнаружив влагу. Ей не надо было объяснять, почему сестра плачет. Гиперинтуиция и банальная логика сделали своё дело. Шатенка потянула Кёко на себя, прижимая к плечу.

После того как женщины дома Савада очнулись и не обнаружили Шамала, неделя прошла как во сне. Цунаёши не слезала с кровати, закрываясь от яркого света пламени. Она все ещё не верила, что потеряла зрение. Сложно поверить, если вместо ожидаемой тьмы, когда она открывает глаза, видит столько ярких красок.

Насколько успела заметить девушка, в Намимори обладателей Пламени Посмертной Воли немного. Что её безумно радовало, всё же она не представляла, как будет каждый день носить линзы. Это же вредно, так? Хотя в инструкции было чётко сказано, что, если девочка будет снимать их на ночь, то ничего страшного с её глазами не произойдет, тут Цунаёши обычно горько хмыкала, куда ей уже зрение портить? И так укатилось в минус бесконечность.

Цуна не знала, как она будет жить дальше. Её мысли, хоть и забредали в том направлении, обычно не отличались глубиной. Она ожидала какого-нибудь решения от матери, попросту свалив ответственность с себя. Только Нана не захотела этого. Она заметила, что вполне может выбить справку для дочери в местной больнице, кажется, у неё были там своеобразные связи. Конечно, учителя никогда не требовали подобных документов, но Савада-старшая сильно сомневалась, что её дочь оклемается в ближайшие дни. Тут как минимум месяц нужен, для приведения психики девочки в порядок и приучения к новому способу смотреть на мир.

Неизвестно, что именно повлияло на решение Цуны остаться в родном городе и попробовать прижиться вновь в школе. Может это была боязнь неопределенного будущего, может нежелание оставить родные места, а может просто сиюминутный порыв. Ясно одно: как бы она потом не жалела о принятом решении, назад отступать она не собиралась. Наломала уже дров, почти перессорившись со всеми дорогими ей людьми, так не нужно теперь устраивать новую истерику.

Первый день в школе, после почти двухмесячного отсутствия, ознаменовался жесточайшим ударом под рёбра. Девочке показалось, что линзы выскочили из глаз, настолько она их выпучила, пытаясь сделать вдох. Было ужасно больно, хотя ей казалось, что, после пытки пламенем, ей море по колено. Тогда она была зла на Хибари, на своего драгоценного спасителя, и лишь некоторое время спустя сумела обуздать обиду.

Кёко бросилась под следующий удар, только её оттолкнули в две руки: её старшие братья, названный и родной, стояли хмуро и неприступно, готовые защищать двух непутёвых девиц. Цуна чувствовала обжигающий жар пламени: она и не подозревала раньше, как сильна в людях, сейчас собравшихся в группу, эта сила.

Ямамото Такеши улыбался, но Цуна не видела его улыбку — чувствовала. Его голубоватое пламя не бесновалось, оно было на редкость спокойным, хотя все присутствующие, несомненно, почуяли угрозу тихой ярости парня.

Сасагава Кёко и Рёхей, от них исходила одинаковая энергия, разве что у сестры она была ярче выраженной: пребывание рядом с инициированным Небом положительно сказалось на ней. Пламя Солнца, даже в невысвобожденном состоянии, благотворно влияло на Цуну. Казалось, оно лечило не её тело, а душу.

Хибари Кёя был первым, кто по-настоящему испугал её. Шатенка и не подозревала, как много в нём было этого разрушительного пламени. И, что самое пугающее, он уже высвобождал его! Без помощи, без присутствия Неба или проводника!

"Что же вы за монстр такой?" — испуганно подумала Цунаёши. И, кажется, именно её испуг остановил Хибари. Настолько непривычно было видеть подобное чувство на лице этой девочки. Глупо было полагать, что пропагандистская деятельность Савады останется без внимания Грозы Намимори. Он прекрасно знал о бродящих по школе сплетен насчёт него и Цунаёши, слухом он отличался отменным: слышал о бравых попытках шатенки примирить народ к его присутствию.

Хибари привык, что девочка всегда на его стороне. Травоядная, неуклюжая и чрезвычайно бесящая своим поведением, она не должна была удивить его. Но её страх...

Больше Цуна не пропускала занятия, как бы больно глазам не было, как бы не жгло её пламя. И никогда не опаздывала, не получала нареканий учителя, разве что из-за плохо написанных тестов и неуклюжести. Верная Кёко и Такеши были рядом и неизменно ловили шатенку, избавляя от лишних травм. Причин для встреч с Главой Дисциплинарного Комитета больше не было. И она не могла заставить себя вновь влезать в споры и вставать на его защиту.

Отношения внутри их маленькой семьи, так нежданно пополнившейся (Такеши даже несколько раз ночевал в их доме), стабилизировались. Цуна провела разъяснительную беседу, раз и навсегда пояснив близким, что не потерпит больше жалости. Этим она провела черту, в том числе и для себя. Глупо ожидать утешения, если сама заявила, что не будет их слушать. Девочка заставила себя повзрослеть.

Но Кёко все равно иногда плакала. Прямо как сейчас.

— Кёко.

— Подожди, Цу-чан... Я сейчас... Дай мне минуту, прошу, — утыкаясь в ладони, попросила девушка. Цуна молча погладила рыжую по голове и, не выдержав, выбежала из комнаты. Конечно, ушибленное об косяк двери плечо осталось без внимания.



— Кёя, как твои дела в школе?

Хибари раздражённо поправил пиджак. Судя по частому дыханию, его собеседница явно куда-то бежала и, как всегда, на своих высоченных каблуках. Вот как её убедить, что на работу можно ходить в простых "лодочках"? Не послушает же, обзовёт мелким идиотом, а главное, ничего ведь ей за это не сделаешь. Мать, как никак.

— Ребёнок, ты меня слышишь? — с гулким грохотом вопросила женщина.

— Я тебя слышу. Нормально. Ты приедешь на выходных?..

Некоторое время она не отвечала, занятая раздачей отрывистых указаний работникам цеха. Кёя стоял на крыше здания школы, лениво наблюдая за мирной суетой внизу. Кучка, по обычаю сбившаяся во внутреннем дворе, не привлекала его внимания. Пусть болтают, беспорядки не создают — и то ладно. Тем более, сейчас ему не стоит отвлекаться на посторонние дела, даже если трубка вот уже минуту безмолвствует.

— Пф, иногда мне кажется, что я с твоим отцом разговариваю, — рассмеялась мать. Кажется. Кёя прикрыл глаза, пытаясь справиться с наплывом эмоций. Кто-то там болтает, что он как каменная стена — ноль эмоций, не от мира сего, инопланетянин чертов. Только они забывают, что и у него есть слабые места, каким бы хищником он себя не мнил.

Семья входит в круг его слабостей.

— Ты зачем позвонила-то? — проигнорировав её предыдущую реплику, резко спросил Хибари.

Его взгляд метнулся в сторону вышедшей из школы компании. Хибари поудобнее перехватил телефон. Он сам не заметил, как его лицо приобрело выражение сидящего в засаде хищника.

Цунаёши весело тряхнула волосами и подпрыгнула. Разумеется, приземлилась она не очень удачно: умудрилась не заметить лежащий на траве мешок с удобрениями. Кёя чуть заметно нахмурился. С каких это пор Садоводческий клуб разбрасывает свой инвентарь? Давненько проверок не было?

Шатенка вскрикнула, и к ней тут же метнулась вся группа. Ямамото Такеши, звезда спорта местного разлива, что-то говорил, растеряно ероша волосы на затылке. С его глуповатого лица не сходила весёлая улыбка, которая не совсем подходила к ситуации. Сасагава Кёко сосредоточенно кудахтала над девушкой, видимо, не желая замечать, что Цуна её усилиями превратилась в смущённый помидор.

— Меня не жди на вокзале, — отозвался он в ответ на пояснение матери, что она приедет в пятницу.



— Я не уверена...

— Я помогу вашей дочери, можете не сомневаться.

Это странный малыш подавлял своей силой. Нана чувствовала скрытую угрозу, и её материнское сердце не могло успокоиться и не верещать от ужаса: как она подпустит этого человека к её милым дочерям? К её маленькой Цуне?

Он представился Реборном. Вот так просто, без расшаркиваний, хотя доля европейского лоска и налёта аристократичности присутствовали. В строгом чёрном смокинге, словно состоящий на службе в похоронном бюре, при шляпе и, что ещё более странно, с зелёной ящерицей на её полях. Реборн подошёл к ней в супермаркете. Пояснил, что заметил, как выпал кошелёк из сумки женщины, хотя Нана прекрасно помнила, что кошелёк обычно пристёгнут. Они мило поболтали о природе, о политике, пытались поважничать перед друг другом в плане знания истории. Поспорили о кодексе самурая, хотя в современной Японии мало кто разговаривал на подобную тему. Реборн, видимо, поняв свою ошибку в выборе темы, азартно начал болтать с Наной о кинематографе, так он назвал аниме.

Короче говоря, мальчишка развел её на чашку чая, хотя женщина всеми силами пыталась откреститься от подобного "счастья". Все её мысли занимала Цуна. Она могла быть уже дома.

Нет, девочка никак не ограничивала мать в её общении с народом. Просто Нане самой не хотелось тратить впустую время за разговорами и сплетнями. Надо столько всего сделать, а ещё, самое важное, пытаться отбить у девочек свои домашние дела. Право слово, слепота нисколечки не изменила стремления Цуны посадить мать перед телевизором и самой совершить марш-бросок по стратегически важным опорным пунктам дома.

Как-то их разговор с Реборном забрёл на тему современной системы образования, и Нана, совершенно случайно, призналась, что с учебой у её дочери проблемы. И, надо же какое совпадение, Реборн оказался первоклассным репетитором.

— Я сделаю из неё лидера нового поколения.

"Ты имеешь в виду Хранительницу Неба?" — Нана спрятала поджатые губы и светящиеся недовольством глаза, отвернувшись к плите. Она с самого начала не могла понять, что же её так настораживало в этом ребенке. А вот на тебе. Он же явный обладатель Пламени. Причем пользовался он им неоднократно, что наводило мысли об его истинном возрасте.

— Я подумаю. Давай ты оставишь мне свой e-mail*? Я отправлю тебе сообщение, — улыбнулась женщина. Её лихорадило от желания поскорее выпроводить этого человека из дома. Зачем она вообще его сюда привела? Где гулял её мозг?

— Да... Конечно, — прикрыв глаза полами шляпы, отозвался Реборн.

Они улыбнулись друг другу, скрывая за своими идеальными масками истинные намерения.

Примечания:
* в Японии рассылка сообщений осуществляется именно таким образом. Для звонка же набирают номер абонента